dirtysoles

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » dirtysoles » Общество грязных подошв » Образ босоногой девушки в литературе


Образ босоногой девушки в литературе

Сообщений 841 страница 870 из 1112

841

Золотая рыбка
Гориславец Арина

    Нельзя сказать, чтобы Ася так уж любила дачу, но что-то здесь ее неумолимо притягивало. Правда, сейчас все ее мысли занимала золотая рыбка и желание. Одно-единственное... Хотя Ася понимала, что будь этих желаний хоть сто, все равно она так и не загадала бы то самое, нужное и единственное, даже среди этих ста...
       Ася полила грядки. Она вообще любила это делать. Девушка сняла обувь, закатала джинсы и наслаждалась шелковой травой и ледяными брызгами воды из лейки. Капельки искрились маленькими радугами на солнце. Ася радостно засмеялась - просто от счастья, просто потому, что в душе пела невидимая скрипка, а капельки воды так восхитительно сияли в лучах солнца... Что еще надо для счастья?..
       - Зинаида Юрьевна! Зинаида Юрьевна! - прошло минуты две, прежде чем замечтавшаяся Ася поняла, что мужской голос звал ее бабушку. Осознав сей факт, Ася, роняя лейку и наступая на петрушку, ринулась к калитке. Калитка представляла собой железную сетку, увитую виноградом. Не удержавшись, Ася схватила налитую сладким соком золотую ягоду и зажмурилась от удовольствия. А когда подняла веки, встретилась янтарными глазами с чьими-то голубыми, похожими на воду. А в воде плескались золотые рыбки с желаниями, как успела заметить Ася...
       - Ой... А вы кто? - поинтересовалась она у высокого крепкого парня лет двадцати. Парень был какой-то весь шкафоподобный, такое чувство, что ему неуютно в этом шкафоподобном теле с мощными мышцами, бычьей шеей и широкими плечами. Поэтому он немного стеснялся, но широко расставленные голубые глаза смотрели добродушно и искренне, а широкая улыбка заставила Асины губы разойтись в такой же приветливой улыбке.
       - Привет... А Зинаида Юрьевна где? С ней что-то случилось? - Ася суеверно сплюнула три раза через плечо и, смущенно улыбнувшись, ответила:
       - Нет, что ты! Просто она дома осталась, а я сюда ей помочь приехала. А ты... то есть вы - кто? - парень явно не знал, куда деть мускулистые руки. Он то совал их в карманы шорт, то прятал за спину, то крутил в руках отросток виноградной лозы...
       - Я сын ее подруги, баб Вали, может, знаешь, из Золотоноши. Она хочет к вам съездить, а я сказал, что лучше я сам съезжу узнать, тут ли вы еще... А то чего ей мотаться туда-сюда, она ж немолодая уже... - с искренней, пробивающейся через грубоватый слог заботой, произнес он.
       А Ася уже не слушала. Она смотрела на этого немного неуклюжего добродушного парня, в белых, выгоревших волосах которого запутались солнечные лучики. Смотрела на зеленые виноградные листья, на золотые виноградинки, которые словно светились изнутри, как будто в них плескалось озорное счастье... Ася вдохнула горячий, пахнущий травой, резиновыми шлепками и почему-то немного свежими яблоками, воздух, и улыбнулась. Ей почему-то показалось - желание сбывалось. Хоть она его и не загадывала...
       - Здорово, вот бабушка обрадуется! А зовут тебя как? - Ася смело перешла на "ты". Ей было легко и уютно. Как будто она разговаривала с Днепром...
       - Антон. Друзья Тохой зовут.
       А у Аси в голове уже кричали чайки, шумел прибой и горячая галька обжигала пальцы... Запах моря - он немного странный. Сначала кажется противным, чуть ли не тошнит от него, а потом вдруг понимаешь, что приятнее не может быть ничего. Море пахнет йодом и свежестью, свободой, мудростью, мечтой и ветром. Вот такой он - этот запах...
       - Ты похож на моряка. Настоящего, из какой-нибудь сказки... Не капитана, не юнгу, а именно матроса, который любит простор и море... - Ася сама не знала, зачем это сказала. Просто сказала. А зачем вообще все эти шаблонные фразочки? Они для тех, кто не знает, что сказать. Чтобы не возникало неловкого молчания. А Ася знает. И говорит...
       - В сказках настоящих моряков не бывает. Они там придуманные, - спокойно ответил Антон, не удивляясь сравнению. В глазах у Аси заплясали бесенята.
       - А кто сказал, что наша жизнь - не сказка? И что мы тоже не придуманные? Сочиненные каким-то мудрым сказочником, который следит и удивляется, до чего же мы порой глупы - бунтуем и не действуем согласно указанному сценарию...
       - Просто он сам не знает, что никакого сценария нет.
       - Нет, он знает! Но хочет как лучше. А нам этого не надо. Мы сопротивляемся. И незаметно как-то получается, что каждый сам пишет свой сценарий, а сказочник остался не у дел... Хотя он не жалеет. Он все равно нужен... - Антон улыбнулся, заметив Асины измазанные в земле босые ноги и мокрые джинсы. Проследив за его взглядом, Ася рассмеялась

...

    Как это и водится у Аси, они опоздали на прямой троллейбус. Обидно так опоздали - двери захлопнулись прямо перед носом. Ася спокойно констатировала: "Зато можно поболтать". Но болтать не тянуло. Был вечер, солнце почти спряталось, а от тротуара веяло жаром. Ася разулась и потрогала ногой асфальт. Очень теплый, но не обжигающий. Асе понравилось.
       - Ты странная. Я таких еще не видел...
       - Это плохо?
       - Это круто. И ты тоже... э... ты классная. Как будто думаешь о другом, а видишь меня насквозь...
       Ася села на твердую скамейку, мышцы устали за день. Вчера она в это время сидела на пристани и ждала... Чуда ждала. И вот оно, Чудо. Просто Чудо. Обычное, без магии, без заклятий и шика... Такое вот. Задумчивое чудо.

...

    Ася и Антон провели незабываемые выходные. Ася будила спящего без задних ног Антона в пять утра и тащила на пирс - смотреть восход. Полдороги Антон спал на ходу, а потом просыпался и бодро прыгал с пирса. Выныривал, смешно фыркая, карабкался по цепям на пирс и, схватив в охапку смеющуюся Асю, прыгал вместе с ней. А потом они сохли на покрытых засохшими водорослями камнях и жмурились на солнцепеке. Ася потащила Антона на заброшенную спасательную вышку, отгороженную забором. Антон помог девушке перелезть через высокую ограду. Босые ноги скользили по камню, ржавые перила заброшенной вышки обдирали руки. Винтовая лестница, словно ввинченная в небо, привела к маленькой площадке, откуда открывался вид на реку. Ася зачарованно выдохнула, а Антон с любопытством обошел всю крошечную площадку, а потом сел на ограждение, любуясь Асей. Девушка восхищенно смотрела в синюю даль, где прозрачная вода сливалась с горизонтом, и реяли на ветру паруса яхт. Распущенные, высохшие на солнце волосы развевались на теплом влажном ветру, а янтарные глаза расширились, вбирая солнечный свет и голубизну реки...
       - Привет... Сегодня хороший день, да? - тихо спросила Ася у Днепра. Волны тихонько зашуршали, соглашаясь. В речном порту гудели корабли-черпатели. Антон обнял Асю за худенькие плечи и спросил, чувствуя, как Асино восхищение передается и ему:
       - Все еще разговариваешь с рекой? У тебя ведь есть я! - Ася улыбнулась, запрокидывая голову, чтобы коснуться головой плеча Антона. Эти прикосновения доставляли ей неземное блаженство, такое же, как и прикосновение холодной воды. Только это были разные ощущение.
       - Ты - это другое. Днепр - часть моего мира, а ты - часть меня. Как-то так. Ой, сторож идет! - вдруг воскликнула Ася, хватая Антона за руку. Сторож, громко причитая на чистом украинском языке, ковылял им вдогонку, а Ася с Антоном уже прыгали с забора и с хохотом неслись к воде, поднимая столбы брызг...

...

       ...Первое время было тяжело и больно. Ася улыбалась, но другой улыбкой - пустой и печальной. Как лучи закатного солнца... Она подолгу бродила по городу, не по пляжам и пирсу, а по дворам и проспектам, ездила на троллейбусе наугад... Погода соответствовала - шел дождь, и Ася молча прислонялась лбом к холодному стеклу троллейбуса и смотрела на сползающие вниз небесные слезы...
       А потом, постепенно, жизнь возвращалась к ней. Она садилась на кровати, открывала окно, вдыхая свежий, мокрый от дождя воздух, и улыбалась золотой рыбке. Рыбка приникала большими губами к стеклу, словно пыталась что-то сказать. Видимо, напоминала о желании... Ася задумчиво смахивала слезинки со щек и шептала:
       - Желание. Только одно - халявы ведь много не бывает, ты знаешь... Но я правда не знаю, что загадать. Чтобы это было правильным и нужным... Вроде все идет, как должно идти. Так надо. А значит, это прекрасно...
       Ася вздохнула и крепко сжала банку с рыбкой. Она начинала понимать. Менять мир не стоит, стоит менять только свое отношение... И Ася вышла на улицу, набросив спортивную курточку и прижимая к груди банку с рыбкой. Дождь обливал ее лицо, одежду, волосы, пузырил лужи и бурлил в канавах...
       Ася запрокинула голову, сбросила резиновые рыночные шлепки и засмеялась. Она поставила банку на тротуар и закружилась по улице, звонко смеясь и раскинув руки. Босые ступни ощущали прохладу воды и тепло нагретого асфальта. Мимо проходили сутулые люди, прячущиеся под зонтиками, и неодобрительно смотрели на девушку. Ася рассмеялась - звонко, искренне, как и раньше:
       - Думаете, я сумасшедшая? Нет. Если только чуть-чуть...
       А капли плясали по дороге и крышам, весело шумели в водосточных трубах и радовались, что нашлось существо, которое понимает их. Эта странная счастливая девушка, насквозь мокрая и босая...

0

842

Да будь он трижды параллелен
Серая Мария

* Что будет если взять трех лучших подруг из нашего времени и выкинуть их в другой мир? Что будут делать они? Скучно не будет! *

    - Девочки! - проблеяла Алина. - У меня глюки!
       - С чего ты это взяла? Мы же вчера много не пили, - философски протянула Алиса, все так же не размыкая век.
       - Может пиво просроченное? Или вообще паленое? - сонно протянула я так же не желая открыть глаза.
       - Глаза раскройте! - рявкнула на нас Алина.
       Я сдуру открыла. Чтобы не верить в собственное сумасшествие я закрыла глаза обратно.
       - Лина, скажи мне, что мне все это кажется! И тебе все это кажется!
       - Это гриппом все вместе болеют, а с ума поодиночке сходят! - голосом кота Матроскина заключила Алина. - Ты тоже все это видишь?
       - Вижу, но лучше б я сошла с ума.
       - Девушки, а вы о чем? - спросила Алиса откуда-то из-под одеяла.
       Алина зарычала и сдернула с нее одеяло. Алиса открыла глаза и минуты две ошарашено оглядывалась по сторонам.
       - Мать моя аптекарша! - завопила она когда весь смысл увиденного дошел до ее сонного сознания. - Маня! Ты куда нас закинула?
       - А чего сразу я крайняя? Дискриминация по цвету волос! - праведно возмутилась я.
       - А кто еще из нашей троицы вопил о параллельных мирах? На! Кушай не подавись!
       Мы находились на лесной поляне. Лес был не наш. Сразу понятно. В наших лесах всегда сумрачно, грязно и просто тоскливо. Этот же лес был абсолютно солнечным. Нигде было не видно мусора. Пели птицы. Я спала прямо на траве, а девчонок прихватило вместе с кроватью. Колоритная мы группа. Я прислонившись спиной к собственной кровати и девчонки озадаченно сидящие на ней. Хвала кому-нибудь, но вчера мы не разделись и спали прямо в одежде. Единственным минусом была обувь. Ни у одной из нас ее не было. Я прошлась по траве. Особого вреда она мне не принесла, наоборот ходить по ней было одно удовольствие.
       - Что делать будем, товарищи? - спросила Алиса.
       - Давайте пока без паники! Вопрос номер один - где мы? Номер два - куда идти? Номер три - что искать? И финальный вопрос - какого демона мы вообще тут делаем?

...

    Мы остановились перед открытыми дверьми. Лакей ударил посохом об пол и возвестил:
       - Принц Делиорель и Стражница Шторма!
       Дел вцепился в мою руку и величаво поплыл сквозь расступающуюся толпу.
       - Ты принц! - прошептала я. Я чувствовала что бледнею с каждой минутой.
       - Мария! Держи себя в руках, что с того что я принц?
       - Простите Ваше Высочество, - прошептала я и вырвав руку из его хватки (чуть не вывихнула себе конечность!) выскочила из залы. Подхватив юбки я неслась куда-нибудь лишь бы подальше от этого зала. Подальше от этого ... принца! Туфли мешали поддерживать нужную мне скорость и я не мудрствуя лукаво разулась и побежала босиком. Вряд ли в эльфийском лесу будут валяться битые бутылки. Бежала я наверно около получаса в приличном темпе, слава богам никто не додумался за мной побежать. Оглядевшись я поняла, что вернуться не смогу ибо дорогу не запоминала, от этого стало еще гаже на душе и я сев возле дерева разревелась.
       Какая же я дура! Раньше шансов не было никаких, а для принца я даже в посудомойки не гожусь! Вот ведь наивная дурочка. Ничего у меня никогда не было и никогда не будет. Будь он трижды параллелен этот гребаный мир! В своем была жалкой, а тут упала еще ниже.
    - Почему ты плачешь? - раздался знакомый баритон.
       - Владыка вам не стоило оставлять гостей ради того что бы успокоить одну тупую уродину.
       Он протянул мне руки и мне пришлось ухватиться и подняться. Владыка критически осмотрел меня достал платок и стал вытирать мое мокрое от слез лицо. Представляю как жутко я сейчас выгляжу, белки глаз красные, сами глаза сейчас бирюзовые, нос красный еще и распухший!
       - Владыка...
       - Данариан. Или просто Дан, - поправил меня он, не отрываясь от собственного занятия.
       - Данариан, зачем?
       - Потому что не должна такая красивая, молодая девушка плакать. Тем более на балу в ее честь. Да и вы мне обещали первый танец.
       - Я не могу туда вернуться, - я опустила глаза и сжала кулачки. - Я просто не могу.
       - Тогда потанцуем прямо здесь, - Данариан привлек меня к себе и повел в танце. Я вообще первый раз была ведома. Вальс я в жизни не танцевала, да и вряд ли эльфы танцуют именно вальс, но должна признать Данариан вел отлично. Я ни разу не оступилась и даже начала получать удовольствие. Потом поняла, что мы остановились и я через чур внимательно рассматриваю Владыку эльфов. Особенное мое внимание притягивали его губы, которые приближались к моим. Данариан прижал меня сильнее и страстно поцеловал. Сначала я неумело отвечала, а потом вошла во вкус и крепко обняла его за шею. Спустя несколько минут мы оторвались друг от друга глубоко дыша.
       - Черт подери! Я ведь пришел уговорить тебя вернуться на бал, а сейчас кажется уже и сам не хочу туда, - он улыбнулся и еще раз поцеловал меня. Теперь я покраснела вся. - Пойдем?
       - Да, только по отдельности я должна еще свои туфли найти тут.
       - Хорошо, я пойду а здесь оставлю открытый портал, только не задерживайся.
       - Не буду.
       Данариан исчез в портале, а я побрела искать свои туфли. Отойдя от портала на пару метров я уколола ногу и наклонилась за тем что бы посмотреть, когда услышала этот звук. Рычание. Нехорошо.

...

Плохо понимая что происходит я разворачиваюсь и бегу что есть сил к лесу. Я знаю его как саму себя, я смогу спрятаться. Дыхание сбивается, в ушах оглушительный стук сердца, но мне нельзя останавливаться. Рядом просвистела стрела, совсем близко. Нельзя бежать по прямой, нельзя дать им прицелиться. Петляя как заяц я смогла добраться до леса, за мной не побежали. Они сделали проще. Подпалили лес. Он был небольшим и они надеялись, что я сгорю. Так бы и произошло, если бы не леший. Он открыл для меня дерево, очутившись внутри я расплакалась. Я слышала рев пламени, я почти чувствовала его жар, но дерево и леший надежно спрятали меня. Спустя какое-то время дерево раскрылось и я кивнув лешему в знак благодарности вышла. Леса больше не было. Он сгорел. Я шла по черному, белый сарафан перепачкался, босым ногам было горячо. Преследователи не стали ждать, они посчитали что маленькая девочка сгорела в лесу. Я побрела обратно. Тело брата я нашла быстро, стрела вошла прямо в сердце. Слез не было. Я просто не могла позволить себе сейчас расплакаться. Взвалив на плечи тело брата я медленно пошла к деревне, много раз останавливалась передохнуть, много раз падала. Деревня так же выгорела дотла.

0

843

Мой персональный эльф
Зайцева Оля

Мне снилось необыкновенное место, я никогда не была в таком, и не отказалась бы как-нибудь съездить в отпуск. Вечерело. Я сидела на берегу небольшого озера на крупном широком плоском камне, который лежал наполовину в воде, наполовину на берегу. Камень был теплый, видимо нагрелся за целый день на солнце. Вода в озере была чистая и прозрачная, на дне виднелся мелкий белый песок и темные округлые камешки. Около берега плавали небольшие золотистые рыбки, вот только формой они были не такие как наши обычные золотые аквариумные рыбки, а напоминали сомов. У них росли длинные белые усы, чешуя на спинке отливала ярким золотом, а ниже к брюшку светлела и становилась более матовой. Рыбки совсем меня не боялись, и плавали близко к поверхности воды рядом с камнем. Дул легкий теплый ветерок, доносивший откуда-то цветочные запахи.

Напротив меня на другом берегу стоял сказочной красоты необычный замок из серо-голубого камня. Замок словно взмывал вверх с береговых скал, в озере отражались его стройные высокие башенки по бокам стен, и верхняя часть основного здания под синей черепичной крышей. Множество стрельчатых окон в башнях создавали иллюзию хрупкого кружева, на крышах башен на шпилях развивались узкие зелено-голубые флаги. Вокруг замка было много зелени, стены снизу оплетало какое-то растение типа винограда или хмеля, мне было не видно с такого расстояния. Побеги растения перетекали с камней скалы на каменную кладку стен. И над всем этим великолепием раскинулась яркая голубизна неба, в которой высоко лениво плыли большие белые глыбы облаков. Я некоторое время просто сидела не в силах оторваться от такого вида. Как будто открыла буклет о путешествиях и обнаружила рекламную фотографию дорогого элитного тура.

Налюбовавшись замком, я перевела взгляд вниз на свою одежду. На мне были зеленые брючки в обтяжку, белая блузка с широкими рукавами, а сверху корсет из темной плотной ткани на шнуровке. На ногах обуви не было. Ну точно, попала в сказку. Какой замечательный сон. Так спокойно и приятно. Жаль, что у меня нет хлеба, я бы с удовольствием покормила рыбок.

- Вижу, что тебе тут нравится. - вдруг раздался голос позади меня.

Меня просто подбросило вверх. Я так резко повернулась, что чуть-чуть не упала в воду. Рядом с камнем на берегу стоял молодой мужчина. Мужчина был красив, красив по-настоящему, очень правильные и гармоничные черты лица, густые распущенные темные волосы длиной чуть ниже плеч, светлые не понятного оттенка глаза. Ростом примерно 180 - 185 см, как я попыталась прикинуть. Довольно плотного телосложения, так во всяком случае казалось за одеждой. Одет он был очень просто. Одежда была чистой и аккуратной: темно-коричневые узкие брюки с темно-голубым кожаным поясом, на котором висела небольшая сумочка, короткие коричневые сапожки из замши, светло-голубую рубашку рукавами и темно-коричневый жилет поверх рубашки. Никакого оружия или украшений я не заметила. Мужчина стоял и ждал, когда я закончу таращится на него, и скажу что-то внятное. Но я, увидев, хоть и во сне, такого красавца, молча, продолжала его рассматривать.

- Может поговорим? - спросил он, заправляя за ухо прядь волос.

- Обалдеть!! Эльф!! - совершенно невежливо вскрикнула я, когда увидела острый кончик длинного уха, которое открылось моему взгляду. На кончике уха висели две золотые сережки-колечка, соединенные между собой короткой цепочкой.

- Совершенно верно. И зовут меня - Руне Талендил. - сообщил мне эльф с усмешкой.

Если бы я могла, как книжная барышня лишиться чувств, то, наверное, упала бы в обморок. Но таких навыков у меня не было, так что пришлось просто сползти по камню к воде и побрызгать на себя водичкой. Вода, кстати, оказалась теплой. С усилием взяв себя в руки и вновь взглянула на эльфа. Лицо его было бесстрастно, но одна бровь поднялась повыше другой. Видимо это было сдержанное выражение удивления от увиденного.

- Все в порядке? - спросил Руне.

- В полном. Если не считать того, что крыша у меня почти съехала. - ответила я.

- Не понял, при чем тут крыша?

- Не бери в голову, это выражение такое. И да, меня зовут Лола.

- Я знаю, как тебя зовут, и еще некоторые вещи. И нам нужно поговорить. Слезай с камня, пройдем чуть-чуть по берегу. Там левее есть небольшая беседка, с удобными сидениями, мы сможем без помех обсудить все вопросы.

Я пожала плечами, беседка, так беседка. Очень реальный сон, мне было интересно, что ждет меня дальше.

- Пойдем. - эльф протянул мне руку, помогая спустится с камня.

Мы пошли по тропинке вдоль озера, впереди шел Руне, а я шагах в двух позади. Эльф шагал вперед мягкой почти бесшумной походкой, движения его были экономными, руками при ходьбе он не размахивал, растительность по бокам дорожки не задевал. Я сначала беспокоилась, что мне будет не слишком комфортно идти босиком, но опасения оказались напрасными. В мои голые пятки не впивались никакие острые камни и палочки, дорожка была ровная и посыпана мелким белым песочком. По бокам тропинки чередовались заросли какого-то кустарника цветущего белыми мелкими цветочками и высокие стебли растения с листьями по форме напоминающими лопухи. Всё, казалось, росло само по себе, но края дорожки были выложены крупной галькой и растения чередовались с заданной частотой, за посадками явно ухаживали тщательно поддерживая иллюзию природной дикости. Еще несколько шагов и из-за поворота тропинки показалась деревянная беседка, удивительно, как она напоминала сооружение в китайском стиле, эдакая небольшая деревянная пагода. Мне никогда особо не нравилась восточная архитектура, а тут во сне мой мозг подкидывает такие интересные вещи.

...

Знакомое место. Я повернулась, услышав всплеск позади себя. Так и есть! Озеро и возвышающийся на другом берегу замок Руне. Наконец-то, удалось! Я не стала дальше крутить головой по сторонам и разглядывать свою одежду, а сразу побежала вверх к тропинке, что вилась среди зелени, и припустила по ней к беседке. Почему-то я решила, что Руне обязательно ждет меня именно там. Только бы Алекс не вздумал меня сейчас будить! Я споткнулась и чуть не упала. Бегать босиком по гравийной дорожке - это все-таки не очень приятное дело. Еще поворот и показалась знакомая мне "пагода". Сердце колотилось и не только от быстрого бега. Я влетела внутрь беседки. Ах!

- Руне! Ты тут! Я знала. - закричала я.

Спиной ко мне в ближайшем кресле сидел эльф, из-за высокой спинки виднелась темная густая шевелюра и два длинных уха. Мелодично звякнули сережки, эльф повернул голову в мою сторону. Он улыбался и, казалось, был так же рад меня видеть, как и я его.

- А я тебя ждал. - он встал - высокий и красивый.

На нем был такой же костюм, как на Эльрине. Скопированный до мельчайших подробностей: светло-бежевые брюки и белая рубашка с распахнутым воротом, на запястьях висели очень похожие кожаные браслеты с бусинками. Вот только на шее на цепочке висела большая подвеска-стрекоза, а не такой кулон, как у моего Эльрина.

Мне захотелось сделать еще пару шагов вперед и обнять его. И я почти уже сделала первый шаг, и следующий бы тоже, но тут я вспомнила слова Гвена, которыми закончилась наша последняя встреча. И это меня отрезвило, я остановилась. Дура я и есть! Некоторое время мы просто простояли молча друг против друга, пока Руне не улыбнулся еще раз, как мне показалось немного смущенно, и не указал рукой на мое кресло.

- Садись, у нас есть время поговорить.

Я с ногами забралась в кресло и, как и раньше взяла в руки атласную ярко-синюю вышитую подушку. Эльф опустился в кресло напротив и вытянул ноги, обутые в высокие сапоги на шнуровке

...

Я в волнении тоже подскочила с места и теперь стояла напротив эльфа, комкая в руках подушку. А вот он напротив, как будто успокоился, и не спешил восторгаться моей проницательностью и благодарить за отличную версию. Он забрал у меня из рук подушку и бросил ее мне за спину в кресло. Потом взял за руку и потянул к выходу.

- Пойдем к озеру.

Я удивилась, но прогуляться согласилась.

- Пойдем.

Мы вышли из беседки и спустились по ступенькам вниз на маленький потайной пляж. Руне прошел вперед и остановился у самой воды, а я, пользуясь тем, что босиком, зашла в теплую воду. После того, как эльф успокоился, стих и ветер и передумал собираться дождь.

...

Тихий плеск воды, знакомый пляж, большой камень, замок на другом берегу. Я снова в чудесном сне в знакомом месте. У меня возникло ощущение, что я дома. Не первый раз я стояла на камне, и он грел мои босые ступни. Понятно, я опять без обуви. Зато изменения в одежде, на мне темно-зеленые брючки и такого же насыщенного цвета корсет. Блузки нет. Любопытно, кто-то решил придать моему облику больше сексуальности. Я немного нагнулась над водой и увидела свое отражение в воде, - а мне идет!

Но сегодня я не одна. Рядом Ал. Его одежда не такая запоминающаяся - обычная футболка и голубые джинсы. Он тоже босиком. Ветерок запутался в его взъерошенных волосах. Алекс первый раз в моем сне и как заправский турист, с интересом рассматривает башни серо-голубого замка. А я наблюдаю за ним и улыбаюсь.

- Нравится? - я взяла его за руку.

- Очень, - он оторвался от вида и повернул голову ко мне.

Удивительные пестрые глаза почти сияют, и я опять задала себе вопрос, почему потеряла столько времени.

...

Ой! Я сплю?! Я чуть было не проснулась от неожиданности.

- Гвен?!

Мне наконец пришло в голову посмотреть на свою одежду. Действительно, одета в знакомый костюм - все те же облегающие брючки, все тот же легкомысленный корсет, и опять - босиком. Хоть бы туфли какие-нибудь дал или босоножки!

- Уже тысячу лет - Гвен. Мы тут с интересом смотрели, как ты сама формируешь себе обстановку во сне. Это так поучительно. - съехидничал дракон.

- Смотрели? - я начала озираться по сторонам.

И увидела остальных. Рядом с развесистыми кустами со странными темно-зелеными овальными листьями стоял Алекс, а чуть в стороне от него Руне. И оба мило мне улыбались.

Каждой женщине приятно, когда ей улыбаются такие красавцы.

0

844

Гетера
Тарасова Лариса Лаврентьевна Юрикова

    На пристани, куда детей доставили на веселеньком голубом катере, Данку никто не встретил. За ней должна была приехать мама, но ее почему-то не было. Прибывших ребятишек быстро расхватали радостные и соскучившиеся родители, а Данка спряталась за высокую решетку причала и сквозь нее высматривала, как в машины и в рейсовые автобусы усаживаются тараторящие дети с улыбчивыми родителями. Воспитательница, оглядев опустевшую площадь перед пристанью, сказала: "Всех забрали, поехали", девочку за частой решеткой она не заметила. Данке до слез стыдно было показаться и признаться, что ее не встретили, очень стыдно почему-то! Чувство потерянности и обреченности горько и больно вошло в ее незащищенное сердечко и заставило спрятаться, забиться в самый укромный уголок и никому, никому не говорить, что о ней забыли. Конечно, она могла бы доехать до города на рейсовом автобусе, но у нее не было денег на билет, а зайцем разве можно? Данка просидела на жестком диванчике у кассы до вечера, все еще надеясь, что мама вспомнит и приедет за ней. Она чуть шею не свернула, встречая взглядом выходящих из автобусов городских пассажиров: вот сейчас, сейчас мелькнет мамин зеленый плюшевый жакет, вот сейчас, нет, не она, и вон та - не она, значит, мама приедет другим рейсом.
       
       Потеряв всякую надежду, Данка надела на плечи тети Шурин рюкзачок, да и пошла в город пешком. Она шагала мимо мичуринских участков, мимо картофельных полей, мимо морковных полей, где, оглядевшись, стыдливо своровала две морковки, обтерла с них землю зеленой верхушкой и с удовольствием съела. В рюкзачке, правда, лежал подарок, его выдали на катере перед отплытием из пионерского лагеря, там лежало большое красное яблоко, мандаринка, пять штук грецких орехов и конфеты с печеньями. Но подарок Данка везла маме, поэтому стерпела и перекусила морковками.
       
       Теплое августовское солнце уже садилось за городские многоэтажки, когда Данка подошла к своему дому. На лавочке у подъезда сидели соседи, они удивленно повернулись к ней.
       - Данка, а ты куда это? - Спросила тетя Шура.
       - Здравствуйте, - поздоровалась девочка, - я домой.
       - Ты приехала, что ли, бедолага?
       - Да, - Данка остановилась, ничего не понимая.
       - А вы тут теперь не живете, переехала мать-то, пока ты в лагере была.
       - Переехала? - Испугалась Данка, - куда? А я? - И почувствовала, как противно пересохло во рту.
       - Не знаю, не знаю, - осуждающе покачала головой тетя Шура,- а рюкзак мой ты сейчас отдай, а то забудешь еще.
       - А я? - Повторила девочка.
       - Подожди, Шура, - пожалела Данку Полина Эдуардовна с третьего этажа, - твоя мама обменялась квартирами, и теперь в вашей квартире живут те, в чьей квартире будете жить вы, поняла? Ты, Даночка, зайди к ним и спроси их адрес.
       - А книга?? - Внезапно вспомнила Данка и теперь испугалась по-настоящему.
       - Я сама к ним сейчас зайду, - решила Полина Эдуардовна, - а ты подожди-ка, - и она вошла в подъезд.
       - Да у нее и не поймешь ничего, у Аньки этой, - продолжали судачить женщины, - то ли замуж вышла, то ли квартиру сменила.
       - Да кто ее возьмет-то? За-а-амуж, - не обращая никакого внимания на девочку, рассуждали соседки, - приняла очередного, и все. Только и знает, что...
       
       Потрясенная происходящим, уставшая, отшагавшая от пристани больше десяти километров, Данка стояла у знакомого подъезда. Рюкзачок так и висел у нее за плечами. Сандалики, у которых с мясом отлетели застежки, она держала в руках, в каждой - по сандалику, босые ноги до колена покрылись серой придорожной пылью, вокруг рта запекся грязный ободок от съеденных на поле морковок. И очень хотелось есть, очень. Несколько раз по дороге домой она раскрывала нарядный бумажный кулек с подарком, нюхала яблоко, а мандаринку даже в руки брала, съесть хотела, да удержалась: что ж это будет за подарок без яркой, красивой, душистой мандаринки. Тогда Данка осторожненько высыпала на ладошку раскрошенное печенье, его и съела.
       
       - На вот, держи адрес, - Полина Эдуардовна вышла из подъезда и протянула Данке бумажку, - это Гришинский дом, его так все называют, ты мимо него от пристани шла, Даночка. А квартира ваша теперь номер пять будет, поняла?
       - В том доме? - Спросила Данка.
       - Да-да. Ты бы шла поскорее, темнеет уже, - и обратилась к соседкам: - надо же, не встретили бедную девочку.
       - Ты пешком, что ли топала от пристани? - Сочувственно покивала бабушка из второго подъезда, - ой-ой....
       - Да, - прошелестела Данка.
       - Выложи свои вещи-то, - напомнила тетя Шура, - я рюкзак заберу, не измазала? Вроде нет. На-ка вот авоську, в нее и убери свое, да потом занеси, не забудь.
       - Хорошо, спасибо, - тихо поблагодарила девочка и пошла искать Гришинский дом, он где-то около перекрестка находился. "Мама вышла замуж, - с горькой тоской рассуждала она, - значит, другой дядя станет жить с нами какое-то время, и квартира другая теперь. А я? Меня туда пустят? Может быть, этот дядя и заставил маму, вот она и не приехала за мной на пристань. А если меня в ту квартиру не пустят, то где тогда я буду жить? А книга??!"
       Идти по городскому асфальту босиком было еще больнее, чем по гравийной дороге от пристани, здесь попадались стеклышки, какие-то колючки, железки. Данка споткнулась, наступив на что-то острое, поранила пятку, помазала ранку слюной, да только грязь развезла, поискала в траве подорожник, не нашла и пошла, прихрамывая, дальше.
       
       Село солнце. На светлом еще небе зажглась первая звезда.
       
       
       Звонок у квартиры номер пять не работал, Данка долго стучала сначала согнутым пальчиком, потом - всеми пальчиками, потом и кулачком. Наконец, за дверью послышалась возня, стукнула щеколда, и в образовавшуюся щель выглянул высокий мужчина с рыжеватыми волосами и очень голубыми глазами.
       - Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Данка.
       - Ну-у, - кивнул тот покладисто головой и стал на пороге.
       - Я к маме. Она здесь?
       - К маме, это к кому? - Удивился мужчина.
       - Она Анна Васильевна, - еще не плача, но уже предчувствуя подступающее горе, произнесла девочка, - мама сюда переехала.
       - Анна Васильевна? - Переспросил голубоглазый и недоуменно пожал плечами, - а! Это Анька, что ль? А ты кто?
       - Я Диана, - по-взрослому назвала себя девочка, чтобы не подумали, что она маленькая, и что с ней придется возиться.
       - Кто там? - Издалека послышался голос мамы.
       - Да тут к тебе девочка пришла, Ань, - мужчина так и не отошел от двери, но за его спиной показалась мама.
       - Данка? - Очень удивилась она, - ты что это здесь делаешь?
       - Я приехала. Из лагеря, - уточнила она и добавила: - я подарок тебе привезла, с мандаринкой.
       - Какой там подарок еще! Вас - что, раньше отправили?
       - Я не знаю.
       - Вы там еще целую неделю должны были оставаться, - недовольно и раздраженно выговаривала мать.
       - Я не знаю, - повторила Данка и не заплакала, только внутри у нее все сжалось, никак не могло разжаться, и стало больно дышать. Она по-прежнему стояла за порогом незнакомой квартиры, в которой теперь жила мама и этот дядя с голубыми глазами, и точно знала, что сюда ее не пустят!
       - Иди к себе, проходи, чего стоишь? Там твоя кушетка стоит, а сейчас - спать, вещи разберешь завтра!

0

845

Рыбаченко Олег Павлович
Вселенная против вселенной-2 Не сойти с ума.

     Юноша спросил:
      - А если кто-нибудь из пиратов выстрелит из трубки по тебе или мне. Ведь это не мушкет, что грохочет как гром!
      Мирабела спокойно ответила:
      - Ну во-первых, кинжал тоже можно метнуть между лопатками, а во-вторых я готовлю к яду антидот!
      - Что?
      - Ну противоядие! Его еще антидот зовут!
      - Понятно! Ты я вижу девушка с фантазией!
      - А ты мальчик недалекий!
      Арцефал обиделся:
      - Не называй меня мальчиком! Я муж и боец! Давайте лучше кое с чем разберемся!
      Мирабела удивилась:
      - С чем!
      - Ты ведь женщина! И женщина очень красивая.
      - Да конечно!
      - И пираты желают тебя! Знаешь какая это проблема для меня и головная боль. Тебя ведь нужно защищать.
      Девушка рассмеялась и подхватив пальцами  босых  ног кинжал, с силой метнула его в кору.
      - Я сама кого угодно защищу! Не бойся отобьюсь от пиратов...

...    Мирабела прищурилась:
      - Так ты чего хочешь милый мальчик!
      - Быстрей со всем этим разобраться!
      - Так помогай! Да и сапоги сними, тебе без них будет удобнее.
      - Я тогда буду похож на юнгу!
      - Не сапоги красят капитана, а капитан сапоги. Я ведь не стесняюсь ходить босиком. Девушка ловко подхватила пальцами ноги корешок и перебросила его себе в руку, продолжая готовить в нескольких котлах зелье.
      - Здорово у тебя получается! Давай я попробую! - Попросил мальчишка.
      - Хорошо только не отвлекайся от главной задачи.
      Мальчики вырвал какой колючий корено, но исколол пальцы, попробовал швырнут поднимая ступню. Получилось не так ловко как у Мирабелы, но он все же корешок поймал.
      - Видишь я тоже так могу!
      - Но тебе пришлось наклониться!
      - Ну и что же! Ведь главное что поймал.
      - Ну да в древнем футболе тоже так! Главное поймай и не зевай. И при этом хоть вывернись наизнанку...

...    Янка кивнул:
      - Это конечно бы хорошо, но наши танки грязи не бояться. У нас нет свободного времени.
      - Еще будет! Когда поместят в барак для торговли, смажут целебным маслом и хорошо откормят, заодно дадут поспать в волю. Тогда может и нарисуешь нам свои танки.
      - Хорошо! Так оно и будет! - Мальчишка отступился, острый камень ушиб пальцы  босой  ноги ребенка. - Ох какая- трудная дорога!
      - Привыкай! Рабам до совершеннолетия обувь совсем не положена, даже если они домашние. Так велит закон! Тебе сколько!
      - Двенадцать!
      - Значит еще четыре года будешь ходить босиком! - Сказал с усмешкой Садат.- А потом как повезет. Все же ты зря хозяину шахматы сделал, в гареме тебе было бы куда лучше. Особенно ценны твои светлые волосы, да и сам ты очень привлекательный.

0

846

Рыбаченко Олег Павлович
Вселенная против вселенной-2 Не сойти с ума.

Пора писать руководство: "Как прочитать всего Рыбаченко и остаться в здравом уме".

Проблема в том, что я сам не знаю, как :huh:

0

847

Пора писать руководство: "Как прочитать всего Рыбаченко и остаться в здравом уме".

Проблема в том, что я сам не знаю, как :huh:

Как остаться в здравом уме - второй вопрос.
Первый вопрос - как вообще прочитать и не бросить (если это вообще нужно).

Единственная вещь у этого автора, которую я смог хотя бы просмотреть по диагонали - это "Взрослые приключения Гарри Поттера", 1-я часть. И то с трудом :(

Отредактировано wolsung (2011-08-08 09:17:15)

0

848

Ночь гнева
Сакович Мария Георгиевна

    Я подняла голову и поймала ноздрями поток ветра с реки. Воздух пах рассветом. Поднявшись с земли, я потянулась, разминая затекшие за ночь лапы, и потрусила по звериной тропе. Торопиться было некуда, солнце встанет через полчаса, этого времени хватит, чтобы добежать до избушки.
       Перед поляной, на краю которой живу, я свернула с тропы и высокими прыжками помчалась по мокрой от росы траве. За верхушками сосен небо застенчиво покраснело, но солнце еще не показалось. Обежав поляну, я выпрыгнула на едва заметную дорожку среди высоких, в человеческий рост, папоротников, и рысцой, обгоняя дневное светило, норовящее застать меня врасплох, пробежалась по ней до самого порога своего лесного убежища. Лучи солнца полоснули по верхушкам сосен, и вместе с первым потоком света, коснувшимся волчьей шкуры, я перекувыркнулась через голову и поднялась с земли. Босые ступни опять потеряли чувствительность после ночи беготни по лесу, а кожа, залитая лучами утреннего солнца, постепенно увлажнялась - так бывает, когда превращение происходит слишком быстро. Волки потеют, только когда высовывают язык, поэтому, перекинувшись, я всегда чувствовала, как покрываюсь испариной. Повернувшись к солнцу, я зажмурилась, отбросила с лица длинные пряди седых волос и подняла руки, позволяя свету омыть обнаженное тело. Когда кожа высохла, быстрыми движениями пальцев заплела косу и шагнула в темноту избушки. Подняла со скамьи льняную рубаху, надела ее через голову, забросила косу за спину и села к станку.
       Полотно было почти готово - прозрачная, как паутина, ткань призрачно мерцала в сиротливом луче солнца, просочившемся сквозь бычий пузырь окошка и испещренный россыпью крошечных беснующихся пылинок. Я растянула ткань на пальцах и посмотрела на свет сквозь нее - сложное переплетение нитей заставило меня замереть в восхищении. Оставалось доткать совсем немного, с полпальца. Я уверенно взялась за челнок и тихо, под нос замурлыкала Ткальную Песнь:

       Беги сквозь пальцы, нитка,
       Соткись же, полотно -
       Смертельная накидка -
       На все века одно.
       Впитай ты блики солнца
       И нежный лунный свет,
       Пусть он ко мне вернется
       На ночь сквозь десять лет.
       Я соткала из жизни
       Очарованную сеть,
       Я собралась на тризну,
       Где правит миром смерть.

       Через три часа саван был закончен. Я бережно свернула его и положила на дно кожаной сумки из оленьей шкуры. Подумав, бросила туда же краюху хлеба и вышла из избушки. Лес молчал, залитый уже разгорячившимся солнцем, в воздухе не чувствовалось ни малейшей опасности. Я уверенно шагнула на тропинку и через секунду окунулась в чащу папоротника - я шла к ручью, чтобы перед дорогой вдоволь напиться его священной для меня воды. Босые ступни опять обрели чувствительность, подошвами ног я ощущала ковер хвои на тропинке, нежную влажность земли и легкое покалывание мелких камешков. Папоротники кончились, я погрузилась в лес. Звонкие стволы сосен млели под солнцем, наполняя воздух ароматом горячей смолы, ни единое дуновение ветра не тревожило гордые ветви, и только журчание уже близкого ручья нарушало сонную тишину леса.
       Быстро спустившись по тропинке, ведущей через каменистый овражек к серебристым звонким струям, я наконец погрузила ноги в студеную воду. От холода тут же заломило кости, я задохнулась, но стерпела первый приступ боли, а когда он миновал, открыла мокрые от слез глаза и запела священную Песнь Ручья, чуть покачиваясь в такт и хмелея от дурманящих запахов летнего леса:

       Ой, вода ты быстротечная!
       Мать твоя - земля великая,
       А отец твой - время вечное,
       Что играет солнца бликами.
       Ты мои омой же ноженьки,
       Дай им силы и терпения,
       Чтоб не стерла их дороженька!
       Дай глазам моим ты зрение,
       Дай ты слуху мне оленьего,
       И чутья мне дай звериного,
       Унеси с собой сомнения,
       Дай найти его, единого
       Нам врага - тебе и мне, сестра,
       Что не ждет меня который год,
       Не мечтает тихо у костра,
       Без меня спокойно ест и пьет.

       Окончив пение, я встала на колени в воду и умыла лицо, руки и шею обжигающе холодной водой, вдоволь напилась и вышла из воды. Поднявшись немного вверх по течению, нашла огромный пень, вросший в берег и покрытый клочьями серого мха, и взобралась на него. Глядя на бегущие подо мной прозрачные игривые струи, я вспоминала давно ушедшее время..

Отредактировано ppk (2011-08-11 23:53:34)

0

849

Ночь выборов
Алинна

* про мавок *

    И я быстрым шагом пошла к машине. Села, пристегнулась, а она не заводится. Я вышла, открыла капот, глубокомысленно посмотрела на пахнущие маслом и бензином потроха "гольфика" и подергала за разные шланги. Протерла стекло, постучала по колесам, вывернула, протерла и ввернула обратно свечи. Все равно не заводится! Ну что ж, я сделала все что могла, пора сдаваться, и я мужественно достала из сумочки сотовый телефон. "Моторола" мигнула и радостно сообщила, что я нахожусь вне зоны действия сети. А вот теперь пора паниковать...
      Пока я ходила по Оревичам, сажала цветочки и танцевала с бубном вокруг нежелающего заводиться гольфика, длинный весенний день незаметно подошел к своему логическому завершению. До утра меня никто искать не будет, поэтому придется ночевать в машине, идти пешком - страшно. Вздохнула и достала из багажника теплую куртку, удачно забытую мной еще с зимы. Захлопнула багажник, а возле машины, на том же самом месте, где давеча стоял разбойного вида мужик в красных сапогах, смущенно переминаются с ноги на ногу две босоногих девочки-подростка в легких летних платьицах, похожие друг на друга как две капли воды.
      - Девочки, а вы тут откуда?
      Близняшки переглянулись, прыснули в кулачки и заговорили хором:
      - Живем мы здесь... А это вы алесина внучка?
      Снова здорово...
      - Я.
      - Ой, как хорошо, что вы приехали именно сегодня. Пойдемте с нами, мы вас со всеми познакомим. Как хорошо, что именно сегодня... Вы будете участвовать в выборах, а то наш Батько совсем распоясался... Пойдемте, пойдемте, там уже и стол накрыт. Будет весело... сегодня будут танцы и купания... мы вам так рады... вы так вовремя...
      Я попыталась упереться и никуда не пойти, но из кустов выскочили еще три девочки, чуть постарше, но тоже босиком. Они окружили меня, схватили за руки, закружили, завертели, защебетали, и я сама не поняла, как, зачем и куда я пошла вместе с ними. Перед глазами все поплыло в пестром хороводе лиц, пестрых платьев и цветочных венков.
      Я пришла в себя возле разгорающегося костра, сидя на бревне. Солнце уже совсем зашло, и на небе высыпали звезды, здесь их куда больше чем в городе. Вокруг меня ходили, говорили, спорили и ругались какие-то люди, или не совсем люди? Уж очень странного вида были некоторые существа, что подкладывали в костер дрова, сколачивали длинные лавки и накрывали на стол.
      Прямо рядом со мной стояли трое. Две знакомые мне девушки-близняшки, и как они босиком ходят? Холодно же еще... И маленькая, мерзкого вида, лохматая и грязная старушенция. Она размахивала руками и клюкой, и, брызгая слюной, кричала на девчонок визгливым голосом. Я сидела и заворожено смотрела на это представление.
      - Да зачем вы ее сюда притащили?! Кто за нее голосовать будет?! Вам что, плохо при Батьке живется?! Да кто вы вообще такие, чтобы в политику вмешиваться?! Да я вас... сопливые еще! Я сейчас с ней разберусь...
      И так далее, и все в том же духе....

...

    Самогон подействовал на меня положительно. Это в том смысле, что наваждение и чувство, что все это происходит не со мной - прошло. Я огляделась по сторонам, и ужаснулась - я сошла с ума, какая досада. Вокруг меня ходили, смеялись и разговаривали странно одетые и хорошо загримированные личности. Под ногами и вокруг стола бегало и дралось что-то мелкое, волосатое, жуткого вида. У меня появилось стойкое ощущение, что я попала на съемки фильма ужасов, не хватало только режиссера, оператора с камерой и девушки с хлопушкой. Все остальное: декорации актеры и спецэффекты - были на месте.
      Я закинула что-то в рот и решительно приступила к расспросам, поскольку даже в сумасшествии порядок быть должон.
      - Девочки, а вы кто? - для начала спросила я у близняшек.
      - Я - Оля, она - Поля, - замечательно, теперь бы еще научиться их отличать.
      - Девочки, а почему вы босиком? Вам не холодно?
      Близняшки, сидящие слева от меня, дружно прыснули в кулачки. Понятно, значит, я сморозила какую-то чушь.
      - А кто тот бородатый, в сеть замотанный?
      - Это дядюшка Водяной.
      - Водяной - это фамилия или погонялово? - уж очень у местного народа бандитские замашки.
      Девочки дружно уставились на меня, потом зашептались и стали пинать друг друга локтями, выясняя, кто же будет меня просвещать. Потом договорились, и та, что Оля стала пояснять, а Поля ей помогать.
      - Водяной - это настоящий водяной...

0

850

Ночь выборов
Алинна

подергала за разные шланги. Протерла стекло, постучала по колесам, вывернула, протерла и ввернула обратно свечи.

Первые три действия обращения женщины с ремонтом машины мне очень понятны. Так поступают блондинки. Но выкрутить свечи ... ? Может это и возможно в Гольф 1 и 2, не знаю, не ездил, но от 4-го ... ? Забыл, как в литературе называется это явление, авторская гипербола? Но топик не о моторизации, а о литературе.

0

851

Сестра твоя Майка
Тарасова Лариса Лаврентьевна Юрикова

Речка была спасением при том минимуме удобств, что им, москвичам, предоставляла деревня и кочевой образ жизни: вода - в колодце, нужник - в огороде за зарослями зверски злой и кровожадной крапивы. После пролившихся дождей по уличкам и проулкам невозможно было пройти, от непролазной грязи запасную пару обуви угробили в первой же деревеньке, а сапоги взять с собой не догадались. Так что, ничтоже сумняшеся, топали они босиком по этой самой грязи и по раскисшим коровьим лепешкам. Павлу-то - хоть бы хны, а у Майи потрескалась кожа на пятках, ступни загрубели и стали похожи на наждак, и она всерьез задумывалась над тем, как потом будет носить туфельки. Ходили они пешком от деревни к деревне. Когда дождило, спали вместе с хозяевами: Майю тогда определяли к детям на полати, а Павел спал на лавке, и девушка сверху, с полатей, втихомолку хихикала, наблюдая, как он пытался уместить свое длинное тело на широкой, но короткой лавке. В ясную же погоду хозяева давали им какую-нибудь старенькую лапотину и посылали спать на чердак или на сеновал. Через неделю с начала экспедиции, как их хождения громко назвал Павел, он присмотрелся к девушке и предложил.

...

    "Милостивая государыня Маяша!
       Горячий и пламенный, жарко-африканский привет тебе от Пушкина. Я тут в Африку бегал, уже прибежал обратно и теперь лечу на Дальний Восток. Узнавал про наших, а ты, оказывается, еще свободна и, значит, в состоянии передвигаться во всех направлениях и куда захочешь. Слушай, а передвигайся-ка ты в мою сторону, а? Я тебе такое покажу-у-у! У-у-у! И расскажу, правда, правда! Тебе будет жутко интересно: маски, племена, страсти-мордасти, москиты, львиный призыв (конечно, не к дружбе), чер-р-рное, в каких-то сумасшедших звездах африканское небо, ну, и разное там. Даже крокодил был. Правда, один и в зоопарке. Вот не могу я тебе соврать, а очень хочется. Но все остальное - сущая правда. Напиши мне, пожалуйста, Маяша, я подожду.
       Пушкин.
       Павел который.
       
       P.S. Насколько мне стало известно, одни мы с тобой да еще друг мой перший Женька Ивакин по одному, а все наши уже обзавелись друг другом. Предлагаю поразмышлять на эту тему. Да, и еще: где-то с год назад, когда только собирался на тот континент, я позвал тебя в кафе, но ты тогда не пришла. Знаешь, хорошо, что ты не пришла, а то я бы запросто тебя уговорил, а потом бы пожалел: для тебя там было бы похуже той глухоманской грязи, по которой ступали твои босые ножки. А я - эгоист. Был.
       Павел. 3 ноября".
...

    "Маяша, здравствуй!
       Ты себе и представить не можешь, что я делал, получив от тебя письмо. Угадай: кричал? Прыгал? Танцевал? Ходил на руках? Стоял на голове? Может, козликом скакал? Не угадала, эх ты! А я не скажу. В общем, рад был. Очень. Спасибо. Весь день этот я ходил по отделению "странный", мои больные это дело подметили и отвечали мне с улыбкой. Но я-то допер лишь к вечеру, когда главный завел меня в свой кабинет и приказал: "Дыхни!" После долгого и недоуменного раздумья я подышал на него. В ответ получил такой же долгий, такой же недоуменный и молчаливый вопрос от кругленькой, лысенькой и розовенькой головы нашего Николая Гавриловича (я тебе о нем потом как-нибудь особо расскажу: страшно интересный человек и талантливый врач). После размышления на ту же тему он подвигал своими знаменитыми бровями (о них - тоже отдельно и особо) и озвучил вопрос свой тем же самым словом. Я еще подумал, что он другие слова на время подзабыл, ну, и еще раз дыхнул. Главный вздохнул-выдохнул и разрешил мне уйти. Все. Спасибо тебе за письмо, ты будто рядом постояла, и я не просто звук твоего голоса услышал из письма, а даже его нежное "голубиное" воркование. Спасибо.
       
       Ну, что? Женька женится, я не писал? На-днях прислал приглашение. А я - как? Я - никак, вот никак, и все. Был бы гражданским, уж как-нибудь договорился бы, но я - военврач, да и не рядом это: где Москва, где Тихий океан. Жалко. Тебя бы увидел, вместе бы и на свадьбу сбегали. Слушай, Маяша! А, нет, ладно, не надо. О моем житье-бытье написать разве? Так и быть. Живу один, как дурак, в большой квартире, вокруг - почти лес, дальше - волны, чайки, запахи, брызги (не шампанского, помнишь то танго? Мы с тобой на новогоднем балу его танцевали), ласточки, дубы - природа, в общем. Знаешь, я тут не турнике такие выкрутасы выкрутасываю (еле написал это слово)! Не поверишь, "солнце" кручу, а очки на резиночке ношу, чтобы не упали. Эх, Маяша! Вас бы сюда, тебя да Женьку! Здесь и работа для вас есть. А? Ну, Женьку теперь жена ни за какие коврижки из Москвы не отпустит, а ты? Не надумаешь? Обещаю и торжественно клянусь, что если позову тебя в экспедицию, то ни мышей (пропади они пропадом!), ни грязи для твоих босых ножек не будет! Клянусь! А темы здесь! Маяша! Вот и все. Говорят, что зимой здесь запросто нос можно приморозить, влажность большая, с непривычки - туговато. В воскресенье коллега с Дальнего (это мыс такой) позвал меня на зимнюю рыбалку, но не со льда, как ты бы подумала, а - с катера в море. Пойду непременно, хотя и не представляю, как это. Может, и акулу поймаю, как старик Хэм. Спокойной ночи тебе и приятного дня, коллега моя прекрасная Маина!
       Павел.
       P.S. Ладно уж, скажу: получив твое письмо, я замолчал на сутки. Ну, и еще там разные непонятности со мной происходили, тихие..., задумчивые..., странные.
       Павел. 21 декабря.

...

    "Здравствуй и цвети, дорогой мой друг и коллега Маина! Здравствуй, Маяша! Пишу тебе вот по какому поводу: я тут недавно на Сахалин бегал. Ну, я тебе скажу-у-у! Маяша, я тебя зову, зову! Ты столько природных красот не видишь, а я так хочу с тобой поделиться и морем, и океаном, и сакурой, и всем. Нет, не то.
       
       Я вот что хочу тебе сказать, Маяша.
       Маяша! Я хочу поделиться с тобой своей жизнью. Никого, никого и никогда я не встречал лучше тебя, добрее тебя, милее тебя, цельнее тебя, порядочнее тебя! Ни у кого я не видал таких прекрасных, фиалковых, чистых глаз. И мне до ужаса, до умопомрачения жаль твои босенькие, бедные, голенькие, маленькие ножки, ступающие по муромской грязи! Я содрогаюсь от этих воспоминаний, поверь, Маяша, что это так! Я вижу их во сне, я жалею их, целую твои мужественные ножки, я целую следы от твоих ножек! Приезжай, Маяша, остальное я скажу тебе при встрече. Приезжай!
       Подожди, вот еще: прости меня, прости меня, прости! Я жду тебя, жду, я жду тебя. Прости меня, пожалуйста! Прости, Маяш.
       Павел.
       P.S. Если ты не захочешь изменить свою фамилию на мою, то я и на это согласен! Я согласен на все, только приезжай, приезжай, приезжай! Господи! Какой же я был дурак! С большой буквы Ду-рак! Жду тебя, Маяша!
       Павел.
       20 февраля".

...

       Вот она спросила его про Пушкина, которому он передавал привет, и Павел впервые обратил внимание на тоненькую, молчаливую, удивительно стройную девушку с распахнутыми глазами; а вот они танцуют танго на студенческом капустнике, и она не знает па, но так послушно в его руках ее тело, что они без особого труда выигрывают главный приз - огромный, в противень, капустный пирог, который, пока его разрезали, расхватали смеющиеся однокурсники, и им достались одни крошки; вот она спросила его об Илье Муромце, что же? На ней тогда было синее в белый горошек платье, и они шли по лесу. Или нет? А вот они шагают по раскисшей после дождя деревенской улице, и Маина пытается ступать на цыпочках босыми чистыми ножками, перепрыгивает через коровьи лепешки. А ему смешно, ему так смешно! И мышей она тогда боялась очень.
       
       - Маяша, - не своим, хриплым, низким голосом произнес Павел, остановился напротив нее и опустил ветку с цветами вниз, - Маяша!

...

    Ей приснился зеленый бесконечный луг за татарским кладбищем.
       Там косили траву, и она бежала по ней. Где-то далеко сбоку блеснула речка в ромашковых берегах, а она все бежала и бежала к ней, необычайно легко бежала, будто летела, захлебываясь от смеха, от восторга, от того, как приятно было касаться босыми ступнями прохладной, скошенной травы. Бег ее незаметно превращался в полет над цветами, над травой, над землей, в полет, наполненный луговым духом, свободой, радостью покойного сердца, стремлением ввысь и в стороны раскинутых рук, которые она страстно желала превратить в крылья и взлететь над этой изумрудной безбрежностью, над извилистой, узенькой - разбежаться и перепрыгнуть - речушкой небесно-голубого цвета! Ей хотелось растворить в прыжке долгие упругие ноги! Чтобы тонкое, полупрозрачное шифоновое платье зоревого цвета, это широкое, свободное, легкое платье перелетело бы вместе с ней через ту речку с белыми птицами, и она засмеялась бы освобожденно, звонко и победно! А потом полетела бы дальше по этой ласковой и прекрасной земле!

0

852

Я вот думаю : а у Марка Твена Бекки Тэтчер и другие девчонки тоже ходили босиком или нет ?

В “Приключениях Тома Сойера” ничего не сказано ни о босых ногах девочек, ни об их обуви.

Думаю, по крайней мере могли.

В “Приключениях Геккельбери Финна” когда Гек отправился на разведку, переодевшись девочкой, он не обувался.

Женщина, которую он расспрашивал, опознала в нём мальчишку и назвала ему кучу признаков, по которым это можно узнать. Отсутствие обуви она среди этих примет не назвала, только посоветовала :
“когда в следующий газ пустишься в бега, захвати с собой башмаки и носки. Дорога по берегу каменистая, - я думаю, ты все ноги собьешь, пока доберешься до Гошепа.”

Иллюстрацию к этой сцене выложил Михаил в соседней теме.
http://img-fotki.yandex.ru/get/4520/19411616.109/0_843ce_dacac52c_M.jpg

Отредактировано wolsung (2012-10-08 09:41:37)

0

853

Я вот думаю : а у Марка Твена Бекки Тэтчер и другие девчонки тоже ходили босиком или нет ?

В “Приключениях Тома Сойера” ничего не сказано ни о босых ногах девочек, ни об их обуви.

Том Сойер жил в вымышленном городке в штате Миссури, а там с босоногостью было
все в порядке, как и везде на Среднем Западе.

0

854

Том Сойер жил в вымышленном городке в штате Миссури, а там с босоногостью было
все в порядке, как и везде на Среднем Западе.

Это понятно.
Но фотки - 1920х-1940х годов, а действие книг происходит в 1840х-1850х. :)
За 100 лет многое могло поменяться. Одежда изменилась очень сильно.

Отредактировано wolsung (2011-08-16 17:34:17)

0

855

Это понятно.
Но фотки - 1920х-1940х годов, а действие книг происходит в 1840х-1850х. :)

А есть версия, что в 1840х-1850х ходили босиком меньше чем в 1920х-1940х ?

Или вы намекаете на влияние викторианской культуры?
Оно было сильным на побережье северо-востока,
а Средний Запад - это совсем другая Америка.

0

856

А есть версия, что в 1840х-1850х ходили босиком меньше чем в 1920х-1940х ?

Не знаю, у меня нет данных.

Или вы намекаете на влияние викторианской культуры?

Уверенности у меня нет, но допускаю такое.

Средний Запад - это совсем другая Америка.

Тоже возможно.
По большей части сельскохозяйственный край, мягкий климат,
социальный слой - мелкая буржуазия (отец Бекки - судья, но какой там судья в таком городишке...)

Отредактировано wolsung (2011-08-16 17:47:52)

0

857

По большей части сельскохозяйственный край, мягкий климат,
социальный слой - мелкая буржуазия (отец Бекки - судья, но какой там судья в таком городишке...)

Из той же мелкой буржуазии. Судья - выборная должность.

0

858

Так что пока у нас есть только та самая сцена из "Гекельберри Финна".

- А где ты живешь? Здесь где-нибудь поблизости?
- Нет, в Гукервилле, это за семь миль отсюда, вниз по реке. Я всю дорогу
шла пешком и очень устала ... Моя мать лежит больная, денег у нас нет, и ничего нет; я и пошла к моему дяде, Абнеру Муру.

То есть мы видим :

- С одной стороны, босоногая девочка, пришедшая пешком в незнакомый город за 7 миль (11 км) удивления не вызывает.
Мальчика в ней можно опознать по походке, по тому, как вдевает нитку в иголку, по тому, как кидает свинчатку в крысу (слишком метко) - но не по босым ногам.

- С другой стороны, это девочка примерно из тех же слоёв, что сам Гек Финн, а не из тех, из которых выбирали судей.

0

859

А есть версия, что в 1840х-1850х ходили босиком меньше чем в 1920х-1940х ?

Не знаю, у меня нет данных.

Или вы намекаете на влияние викторианской культуры?

Уверенности у меня нет, но допускаю такое.

Средний Запад - это совсем другая Америка.

Тоже возможно.
По большей части сельскохозяйственный край, мягкий климат,
социальный слой - мелкая буржуазия (отец Бекки - судья, но какой там судья в таком городишке...)

Я процитирую часть своего старого сообщения

Как такового цельного образа "американского фермера" не существует, быт
трудяги из Аризоны или Айовы не сильно походил на жизнь фермера из Нью Джерси,
например. Да как и вся культура Соединенных Штатов того времени очень
четко разделялась на "Побережье", "Юг" и "Средний Запад".

Если говорить очень упрощенно, то Восточное побережье - это Новая
Англия, городская культура, индустрия. Юг - сильное испанское влияние,
особенно в Техасе, это скотоводство, царство землевладельцев, а вот
Средний Запад - это поселенцы-фермеры, которые как раз и создали
костяк американской сельскохозяйственной культуры. Если где-то вы увидите
картинку "типичного американского фермера": в синем комбинезоне и желтой
шляпе - это он, фермер Среднего запада. Каким он был тогда, разумеется.
Я немного знаком с теми местами, с той культурой. Не могу скрывать - мне она
очень нравится, это простые, честные и очень искренние люди. Из российских
аналогов они очень похожи на людей из "глубинки", за вычетом бедности
и хронического пьянства. Люди, которые крепко стоят на земле, на своей земле.

Впрочем, я отвлекся. Возвращаясь к нашей теме, хочу сказать, что анализ
форумов Rootsweb, просмотр многочисленных фотографий и чтение книг,
например Barefoot Girl by Hilda Silance Corey позволило мне прийти
к выводу, что на Юге и Среднем Западе босиком оба пола ходили вплоть
до 50-х годов прошлого века, перенеся на землю Америки традиционную
деревенскую европейскую культуру. Дело в том, что Побережье играло роль
своеобразного фильтра: разделяло мигрантов на тех, кто хотел осесть в городах
(а тогда большие города были только там) и на тех, кто хотел сохранить свой
уклад, им приходилось двигаться дальше, вглубь континента. Получалось
очень четкое разделение на "городских" и "деревенских". Почти невозможно
найти школьных фотографий начала 20-ого века, например, из Бостона, где
бы девочки были без обуви, так как в традициях Англии того времени это было
совершенно невозможно (хотя описаны случаи, когда состоятельные женщины
специально разувались, чтобы идти в гости или на прием, так как улицы были
в ужасной грязи, и богатые туфли было невозможно очистить; разумеется при
приходе на место они мыли ноги и обувались, чтобы в помещении быть в обуви).
Мальчики, особенно маленькие, ходили босиком, но это несколько другая
история: викторианская медицина велела закаляться, но почему-то именно и
только мальчикам. А вот фотографий с Юга и Запада тех времен, где оба пола
показаны босиком, очень много. Даже больше: практически невозможно найти
школу в сельских районах Среднего Запада тех времен, где бы на школьных
фотографиях не было бы босоногих детишек. Любая One Room School - это
босоногие ученики и ученицы. Тема очень хорошо раскрыта в серии
Little House Books.

Амиши очень показательны. Они буквально "законсервировали" в себе культуру
Rural America 19-ого века. Они же ходят босиком не потому, что так
"в уставе записано", просто так было принято, так ходили их родители, так
и они сейчас ходят.

0

860

А.С. Новиков-Прибой, "Цусима"

Здесь преобладали женщины. Несмотря на темный цвет кожи, они были недурны собою. Под цветистой ламбой, накинутой на плечи, чувствовалась стройность фигуры с высокой грудью, с тонкой талией. Серьгами они украшали не только уши, но и ноздри, а на босых ногах сверкали дешевые металлические браслеты. Волосы на открытой голове, заплетенные в тонкие косички, торчали в разные стороны, и от них пахло прогорклым кокосовым маслом. Почти у каждого дома под навесом можно было видеть женщину за работой: изготовляли ткани из волокон рафии, плели корзины, циновки, сумки, шляпы из травы. Некоторые от колодца несли на голове воду в расписных глиняных сосудах, подобных греческим амфорам.

Мы остановились около одного домика, который был богаче других. Он принадлежал индусам. Под раскидистым деревом, в голубоватой тени, молодая женщина толкла в деревянной ступе рис. Все платье ее состояло из одного большого, как простыня, платка, разрисованного в красные и желтые цвета. Этот платок заменял ей юбку, обтягивая нижнюю часть тела, а затем перекинутый наискось через одно плечо и прикрепленный сзади на бедрах, прикрывал грудь и часть спины. Босые ноги, обнаженные чуть выше колен, были изящной формы. Маленькая голова со смоляными волосами, завернутыми в греческий узел, держалась гордо на круглой тонкой шее, которую облегали красные, как выступившие капли крови, коралловые ожерелья. Откуда она появилась здесь, эта женщина с таким правильно очерченным лицом, с прямым тонким носом, с нежной кожей кофейного цвета? Глаза ее в густых ресницах, как два черных блестящих озерка в камышах, смотрели на нас таинственно, словно из иного мира. Глядя на нас она заулыбалась слишком смело и, продолжая работу, так дразняще изгибала свою талию, словно совершала брачный танец. Это не от неба, а от нее дохнуло на нас жаром, и мы остолбенели. Боцман Воеводин, сытый и сильный, подкручивая золотистые усы, воззрился на нее с таким вожделением, что у него на висках вздулись узлы вен. Гальванер Голубев счел нужным предупредить его:

— Зажмурься, боцман, а то в обморок упадешь.

— Пойдемте дальше, — словно очнувшись от забытья, пробормотал перехваченным голосом Воеводин.

Вася-Дрозд, человек порывистый и пламенный, наоборот, побледнел, дышал шумно, раздувая ноздри, и у него за ушами, на шее конвульсивно задергалась кожа.

0

861

хорошо
Цивенкова Вера Ивановна

    Время было около полдня, а мне было так скучно. Стояла палящая жара, и только порывы сухого ветра давали небольшое облегчение. Если стоять, раскинувши в стороны руки, и прищурить от слепящего солнца глаза, то ветер сначала начнет надувать куполом подол платья, а потом станет играть с ним то, поднимая то, сминая и закручивая вокруг тела. Хорошо ...
       Дома нет никого: родители на работе с утра, а сестра, которая была старше меня на 7 лет, ушла к подругам, приказав мне со двора не выходить. Одна только наша собака лежала на боку в тени под деревом груши. Жарко и ей, длинный язык дрожал, а её черные бока ходили ходуном.
      - Что мой хороший, наверное, пить хочешь? - спросила я и, наклонившись, погладила его по голове. Гарик, так звали нашу собаку, поднял голову, замахал хвостом и лизнул меня в лицо. Я отпрянула, а он встал. Это был большой дог серой окраски с добрыми черными глазами. Обняв его за шею, я ему зашептала на ухо:
      -Сейчас, сейчас, погоди немного.
      Схватив его миску для воды и подбежав к крану, я налила в неё до краев холодной воды. Затем с трудом подняв, и тихонько переступая, чтоб не разлить, понесла её к Гарику, который бесновался и рвался с цепи. Пришлось к нему тогда повернуться спиной и оттеснить его, чтобы не выбил у меня из рук воду. Поставив миску, я долго смотрела, как пёс жадно лакал воду, и изредка поглядывая на меня, поднимая смешно брови. Затем он, вильнув хвостом, и вновь улегся в тень. Жарко и скучно. Я вернулась к крану, и так же ненасытно стала пить воду, а потом подставлять под холодную струю руки до плеч и ноги до трусиков, старалась при этом не замочить подол платьица. Хорошо ...
       Скучно, дом закрыт, но заходить в пустые и тихие комнаты не хотелось, решила сходить на улицу и позвать друзей поиграть. Но не так то легко пройти до калитки, ведущей на улицу. Мои подошвы больно и зло обжигал горячий асфальт. Пришлось пробежаться до бордюра на цыпочках, а потом пролезть в палисадник и уже по земле выйти на тень от калитки. Безлюдная улица встретила меня тишиной, только где-то вдалеке гудели машины, там было шоссе. От дома к дому я ходила и звала подруг. На мои крики выходили их мамы или папы и говорили, чтобы я шла домой так как подруги мои толи спят, толи кушают, словом на улицу не выйдут. И тогда я решила пойти к Лидке, которая жила на самом конце нашей улицы, хотя мама мне и запрещала с ней водиться. Лидка была добрая и веселая девочка, с двумя рыжими косичками и веснушками на лице. Она жила только с мамой, такой вечно сердитой тетей, а отец их бросил и очень далеко от них уехал. Лидка была на два года старше, она уже перешла во второй класс и могла читать.
      По дороге я вырвала несколько цветков, подобрала сухих веточек и один цветной фантик от конфеты, и подойдя к Лидкиному дому всё собранное богатство, разложила для игры в принцев и принцесс на лавочке, что стояла у деревянного забора. У них был новый, деревянный забор, выкрашенный в темно зеленый цвет, а на верху штакетины были вырезаны заостренным к верху сердечком. Тут в тени на лавочке обдувал ветерок и было не так жарко. Долго я рассматривала картинку на фантике и представляла, какая на вкус могла быть съеденная кем-то конфета. Хорошо...
       Немного поиграв с фантиком и цветочком, я стала звать Лидку, громко выкрикивая имя. В ответ тишина. Тогда я залезла на лавочку с ногами, хотя если бы вышла Лидкина мама, то она меня за это, наверное, поругала. Но мне было так скучно и одиноко, что хотелось побыстрее вызвать свою подругу. Я ухватилась руками на забор, привстала на цыпочки и, просунув голову между досок забора, стала громко кричать, монотонно повторяя имя. Вдруг мои ноги сорвались с лавочки и я на шее повисла между сердечек забора. Моё горло сильно сдавило с боков и я не могла больше проронить ни звука. Я попыталась удержаться на руках, но они быстро слабели, а горло всё больше сдавливали сердечки своими выпуклыми боками, ведь я под собственным весом оседала между штакетин.
       - Мамочка помоги...мне стыдно...я не хочу... тут... оставаться... висеть...
      мамочка...помоги..., - роем пронеслись мысли.
      Стало трудно дышать, и я увидела себя со спины висящую на чужом заборе, смешно дрыгающую босыми ногами, с задравшимся платьицем, с побелевшими от натуги пальцами. Улица будто вымерла и погрузилась в недобрую тишину, а в висках боль застучала глухими ударами:
      -Попытайся... ещё раз...последний раз...
      И вот через миг один палец болтающейся одной ноги наткнулся на лавочку, и я быстро оперлась на неё сначала другой ногой, потом уже крепко смогла встать обеими ногами на цыпочки. Из последних сил подтянулась немного на руках и осторожно вытащила шею из плена забора. С трудом, разжав пальцы рук, я опустилась на лавочку, одернула платье, и тихо заплакала, не напрягая горло, так как оно саднило, и болело. Смахнув рукой, застилающие глаза слезы, я стала рассматривать свое тело: ноги и мой живот были изрезаны царапинами и занозами, а сквозь порезы сочилась кровь. Я встала и побрела домой. Жива. Хорошо...
       У калитки меня ждала сестра. Увидев меня, та закричала:
       -Ну, сколько можно тебе повторять, чтобы ты никуда не ходила! Чучело, взгляни на себя!
      Стоило мне на час отлучиться, так ты уже вся извозилась, и умудрилась порвать платье!
       Опять дралась? Девочка называется, позор! Ну, вот скоро родители прейдут с работы, что я им скажу?
       Ответить я ей не могла, не было голоса. Сестра схватила меня за руки, и больно сдавив, потащила меня к нам во двор, где, отвесив мне несколько тумаков и подзатыльников, стала меня мыть и переодевать, нещадно при этом ругая меня. Мне было больно, но не одиноко. Хорошо...

Отредактировано ppk (2011-08-21 23:42:20)

0

862

Дороги на Ларедо (Одинокий голубь-4)
Ларри Макмертри
пер. Валентин Г. Пурескин

В Охинагу Мария пришла на окровавленных ногах. От железной дороги, по которой поезд увез семерых женщин на восток, ей пришлось идти босой. Кондуктор вначале не хотел брать их, но потом сжалился и не оставил женщин умирать на морозе.

К тому времени ботинкам Марии пришел конец. Мокрый снег и острый лед сделали свое дело, и они развалились. Мария разрезала мешок, в котором несла вяленое мясо, и обмотала им ноги, но мешковина была тонкой и износилась после нескольких миль пути.

Дальше Мария шла босиком, стараясь обходить кактусы и как можно меньше резать ноги об острый лед и камни. Еда кончилась у нее через три дня пути. После железной дороги она не встретила ни одной живой души.

Кондуктор предложил подбросить ее до Форт-Уэрта. Какая ему разница — одной женщиной больше или одной меньше? Он сказал, что она дура, если собирается идти в Мексику в такую непогоду. Мокс-Мокс только что похитил двоих детей на ранчо возле Комстока и может оказаться где угодно. Он может появиться со своими людьми в любой момент и схватить ее. Ходили слухи, что он уже сжег детей — девятилетнего мальчика и шестилетнюю девочку. Если Мария окажется в его руках, ей придется несладко.

Кондуктор разозлился, когда увидел, что женщина не собирается воспользоваться его предложением. Она лишь бросила на него невыразительный взгляд, когда он предложил ей сесть на поезд. Ему не нравились мрачные женщины. Кто она такая, чтобы отказываться от бесплатного проезда до Форт-Уэрта?

— Мои дети не живут в Форт-Уэрте — мне все равно придется возвращаться назад, — сказала Мария, стараясь быть вежливой, ведь он как-никак согласился взять семерых женщин.

— Ты же босая, — уговаривал кондуктор. Несмотря на изнурительную дорогу, мексиканка была симпатичной. Отогревшись в тепле вагона и перекусив, она может подобреть и, кто знает, отблагодарит его за то, что он сделал для ее подружек.

— У тебя же нет обуви, — повторил он. Ему хотелось силой затащить ее в вагон. В конце концов, это спасет ей жизнь.

— Да, но у меня есть ноги, — ответила Мария, заметив, как он смотрит на нее, — мужчины всегда остаются мужчинами. Она хотела попросить немного еды, но, встретив его взгляд, повернулась и пошла прочь от поезда. Мужчины всегда остаются мужчинами — ей придется поискать еду в другом месте.

Но она не нашла ее. Лишь вид гор придавал ей силы и помогал двигаться дальше. К западу от гор находились ее дети. Однако переход через каньон Марривилл дался ей с большим трудом. На его противоположную сторону ей пришлось взбираться ползком.

За день пути до дома она заметила вдали троих ковбоев и пряталась в кустах полыни, пока они не скрылись из виду. Они работали на большом ранчо и могли вспомнить ее. А это грозило неприятностями. Она же была слишком слаба, чтобы вынести их. Если они будут чересчур жестокими с ней, она может забыть о своих детях и умереть. А ей все еще хотелось отвезти их к докторам, которые бы поправили ум Рафаэля и сделали зрячей Терезу.

Однако надежда эта теперь казалась весьма зыбкой. Она была одна посреди прерии, выбившаяся из сил, голодная и без денег. Даже если ей удастся добраться до дома, у нее все равно не появятся деньги для того, чтобы осуществить задуманное. Но именно эта надежда, какой бы несбыточной она ни была, придавала ей силы и заставляла ее переставлять израненные и опухшие ноги по каменистой и промерзшей земле. У Рафаэля и Терезы больше нет никого, кто бы мог подумать о том, каким может стать их будущее, если они попадут к знаменитым докторам, которые знают, как лечить глаза и поправлять голову.

Наконец Мария увидела изгиб реки. Она переправилась через нее далеко за Пресидио, ибо не хотела, чтобы теперь, когда она почти добралась до дома, ее обнаружил злой шериф.

Тереза услышала шаги матери и со всех ног бросилась к ней навстречу, подняв переполох среди своих цыплят. Вслед за сестрой потащился Рафаэль любимым козленком на руках.

Когда Мария все еще стояла, обнимая детей, посреди дороги, подошел Билли Уильямс и сообщил ей, что капитан Калл избил злого шерифа винтовкой.

— Джо Донифан заслужил это, — сказал Билли. — Ему пришлось уйти со службы. Теперь ты можешь ходить по Пресидио сколько угодно и никого не бояться.

— Ты видел Калла? — спросила Мария.

— Думаю, да, — ответил Билли. — Калл с янки и помощником шерифа из Ларедо подъехали прямо к этому дому, как только оказались в деревне.

Мария видела, что дети ее здоровы. Волосы у Терезы были расчесаны не очень тщательно, и рубашка на Рафаэле не отличалось той чистотой, какая получалась после ее собственной стирки. Но они были здоровы, Билли неплохо сработал. Она улыбнулась ему, чтобы не показаться неблагодарной. После случая на железной дороге она плохо думала о мужчинах. Однако этот мужчина, с которым она оставила детей, хорошо позаботился о них, хотя она никогда не была с ним в постели. Несмотря ни на что, он был приличным человеком и хорошо относился

0

863

Алексей Пехов, "Наранья"

Алехандро вылетел на недовольно раздувающей ноздри лошади из-за угла мельницы:

— Они перезаряжают! Самое время организовать атаку! Позволь я с ребятами…

— Вас расстреляют раньше, чем вы доберетесь до орудий! Жди!

Капитан решительно подошел к отцу Даниэлю:

— Святой отец, времени не осталось! Через несколько минут никто не даст гарантии, что мы будем живы. Она — наш единственный шанс уцелеть! Вы сможете снять ошейник?

— Да. Это способен сделать любой отец-дознаватель. Но выпускать ее — безумие. Я не смогу обуздать ведьму, если она начнет пользоваться магией!

— Об этом не волнуйтесь! Мои люди будут держать ее на прицеле!

— Это грех! Грех отпускать такую, как она! Спаситель спросит с меня в райских кущах, почему я дал еретичке свободу…

— Спаситель спросит с вас в аду, почему вы позволили умереть всем этим воинам! — рявкнул потерявший терпение Рауль.

Отец Даниэль посмотрел на тело Рохоса и неуверенно кивнул.

Подчиняясь жесту капитана, Муреньо и Одноглазый Родриго сбили замок на клетке. Игнасио, бледный от потери крови, с перебинтованным плечом, приказал рыжему Карлосу обыскать тело убитого священника. Солдат нашел ключ и бросил его Муреньо. Тот быстро отомкнул кандалы и, взяв женщину под локоть, выволок ее из клетки, отдав в руки Родриго.

— Мои люди хорошо стреляют, — на всякий случай предупредил Рауль, понимая, что это глупо. Смерть от пули в любом случае предпочтительнее костра, который ей уже и так обеспечен.

— Я собираюсь помочь, сеньор. — Ее голос стал хриплым от волнения.

Отец Даниэль неохотно коснулся пальцем знака Спасителя на ошейнике, и тот, лязгнув, открылся. Кто-то из солдат, кажется Мигель, начал читать охранную молитву. Не обращая на это внимания, женщина шагнула в сторону, воздев руки к небу.

Рауль не знал, как у солдат выдержали нервы, но никто в нее не выстрелил.

Не было никакого зла. И вселенской тени. И рева разверзнувшегося ада. И облика Искусителя. И даже тучи не затмили солнце по причине своего отсутствия на небе.

От стены амбара, над которым все еще развевался отрядный флаг, отделились три огромных полупрозрачных силуэта. Рауль едва смог различить на ярком солнце, что это гигантские волки, которые, будь они реальны, без труда перекусили бы пополам лошадь. Игнасио потрясено выругался.

Три призрака стелющимся бегом устремились в сторону основного отряда мятежников. Солдаты, хотя и порядком перепуганные явлением тьмы, бросились за ними, не желая пропустить происходящее. Рауль остался на месте. Он, а также отец Даниэль, Родриго, Муреньо, Пабло и Карлос не спускали глаз с ведьмы.

В отдалении послышались выстрелы, затем перепуганные крики, быстро сменившиеся воплями животного ужаса.

— Муреньо, — негромко сказал капитан, наблюдая за колдуньей, кажется впавшей в транс, — посмотри, что там. И возвращайся.

Солдат вернулся через минуту. Бледный, взъерошенный, с круглыми глазами.

— Там… там… сеньор! Тени их пожирают и рвут на куски! Уцелевшие бегут, бросив пушки и оружие!

— Семя Искусителя! — простонал отец Даниэль, сжимая в дрожащих руках ошейник.

Через несколько минут вернулся Алехандро:

— Полный разгром, мой друг! Дорога пуста. Уцелевшие улепетывают к холмам. Думаю, если звери еще голодны, они доедят мятежников в ближайшие минуты.

Голос у него был ровным, лицо тоже не выражало особых эмоций, а вот глаза сияли. Было в них все. И страх, и удивление, и восхищение, и потрясение. В эту минуту не только командир рейтар думал о том, какая грандиозная сила скрыта в босоногой женщине, облаченной в белый балахон. Мощь отступницы была грандиозна, и в отличие от клириков она не гнушалась использовать ее в полную силу. Святые отцы, редко влезающие в дела земные, даже в войны, в том числе и религиозные, могли бы поучиться, как помогать солдатам в сражении и беречь их жизни.

С тремя такими колдуньями вполне можно было выиграть целую войну. Теперь Рауль понимал, как Хуэскар снял осаду и отбросил врага от стен.

его же, "Пересмешник"

Я часто думал об этой девушке. Не знаю, насколько был прав Владимир эр’Дви насчет нее и Колпаков, но мне вся эта история казалась полным бредом. Что-то здесь не сходилось. Я нюхом чуял какую-то фальшь.

— Меня несколько беспокоят твои навыки, Пересмешник. Когда ты последний раз практиковался в стрельбе?

— Вчера, — тут же, не думая, ответил я ему, и глазом не моргнув.

Скажи я что-нибудь иное, и он точно испереживается за мою дальнейшую судьбу.

— Ладно врать-то, — проворчал Талер и с тоской посмотрел на опустевшую тарелку, где совсем недавно лежала целая гора еды. — Слушай, можно еще кофе и сэндвич?

Несмотря на свою худобу, мой приятель лопает так, словно у него вместо желудка бездонная дыра.

— Конечно, — сказал я и позвал Шафью.

Она пришла, как всегда, босиком, облаченная в ярко-желтое сари, с серебряными браслетами на запястьях и щиколотках, пахнущая ароматическими маслами своей далекой страны. Талер тут же плотоядно на нее уставился.

— Попроси, пожалуйста, Полли накормить страждущего.

— Конечно, саил, — она стрельнула на Талера темными, густо подведенными сурьмой глазами и вышла.

Отредактировано elias (2011-08-29 19:29:00)

0

864

Растущая луна: зверь во мне (Гошта-3)
Алена Даркина

     Купание закончилось. Тетушка помогла вытереться Илкер, потом  тщательно
просушила волосы. Снова надели нижнюю рубашку. Только  после  этого  подошла
жрица и облачила невесту в льняное платье, похожее на то,  что  носила  она:
облегающее грудь и мягкими складками падающее ниже. Платье закрывало и руки,
и горло. Жрица тщательно застегнула его. Раньше ее бы отправили по  улице  в
одной рубашке. Другие нравы тогда  были.  Волосы  Илкер  уложили  в  большую
тонкую сетку: теперь ветер не растреплет пряди, но всем будет казаться,  что
волосы распущены. Жрица взяла ее ладонь и повела из дома.  Предстояло  самое
трудное.
     Двери дома распахнулись, и  жрица  вывела  ее  на  улицу.  Там  девушку
окружили другие женщины из храма, так что народ,  выглядывающий  из-за  спин
"волков", из окон, и даже с крыши наблюдавших за процессией, почти не  видел
невесту. Илкер окинула взглядом людей: уж тут-то Ялмари точно  должен  быть,
но выискивать его в  толпе  было  некогда.  Она  босыми  ногами  шагнула  на
мостовую, усыпанную по случаю праздника лепестками цветов  и  под  заунывную
песню, которую затянули жрицы, направилась к храму.
     По легенде храм Невест  существовал  уже  около  трех  тысяч  лет.  Его
изредка подновляли, но никогда  не  перестраивали.  Когда  Истинная  церковь
стала главенствовать в Энгарне, она попыталась закрыть храм, но  безуспешно.
Священники смогли лишь сделать более благопристойными обряды, проходившие  у
всех на виду: например, одеть невесту. Но то, что происходило  в  храме,  не
менялось. Служили там потомственные жрицы. Говорят, раньше они  не  выходили
замуж, и  никто  не  знал  отца  их  дочерей,  даже  жрицы.  Но  сейчас  все
изменилось. Жрицы в храме менялись каждый месяц: одиннадцать месяцев в  году
они жили с мужьями в собственном доме, а один -  в  храме.  Верховная  жрица
храм не покидала, но на этот пост избиралась вдова. Дочерей жрицы  приводили
для служения после их свадьбы. Часто они узнавали о том,  что  происходит  в
храме, после того как над ними тоже проводили обряд.
     Невеста  проводила  в  храме  сутки,  поэтому  жрицы  принимали  триста
шестьдесят невест в год, и, если не считать дочерей жриц, это  были  знатные
или богатые невесты. Такие торжественные процессии, как сегодня, устаивались
редко. Только если дворяне подавали особое прошение королеве. Обычно невесту
привозили в карете, и она шла босиком  лишь  последний  лавг  до  храма.  Но
свадьба принца - совсем другое дело. Илкер пройдет путь от собственного дома
до храма - почти десять лавгов.
     Вино еще туманило сознание, и девушка плохо слышала и  пение,  и  крики
толпы. И вдруг почудилось, что она идет не в храм Невест, а в  храм  Судьбы:
простоволосая и босая, в  нижней  рубашке.  И  под  ногами  холодный  камень
незнакомого города, а ноги хлещет ледяная поземка.
     Илкер  задрожала.  Но  вот  нога  коснулась  первой  ступени,   и   она
успокоилась: храм Судьбы намного больше, а расположен ниже - к нему не ведет
такая длинная лестница. А главное, на крыше храма Невест нет дракона.
     В окружении жриц девушка поднялась вверх, миновала колонны. Двери  были
гостеприимно распахнуты. Внутри, на красивой бордовой  дорожке,  вышитой  по
краям золотом, ждала ее верховная жрица. В холе горело множество факелов,  и
Илкер, быстро оглянувшись, заметила, что  каменные  колонны  были  и  внутри
здания, но, в отличие от внешних, в свете  факелов  искрились.  Пол  покрыли
древними изразцами: на каждой плитке изображение феи  с  крыльями  в  легкой
тунике на фоне зеленой листвы. Когда процессия вошла под своды храма,  жрицы
перестали петь, двери закрыли, отрезая Илкер от шумного города.
     - Добро пожаловать, Илкер, - голос у седой женщины мягкий. Может  быть,
это от вина ей все нравится? Женщина улыбнулась. -  До  следующего  утра  ты
наша гостья. И я хочу,  чтобы  ты  усвоила  несколько  правил.  Здесь  можно
задавать вопросы. Можно говорить, что ты чувствуешь: когда ты захочешь есть,
пить или спать - скажи, и будет так, как ты  хочешь.  Если  что-то  тебе  не
нравится - ты можешь не делать этого. Можно заходить в любую комнату  храма,
но только в сопровождении жрицы. Запрета у нас два: нельзя  отказываться  от
напитков, которые тебе предлагают. Нельзя покидать храм до следующего  утра.
Хорошо, Илкер?
     - Да, госпожа, - кротко  ответила  девушка.  Этому  ее  научили  вчера:
верховную жрицу называть госпожой.
     - Ты хочешь сначала провести обряд?
     - Да, госпожа, - об обряде тоже рассказала жрица: что будут делать, как
и для чего.  Рассказала,  почему  лучше  сначала  провести  обряд:  чтобы  к
завтрашнему утру все немного зажило,  и  она  могла  красиво  спуститься  по
ступеням храма.
     - Иди за мной, Илкер.
     Девушка последовала за жрицей по лестнице, затем светлыми коридорами  -
повсюду горели факелы - в небольшую комнату, с высоким жестким  ложем:  туда
она тоже поднялась по ступеням. Но прежде чем Илкер легла, жрица  подала  ей
кубок - то от чего нельзя отказываться. Девушка добросовестно выпила его,  и
теперь вкус уже не показался странным. Но под действием напитка  дальнейшего
она почти не помнила, как будто происходящее ей приснилось. Комнаты и  жрицы
расплывались и таяли, а слова врезались в память, словно их высекали  резцом
на камне.
     - Храм Невест - это благословение девушки, - вещала жрица, - чтобы боль
не омрачала ни одной ее ночи с мужем. Храм Невест - это  проклятие  девушки,
если она не сохранила честь до свадьбы. Ты, Илкер, благословенна.

0

865

Аринкино утро
Анна Григорьевна Бодрова

Живительная прохлада раннего утра душем обдаёт Аринку со всех сторон, сна как не бывало. Солнце яркое, красное, как переспелый помидор, висит над лесом. От его лучей окна полыхают пожаром, словно внутри избы бушует пламя и рвётся наружу. Аринка торопится к лесу, её босые ноги обжигает студёная роса. Загон, где пасутся лошади, разом не обежишь, пять вёрст вдоль дороги и три версты в глубь леса. Обычно к утру лошади выходят к воротам сами и терпеливо ждут своих хозяев. Но это путёвые лошади, а такая лиходейка, как Забава, ни за что не выйдет. Притаится где-нибудь в кустах, десять раз мимо неё проскочишь, она и голоса не подаст.

Аринка уже изнемогла от усталости. Она обежала весь загон вдоль и поперёк: и у ручья была, и у зелёного камня — нигде нет, пропала кобыла, словно в воду канула. От студёной росы ноги сводило судорогой, они покраснели как гусиные лапы на морозе. А солнце прёт всё в высоту. «Тятя, наверное, беспокоится, ждёт с лошадью, а её всё нет». Совершенно обессиленная, она присела на пенёк, поджала под себя ноги, чтоб согреть немного.

...

Но странно, Аринку почему-то не восхищал, а скорее страшил тот город, о котором говорила Нонна. Неужели это возможно — в одном доме живут люди годами и не знают друг друга! А дворы каменные, полутёмные, как колодцы, в них всегда прохладно и нет солнца. И чтобы увидеть небо, надо задрать голову. Боже мой, да разве можно жить без солнца и без неба? И, встав утром, не услышать петушиного крика, не сощуриться от ослепительного солнца? Не потянуться, всласть не зевнуть на своём родном крыльце.

А дома? Каменные громады, плотно прижавшись друг к другу, стоят плечо к плечу. Это зачем же? Придерживают друг друга, чтоб не повалиться? А люди целыми днями ходят обутые. Господи, сколько же сапог-то надобно? А летом в сапогах-то все ноги сопреют, мозоли набьёшь. И на улицах сплошные камни, травы нет, а где и есть, так по ней ходить нельзя. Да возможно ли такое? Ведь нет большего удовольствия, как ступить босой ногой на мягкую, прохладную, шелковистую травушку. И под окнами не развеваются гривастые берёзы... Не поют птицы по утрам, не стрекочут кузнечики по ночам? Как же можно жить без птиц, без солнца, без леса, без травы? Нет! Аринка не хочет жить в таком городе. Она бы умерла от горя и тоски.

Но вот люди там, наверное, все красивые, как Нонна? Белые. Без солнца-то, конечно, будешь белой. И ходят все тихо, в обувке-то особенно не разбежишься, да если ещё и сапог жмёт? И разговаривают они между собой вежливо. А как же иначе, раз они не знают друг друга?

...

Аринка приподнялась на локте, прислушалась. По крыше застучал дождь, точно посыпался горох. Она сразу представила себе, как дождевые капли, радёшенькие своему освобождению (уж до чего было тесно сидеть в этой душной и тёмной туче), стремглав неслись на землю. На крыше словно кто-то выплясывал чечётку крепкими маленькими копытцами. «Пора», — подумала Аринка, откинув одеяло, встала, натянула на себя платье и тихо, как мышка, выскользнула из комнаты, на цыпочках прошла через чистую комнату, кухню, навалившись на дверь, осторожно открыла её. В сенях в углу нащупала сваленные в кучу мешки. Взяла один, накрылась им с головой и, отперев наружную дверь, вышла на крыльцо. Было темно. Лил дождь. Маленькие ручейки, извиваясь змейками, пробивали себе дорогу по сухой земле. Аринка съёжилась и босыми ногами зашлёпала по лужам. Пробежала двор, пересекла соседний огород и упёрлась в Нисин частокол. Плотный, недосягаемой стеною он встал перед нею. Но где-то здесь была лазейка. Вот она. Подгнившие колышки шевельнулись и уступчиво подались вперёд. Аринка пролезла через узкую щель и сразу очутилась в большом яблоневом саду. Вот и ранний белый налив. Аниськина мать особенно дорожила этой яблоней и никому не разрешала рвать яблоки с неё. При мгновенном блеске молнии были видны восковой спелости большие продолговатые яблоки. Аринка с пересохшим ртом, с тревожно бьющимся сердцем суматошно рвала яблоки и запихивала их в мешок. Выбирала самые большие и спелые. Падая в мешок, они били её по пяткам. «Пожалуй, хватит», — подумала она и, воровато оглядевшись, низко пригибаясь к земле, вернулась тем же путём, тщательно заделав за собою дырку.

А дождь всё лил и лил. «Это хорошо, — удовлетворённо думала Аринка, — трава от дождя вся прибьётся, следов не будет видно».

...

Симон вытер всей пятернёю рот, пригладил усы, не то с укором, не то с сожалением проговорил, ни к кому не обращаясь:

— А мне думается, тут не смеяться, а плакать в пору. Девчонка в забросе растёт. Никому нет до неё дела. Три взрослых бабы, неужель не видите, какое у неё лицо? Солнцем всё обожжено, обветрилось. Небось свои мордочки колд-кремом мажете, горячей сывороткой моете. Не так? А ноги? Все заскорузли, в цыпках, пятки в расколинах, из них кровь течёт. Кто досмотрелся, чтоб ноги мыла, когда спать ложится, да смазали хоть чем-нибудь? Ой, люди, люди. Только о себе забота. — Не на шутку рассерженный Симон резко вышел из-за стола. Ивашка побежал следом. Елизавета Петровна, чувствуя всю справедливость мужниных слов, тут же распорядилась:

— Правду отец говорит, без вниманья девка растёт. Варвара, смажь лицо ей маслом. Ноги заставляй мыть каждый день и свиным жиром мажь. А чёлку эту — кошачий хвост — чтоб я не видела. Чтоб ей пусто было!

Варя долго и тщательно обихаживала Аринку. Смазанное лицо блестело как начищенный самовар. Нос, побывший в беспамятстве столько времени, понемногу приходил в себя, принимая свою форму и цвет. Волосы, расчёсанные на пробор, заплелись в тугие толстые косички, они торчали за ушами, как рожки у годовалого бычка.

0

866

Сапоги
Ирина Колмакова-Родионова

Моей любимой бабушке

Тридцатые годы. Сибирская деревенька в предгорьях Алтая. Раскулачивание. Их, в числе многих, признали кулаками. Еще бы, фамилия же Кулаковы! Большую семью: дед с бабкой, мать с отцом и шестеро детей - выгнали из дома из-за наличия коня и старой ручной мельницы. Не спасло даже то, что отец когда-то помогал организовывать колхоз.

Вырыли землянку. Первым умер старший ребенок от тифа лет семи от роду. Потом младенец, отец в двадцать семь лет, позже мать в двадцать восемь, младшая Анисья, ей вскоре исполнился бы один годочек. Похоронили бабушку, деда… Так, в течение двух лет от большой и дружной семьи осталось только трое ребятишек: четырех, шести и семи лет.

В семье родного дяди были свои дети. Через несколько дней его жена собрала сирот, отвезла в далекий город Новосибирск и оставила на базаре, строго настрого запретив называть кому бы то ни было свои имена и фамилию, признаваться, что есть родственники. Детдом. Отправка снова в семью дяди, где им даже не открыли дверь. Скитания, голод. Сирот разобрали люди.

С шести лет Маняша, младшая из оставшихся в живых, стала переходить из семьи в семью в качестве няньки: сидела с детьми, качала по ночам люльки, убирала, стирала.

Как-то маленькая голодная девочка слизывала остатки еды, старшая хозяйская дочь со всей силы ударила по тарелке – у Маши тут же выпал кусочек переднего зуба. «Правильно, правильно, - засмеялась хозяйка. – Будешь тарелки облизывать, Маруська, останешься навсегда голой!»
В школу ходила только в теплое время года, зимой хозяева запрещали – не в чем. Увидев хорошие способности и тягу к знаниям у Маши, учительница занималась с ней дополнительно – летом под березой: читала стихи, объясняла математические приемы, - а потом забрала к себе жить.

Произошло это поздней осенью. Ударили первые морозы. Маша привычно отправилась в школу босиком. В теплые утренние минутки она находила грязную лужу, вставала в нее на несколько секунд, затем ждала, когда засохнет грязь и будет казаться галошами. Этим утром все лужи замерзли.

В школе учительница заметила красные, распухшие от холода ноги ученицы.

Следующим утром учительница отдала свои старые сапоги девочке. Это был настоящий подарок! Маша крепко прижала их к себе, они казались ей лучшими на свете, самыми красивыми, но…Ее ноги никак не залазили! Сапоги были малы.

Поздним вечером она решилась – другого выхода нет. Аккуратно поставила сапоги, взяла топор, пошла к стайке, где стояла большая чурка, поставила ногу … «Надо отрубить пальцы, тогда сапоги будут в пору», - думала Маша.

Она занесла тяжелый топор и…
- Что ты делаешь? – закричала только что вернувшаяся с работы учительница.
- Пальцы рублю, чтобы сапоги надеть. – Уверенно ответила девочка.
- Глупая!

Учительница обняла Машу и заплакала…

0

867

Ютланд, брат Придона (Троецарствие-4)
Юрий Никитин

     Она смотрела, как  он,  отвернувшись,  поворачивает  прут,  чтобы  мясо
поджарилось с другой стороны, сейчас повернется, и  она  снова  прижмет  его
рогатиной к стенке, и хотя нет ни стены, ни рогатины, но он как чувствовал и
не поворачивался, не давая заглянуть себе в лицо.
     - Ладно, - сказала она победно, - следи, чтобы не подгорело, а  я  пока
нарву цветов.
     - Ага, - ответил он, не оборачиваясь. - Смотри не наколись, у тебя  там
кожа нежная.
     Она кивнула, а потом, когда в самом  деле  собирала  цветы,  напряженно
думала, что он хотел сказать и на что именно намекивал, невежда.
     Ютланд закончил поджаривать мясо на обоих прутиках, а  когда  Мелизенда
появилась в поле зрения, сказал недовольно:
     - Что так долго? Еще чуть и остыло бы...
     - Чуть не считается, - прочирикала она беспечно. - Ну ты как?
     Он посмотрел на нее с подозрением.
     - Что как?
     Она сказала досадливо:
     - Ну тогда я как?
     Он сдвинул плечами.
     - А что?
     Она сказала в нетерпении:
     - Ты смотришь на меня, так?.. Теперь скажи, как я сейчас?..
     - Как и была, - ответил он настороженно. - А что?
     - По-твоему, я такая же?
     - Ну да...
     Она сказала, повышая голос:
     - И ничего не заметил?
     - Н-нет...
     Она чуть ли не прошипела, как большая и очень злая змея:
     - Посмотри на мою голову, дубина!.. Там венок! Я  его  сама  сплела  из
цветов, все пальцы  исколола!..  Мог  бы  сказать  что-то  насчет  волшебной
принцессы цветов... это я, значит, понял?
     Он посмотрел несколько ошалело.
     - Принцесса Вантита... а теперь еще и цветов? Ты не лопнешь?
     - Что, - спросила она с подозрением, - что не так?
     - Ты и шага босиком не ступишь, - сказал он, -  а  туда  же,  принцесса
цветов...
     - Принцессы не ходят босиком, - заявила она.
     - Это простые не ходят, - сказал он. - А волшебные еще как.
     - Волшебные летают!
     - Ну, так взлети, - предложил он.
     Она нахмурилась, капризно надула губы.
     - Какой ты грубый... Снова все испортил! Как всегда. Почему  ты  такой,
скажи!
     Ютланд буркнул:
     - Пока ты спала, я уходил ночью и брал уроки этикета. Везде, где только
мог.
     - И как? - полюбопытствовала она.
     - Как видишь, - ответил он. - Сама любезность. Жрать  будешь,  морда?..
Пока горячее.
     Она вздохнула, села и взяла в обе руки прут  с  прожаренными  ломтиками
мяса,  держа   за   противоположные   кончики.

0

868

Спаситель
Власенко Ирина Владимировна

Она стояла на высоком обрывистом берегу той самой реки. Босые ноги заледенели, и Марина не чувствовала боли от ссадин и порезов. Взбираться по скалистым лесным склонам без обуви мог только безумец. Она и была безумна, брела куда-то наугад, с трудом складывала в голове обрывки беспорядочных мыслей. Инстинкт самосохранения гнал её вдоль речного берега подальше от жуткого места, где она провела последние несколько месяцев. Кажется, вечность.

В подвале зимой было сыро и холодно, она часто простужалась, и он разрешал ей ночевать в доме. И тогда ей удавалось взглянуть в окно на заснеженный берег. И она понимала, что наступила зима. Вспоминала свой разговор с рекой. Но утром мучитель вновь запирал её в тесной комнатушке без окон. Человек, которого она едва не назвала своим, стал воплощением самого страшного. Вырвал из пространства и времени, которые будто подгнили, утратили очертания. Потерялся счет дням, запутался меж бредовых ежедневных вакханалий, которым предавалось ненасытное мужское тело. Марина насквозь пропахла отвратительным запахом его спермы, слюны, пота. Не могла отмыться. Забыла  свой запах. Свои мысли, желания, тревоги, которые когда-то казались значительными. Она превратилась в чуткое ожидание его шагов, обозначавших повторение боли. В тряпичную куклу, которую он безжалостно таскал по дому, нещадно экспериментируя  со своим неуловимым оргазмом. Он был болен. Не слышал её, не разговаривал с ней, чем больше она сопротивлялась или кричала, тем ожесточеннее и грубее были его безумные ласки. Марина пыталась к ним приспособиться, смягчить боль. Она ждала конца мучений. Но дни проходили, и ничего не менялось.

А однажды мучитель не пришел. Несколько дней, сидя взаперти в подвале, от голода  она сосала кровь из пальца и пила воду из бачка. А когда он явился, бросилась на него, готовая перегрызть глотку. Но Андрей был так безобразно пьян, что даже не смог сопротивляться, рухнул на пол, ударившись головой о бетонную ступеньку. Таким Марина его видела впервые.  Она, не разбирая дороги, бросилась прочь. На верху, в кухне успела схватить пару картофелин, хлеба, накинула на плечи куртку. Хотела обуться, но услышала рычащий снизу голос и выскочила на улицу.

Весенний лес звенел пробуждением. Захлебывался от радостного осознания жизни. Она мчалась куда-то в сторону дороги, по которой вез её брат, но, услышав сзади крик, свернула в лес и побежала сквозь хлеставший по лицу густой частокол деревьев. Потом остановилась, перевела дыхание, не зная, куда двигаться дальше. Заблудилась.

Животное чутье вывело её к реке, и Марина пошла вдоль берега. К разноцветным черепичным проплешинам поселка. К людям…

Выйдя на открытое место, она остановилась и задумалась. Вспомнила циничного и алчного Пупса, Вадима, гаденько прикрывающегося высокой лексикой, брата, спихнувшего её в эту дыру и ни разу не поинтересовавшегося, как дела.

Она стояла над крутым речным обрывом, слушала плеск воды внизу и думала о том, что больше всего на свете хочет вернуться в тот момент, когда она слышала, обращенные к ней голоса природы. Реки, собаки, кричащих в камышах птиц, молчаливых рыб…

Девушка раскинула руки и бросилась с обрыва в воду…

0

869

И снова Алексей Пехов
Лённарт из Грёнграсса

У кромки леса мужчина остановился. На дороге, вокруг так и не разведенного костра, лежали человеческие трупы. Чуть дальше, ярдах в шести от них, валялись дохлые лошади.

Лённарт подошел к ближайшему мертвецу, рукавицей смахнул с его лица снег и удивленно хмыкнул, увидев застывшую счастливую улыбку. Изгой не сомневался, что еще час назад незнакомец был жив, но создавалось впечатление, будто он несколько недель пролежал на холоде. Белый, с посиневшими губами, покрытыми инеем волосами и тонкой корочкой льда, сковавшей кожу, он превратился в стылое изваяние.

Охотник склонился над следующим покойником. Тут было то же самое. Счастливый оскал, ледяная корка и распахнутые белесые глаза.

— По мне, лучше бы вы умерли как-нибудь иначе, — обратился Лённарт к мертвецам, но те не собирались отвечать и продолжали блаженно лыбиться.

В народе гуляли истории о Ледяной невесте, появляющейся на пустынных дорогах в самые холодные дни в году и целующей приглянувшихся ей путников. Говорят, поцелуй этот сладок, словно горный мед, и, отведав его, человек улыбается даже после смерти.

Лённарт поспешно осмотрел землю и на самом краю истоптанного участка нашел то, что до последнего мгновения надеялся не увидеть, — едва различимые следы босых девичьих ступней. Они исчезали ярдах в десяти от того места, где он стоял, — словно женщина растаяла в воздухе. Возможно, так оно и было.

— Извините, ребята, зато, что мне придется сделать, — сочувственно произнес Изгой, обнажив меч, — Но выбора у меня нет.

Насколько он помнил, люди, погибшие от встречи с Ледяной невестой, не имели дурной привычки бродить после смерти, но рисковать и оставлять за спиной трех упырей, особенно в Отиг, — настоящее самоубийство. Поэтому, скрепя сердце, Лённ сделал то, что диктовал ему трезвый расчет.

Больше всего пришлось повозиться с последним из мертвецов. Кровь, превратившаяся в лед, мерзко скрипела под клинком. Смерзшаяся плоть была твердой, словно мореный дуб, которым обшивают борта королевских фрегатов. Приложив немало упорства, охотник все-таки смог отделить голову от тела.

Убрав оружие, он достал фляжку и сделал скупой глоток. Жидкость славно обожгла горло, по языку растекся приятный вкус свежей черники.

— Пусть боги смилостивятся над вашими душами и примут их в свои благословенные чертоги, — пожелал он мертвым.

Изгой не стал обыскивать карманы незнакомцев, несмотря на богатую одежду и дорогое оружие. Он не любил обирать умерших, хотя о нем и ходили такие слухи. Однако Лённ не спешил их опровергать. Они были ничуть не хуже тех, где ему приписывалась особая, изощренная жестокость с убийцами и душегубами, на которых он имел привычку охотиться. У него была репутация серьезного человека, которому лучше не попадаться под руку. Особенно когда за это обещана хорошая награда.

там же, ниже

Светловолосая дева неожиданно подняла на Изгоя затуманенные бледно-голубые глаза. Стремительно встала и направилась к нему, осторожно, словно боясь наткнуться на рассыпанные иголки, ступая по снегу. Из одежды на ней была лишь тонкая, ничем не подпоясанная крестьянская рубаха, а ноги оставались босыми. Лённарт нахмурился. Отпечатки ступней заставили охотника вздрогнуть, но, прежде чем он успел испугаться, на пути у девчонки встала рыжая красавица.

— Что такое, Сив? — участливо поинтересовалась она.

— Он. — Босоногая указала на застывшего и забывшего дышать Изгоя. — Это мой жених?

Рыжая вопросительно посмотрела на чернобородого, и тот снова отрицательно покачал головой.

— Нет, милая. Это не он.

— Правда? — Та доверчиво смотрела на женщину.

— Правда, — мягко ответила та. — Этот другой. Чужой.

Девушка сделала еще один шаг, и рыжеволосой пришлось, обняв ее сзади, крепко сплести руки на талии.

— Он чужой, — шепнула она на ухо странной девчонке.

— Я поцелую его. Один раз. Ему понравится. Пожалуйста, тетя, — умоляюще попросила босоногая.

— Нет, Сив. Он наш гость. Идем. Идем со мной. Смотри, какой олешка. Нравится?

Ледяная невеста задумчиво кивнула, рассматривая лежащий на снегу мех.

— Серебристый. Теплый.

Забыв о Лённарте, девушка легла на шкуру и свернулась клубочком. Рыжая села рядом, ласково поглаживая ее по волосам.

Отредактировано elias (2011-09-21 19:12:51)

0

870

Рыбаченко Олег Павлович
Вселенная против вселенной-2 Не сойти с ума.

Пора писать руководство: "Как прочитать всего Рыбаченко и остаться в здравом уме".

Проблема в том, что я сам не знаю, как :huh:

Похоже, намечается изящное решение - надо читать Алексея Ивановича Ефимова.

Цитировать бесполезно, к тому же Алексей Иванович скорее по мальчикам, чем по девочкам.

0


Вы здесь » dirtysoles » Общество грязных подошв » Образ босоногой девушки в литературе