Гарри Поттер и Орден Феникса
  Гарри со спокойной душой тоже сел на траву, между буком и кустами, и стал смотреть на отца и его друзей. Солнце ослепительно сверкало на гладкой поверхности озера, ярко освещая берег, где, болтая босыми ногами в прохладной воде, сидела группка смеющихся девочек.

Отредактировано elias (2010-08-31 12:35:27)

Николай Семенович ЕВДОКИМОВ

ГРЕШНИЦА
 

   Но Афанасий Сергеевич  уже  нашел  Ксению  за  занавеской,  куда  она
спряталась. Он вытащил ее на середину комнаты  и  молча,  ожесточенно  бил
кулаками.
     - Батя, не надо, грех ведь, батя! - кричала Ксения,  закрывая  руками
голову, а он бил ее и бил.
     - Ничего, - говорила Евфросинья, - это не грех, это  для  науки,  без
зла.
     И тогда вскочила Ксения, бросилась к двери, сдернула с вешалки пальто
и босиком, в легком платьице, в котором спала эти дни, выбежала на улицу.
     Она долго бежала по темной дороге, слыша топот  за  собой,  крики,  и
наконец остановилась, прижавшись к холодному, влажному стволу  дерева.  За
ней уже никто не гнался. Она была  одна  на  краю  ночной  деревни.  Лаяли
собаки, где-то зажегся и потух  огонек.  Ксения  надела  пальто  и  пошла,
тяжело поднимая облепленные грязью ноги. Она не знала, куда шла, - не  все
ли равно, куда идти! Холода она  не  чувствовала,  не  слышала  ветра,  не
видела дороги. Она шла лесом, потом полем, потом снова лесом... Над нею  в
холодном, темном небе мерцали звезды. Она прошла деревню, другую и шла все
дальше, не отдыхая, не останавливаясь.  Но  вот  упала  и  заплакала.  Она
плакала долго, сидя на мокрой земле, не чувствуя облегчения от своих слез.
И снова поднялась, и снова пошла. Теперь она знала, куда идет,  но,  когда
подошла к дому Алексея, ужаснулась: "Не простит мне этого господь".
     - Ты сам, сам во всем  виноват, -  прошептала  она,  подняв  глаза  к
далекому небу, - ты мог сделать все по-другому, а вот не  сделал.  Где  же
твое милосердие, господи? Злой ты, жестокий!
     И хотя она испугалась страшных своих слов, но не стала  на  этот  раз
просить прощения.
     Дом Алексея спал, спали черные  деревья  в  саду,  спал  мотоцикл,  и
Алексей тоже спал, и мать его тоже спала.
     Ксения пришла туда, куда шла, ей нужно было  сделать  еще  шаг,  один
лишь шаг, но она не сделала его. Она не могла войти в этот дом  и  потому,
что боялась еще бога, и потому, что стыдно ей было перед  Алексеем,  перед
всеми людьми.
     Плача, обжигаясь голыми ногами о мокрую траву, она свернула с дороги,
неожиданно увидела внизу звезды и догадалась,  что  стоит  на  обрыве  над
озером. Озеро было темнее неба, темнее ночи,  от  него  несло  холодом,  и
седые звезды дрожали в нем, как в ознобе. "Батя, а мои слезки  тоже  здесь
будут?" - услышала Ксения чей-то детский голос и поняла, что окончилась ее
жизнь...

-------------------------------------------------------

В 1962 году вышел одноименный фильм по повести Евдокимова. К счастью,
финальная сцена передана там довольно бережно. Наш друг porcelet
пополнил этим отрывком коллекцию нашего кинозала.

---

Отредактировано shark (2012-05-03 05:52:55)

Заветная Книга
Кайтелер Бьянка

    ***

       Платье!..
       Невероятно - платье!.. С корсетом!.. С пышной юбкой до середины колена!.. Персикового цвета и с белой вышивкой по подолу!..
       Нет, это не просто возмутительно... это... это ужасно!
       Я точно помню во всех мельчайших подробностях, какие на мне были джинсы и майка. Джинсы и майка! Даже не юбка! И уж тем более не платье! С корсетом!.. А на ногах? Я спрашиваю: что у меня на ногах? Не кроссовки, нет, даже не туфли - ни-че-го!..
       Надо дать объявление в газету: потерялась босая девушка в платье с корсетом, нашедшим просьба не попадаться под горячую руку, иначе царствие вам небесное да земля пухом!..
       Так, глубокий вдох - медленный выдох, вдох - выдох, вдох - выдох... Сосчитать до десяти...до двадцати... до пятидесяти... Успокоиться. Избавиться от эмоций. Успокоиться и отдышаться. Освободить голову от посторонних мыслей. И подумать...
       Во-первых, где я? Трудно сказать. Точно можно определить, где меня нет: меня нет в мире Огня - у нас такие наряды давно уже не носят, меня нет в мире Воздуха - иначе бы родители моментально оказались рядом, меня нет ни в мире Воды, ни в мире Земли - небо уж слишком необычного цвета да солнце какое-то неправильное. Вывод: либо я умерла, что вряд ли, ибо не дождетесь, либо я - в пятом мире, в мире, созданном Орландой... В Книге.
       Во-вторых, как я сюда попала? Вернее, кто меня сюда отправил? Подобные приключения на филейную часть просто так не вырисовываются. Значится, кому-то надо, чтобы я была здесь и-или меня не было там.
       А в-третьих, какого лешего я сижу и рассуждаю, глазами хлопая, вместо того, чтоб открыть портал домой? Ну, или хотя бы к Ларсу. Портал с личностной привязкой у меня уже получился, почему бы ещё раз не попробовать?
       Усиленно думаем о бароне, вдох-выдох, мысли о портале тоже не оставляем далеко, вдох-выдох, Ларс... портал... открыть... обязательно открыть... портал к Ларсу - где бы он ни был...
       Ничего не произошло. Совсем ничего. Совсем-совсем. И даже силу сконцентрировать не получилось. Ни капельки. Ни единой капельки...
       Ну что ж, отрицательный результат эксперимента - тоже результат. На его основе тоже можно делать выводы: либо мне тогда, в первый раз, безумно повезло, либо отсюда в принципе нельзя портал открыть. Последний вариант меня мало устраивает. Поэтому будем верить, что не он верный.
       Итого: нервная ведьма - одна штука, неприятность - одна штука, но по самую макушку. И что теперь делать, спрашивается?
       Варианта, как всегда, два: или ждать, пока меня спасут, хныча и причитая, или самой искать спасенья незнамо где незнамо как.
       Так-с, ладно, солнце, вроде, к закату клонится, кроме дурацкого платья у меня одежды нет, будет ли ночь теплой - неизвестно, а посему следует найти чего-нибудь для костра. И лежачего места. И крыши над головой.
       Вот в лесочке, что начинается сразу под холмом, где я расселась, и поищу ветки.
       - Аря?.. - послышался неуверенный оклик, и я аж подскочила на метр, разворачиваясь на голос.
       Распущенные волосы неприятно обвились вокруг шеи и хлестнули по щекам. Метрах в четырёх от меня стояли трое подростков: Камилла, Роджер и Патриция. Причем девчонки в таких же дурацких платьях, лишь цветов отличных, и босиком, а Род - в забавно скроенном костюме-двойке и лакированных ботинках с небольшим каблуком. И все трое взъерошенные.
       А они-то здесь что делают?
       - Что происходит? - только и спросила я, понимая, насколько глупо мой вопрос прозвучал - будто кто-то может ответить!
       - Портал не открывается, магия не действует, мы проверили, - несколько обыденно отрапортовала Патриция, отбрасывая волосы за спину. - Мы на астрономию шли, а потом раз - и здесь. Никогда бы не подумала, что такое возможно...
       - Единственное, я по-прежнему могу чужие эмоции воспринимать, - добавила Мили.
       Мы вчетвером уже сидели вокруг разведённого Роджером костра, искры для которого были высечены в стиле "я первобытный парень, спичек в жизни не видел" с помощью найденных неподалеку кусков кремния (наверно, точно не могу определить), и сидели мы на опушке того самого леса, куда я собиралась. Что ж, по крайней мере, у меня есть компания, и смерть от одиночества не представляет угрозы. Вместе веселее, не находите?
       - Нет, всё-таки, у таинственного злыдня, нас сюда транспортировавшего, определённо есть чувство юмора: четыре подростка без еды, воды, спичек и магии в неизвестной местности, при этом даже направление ближайшего населенного пункта неизвестно, - прокомментировал Роджер, раздувая огонь. - Что делать будем?
       - Для начала - выспимся, - зевая, ответила, Мили. - Как говорится, с новым солнцем и путь короче.
       
       Ночь прошла на удивление быстро. И тихо. Ощущение такое, что в местности, куда нас угораздило попасть, даже животных не обитает. Будучи людьми начитанными, мы решили, что беззаботно спать - не дело. Поэтому общим совещанием было решено нести дежурство посменно. Кроме того, ещё в начальной школе в головы детей надежно вдалбливают, что нельзя костёр без присмотра оставлять.
       Утром Роджер первым делом отправился на разведку - в поисках возможного источника воды. Без пищи мы пару дней продержимся, конечно, но без воды - увольте меня от таких перспектив! Есть мне не хочется лишь тогда, когда в зоне доступа находятся пирожные (желательно шоколадные) и минералка, что в этом мире вряд ли существует. А если и существует, то до вкусностей мы доберёмся ещё не скоро. Конечно, хотелось бы как можно быстрее вернуться домой...
       Оранжевое солнце, нездоровое, словно объевшееся апельсинов, лениво поднималось над горизонтом. И поднималось быстро - почти так же быстро, как вчера покинуло небо. Наверное, мы где-то на экваторе: я слышала, что в экваториальной части планеты не бывает долгих рассветов и закатов. Только климат здесь намного мягче, удушающей жары днем и невероятного холода ночью не наблюдается.
       Роджер вернулся через час, девчонки как раз закончили посвящать меня в последние новости жизни Академии. Сообщил весьма неутешительные новости: в получасе ходьбы на север источников воды не встретилось. Но мы всё равно решили, что идти надо в том направлении: интуиция так подсказывала, да и Мили сказала, что чувствует оттуда отголоски человеческих эмоций. Интересно, как далеко распространяется её дар?
       И вообще, странно это: никакая магия не работает, а эмпатия, похоже, только усилилась. По словам Камиллы, раньше ей был необходим зрительный контакт, чтобы пробраться в сферу чувств другого человека, а сейчас чужие эмоции просачиваются без разрешения. И, похоже, со значительного расстояния.
       Патриция весь день мучилась головной болью. Поэтому половина нашей команды сегодня была дееспособной лишь частично. А от головы у нас никакого средства с собой не припасено.
       Шли мы не торопясь, на север, поддерживая боевой дух пустой болтовнёй и древними как мир анекдотами. Если верить сбивающимся внутренним часам, на дорогу до привала у ручья, который мы всё-таки нашли, ушло часов шесть. Но не удивлюсь, если реальная цифра окажется раза в два-три меньше: прогулки совсем налегке ещё никогда не служили хорошим способом времяпрепровождения. Перекусить бы... Но нам оставалось тупо пялиться по сторонам.
       Растительность нового мира выглядела не слишком экзотично: ухоженная тайга вперемешку с деревьями тропиков и субтропиков, но без москитов. Сочетание интересное и, главное, приятное. Утешало одно: в такой местности не грозит наступить на стеклянные осколки. Классовую принадлежность птиц, заливающихся трелями где-то высоко над нашими головами, определить не получилось: зоолог из меня ещё худший, чем ботаник. Более крупную живность мы так и не встретили, из чего был сделан вывод, что гуляем мы в окультуренном лесу. Других признаков человеческого вмешательства в пейзаж не наблюдалось.
       Вот дилемма-то! В город попасть надо просто кровь из носа как, но языка мы не знаем (уверена, Ланда не учила аборигенов английскому), в социально-политических аспектах не разбираемся тем более, и посему можем очутиться в очень нехорошем положении из-за обычного непонимания. А самое страшное, что за помощью обращаться не к кому: вполне может статься, что здесь лютует инквизиция, и любое упоминание магии выйдет нам боком. Или что ещё хуже - магии здесь не существует принципиально. Я даже не знаю, какой вариант был бы предпочтительнее...
       - А-ря! Приём! Приём! Земля на связи! - интенсивно махая ладонью перед моими глазами, почти закричала в ухо Камилла. - Как там, на облаках?
       Я вздрогнула от неожиданности и нахмурилась, не понимая вопроса.
       - Мы до реки дошли, - повторила Мили, видимо, уже не первый раз.
       От ходьбы босиком ноги устали быстро. Сколько же кайфа было, когда появилась возможность опустить их в тёплую воду ручья! Ну а перед тем, как наслаждаться "ванной", мы утолили жажду: немного выше по течению бил ледяной кристально чистый ключ. Да, знаю, в сырой воде встречается до чёртиков много всякой гадости, и потом нам этот "водопой" может ещё не раз откликнуться, но кипятить-то её негде! Костёр проблемы не представляет, а вот тара - самая что ни на есть трудность.
       - Никогда бы не подумала, что купание голышом в реке может доставлять столько наслаждения! - сладко потянувшись на солнышке, Камилла перевернулась на живот.
       Что правда, то правда: у Патриции даже голова болеть перестала, и в ответ на слова подруги она, улыбаясь, согласно покивала.
       Роджера мы отослали немного погулять: купальников-то нет, пришлось нам изобразить нудистов. По началу были не самые приятные ощущения. Конечно, модный во все времена купальник-бикини не является образцом целомудрия, но без него как-то намного менее уютно. Слава богине совести, коли такая существует, Род не стал спорить с нами и послушно отправился искать в лесу что-нибудь съедобное: мы решили, что не хотим быть приверженцами лечебного голодания.
       Обсохнув под тёплыми лучами ржавого солнца, я, Пати и Мили, немного помучавшись со шнуровкой на корсете, снова облачились в дурацкие платья.
       ...В голове словно хрустальную вазу разбили, обильно угощая осколками череп и особенно виски. В ушах зазвенело так, что я едва не оглохла. Боже, как больно! Картинка перед глазами покрылась мелкой рябью, закружилась и расплылась. Краски смешались в серую массу с редкими белыми прожилками. Дайте мне аспирина, и побольше! Или хотя бы нашатыря - мелькнула последняя мысль перед тем, как в глазах потемнело окончательно...
     
    ***

    Рыжее солнце на зеленоватом небе смотрелось более чем неправильно, словно пятно ржавчины на эмалированном листе стали. Город, похоже, нисколько не волновался из-за дневного светила, и продолжал поглощать эмоции своих жителей. Люди спешили домой, в магазины, в театры, и толпе было всё равно, откуда посреди главной площади возник подросток с горящими огнём глазами.
       Артур огляделся: монстры каменных зданий нависали со всех сторон, скрадывая пространство, забирая воздух, вытягивая жизнь. Тесный, грязный, шумный, уродливый город вряд ли мог произвести приятное впечатление хоть на кого-то. Отовсюду доносилось ржание лошадей, ругань торговцев и гогот детей улицы. Запах тоже оставлял желать лучшего. Но - что поделать, если именно здесь живут нужные Артуру люди? Именно сюда приведёт Арю, Патрицию, Мили и Роджера интуиция. Если Орланда не ошиблась...
       Придирчиво оглядев новое облачение, Арти печально вздохнул: местным жителям явно не хватает вкуса. Ладно бы средневековье было, так вообще невесть что!
       - Как-нибудь выкручусь... - пробормотал Воплощение, избегая столкновения с миловидной дайвэани.
       Вдолбленные Созидательницей сведения тут же проговорили вместо Артура:
       - Простите мне мою неловкость, дайвэани! Да не будет грязи на Вашем пути!
       Девушка скользнула по лицу молодого человека невидящим взглядом, непонимающе поглядела на изображённый им полупоклон, но потом будто опомнилась:
       - Да будет небо над Вами ясным! - сказала она, и поспешила убежать по своим делам.
       Странные они, всё-таки. Вроде бы, и к высшему свету принадлежат, все преклоняются перед ними, но как они себя мучают, эти дайвэани! Ходят только босиком, и всегда в платьях с корсетом. Бедняги. Слава огню, хоть у мужчин нормальные гардероб и образ жизни, и то легче.
       Так, Орланда сказала, что Лойсе можно найти в ювелирном магазине на центральном проспекте города - кажется, он зовётся Франдиш... И если Созидательница не ошиблась, и Лойсе - Воплощение Воздуха, поиски Стражей Пятого мира значительно облегчаться. Только бы они не наделали глупостей!

***

       Где-то через час после того, как мы вышли из города, ноги напомнили о своём некомфортном положении. Прихваченные в чулане магазина Лойсе ботинки оказались слишком длинными и широкими - босиком удобней. Но сначала мощёная камнем дорога, а потом и вовсе бездорожье ощутимо "массажировали" ступни, поэтому сейчас я бы не отказалась от ванночки с солью, пемзы, или пары часов спокойствия в спа-салоне. Но обо всём этом можно даже не мечтать, пока мы в Пятом мире. И как назло конюшня, в которой Артур планировал лошадей взять, оказалась совершенно пуста...
       - Где, ты говорил, мы с Лойсе должны встретиться? - спросила мисс Калингтон, тоже, видимо, уставшая от прогулки босиком.
       - Километра через три, - раздражённо откликнулся Воплощение.
       - Может, привал? У меня голова кружится, - спокойно предложила Пати, не акцентируя внимания на тоне Артура.
       И тут же практически моментально побелела и осела на землю - Воплощение даже не успел её поймать.
       - Чёрт подери, да она вся горит! - взяв руку Патриции, сказал Артур. - Срочно воду и посмотри, есть ли там что-нибудь вроде нашатыря.

Ну и дальше босоногие приключения юных волшебниц описаны весьма занимательно. Рекомендую!

Отредактировано ppk (2009-10-11 19:03:11)

Белое сияние
Кэролайн Карвер

     Сбросив туфли на высоченных каблуках, Эбби вприпрыжку бежала по  улице,
не обращая внимания на удивленные взгляды многочисленных  прохожих.  Асфальт
был мокрый и  грязный,  но  ее  это  совершенно  не  волновало.  Нужно  было
выбросить эти идиотские туфли еще в прошлый  раз,  когда  она  захотела  это
сделать.
     Никому ни  за  что  она  их  не  отдаст,  чтобы  не  обрекать  на  муки
несчастную, которая вдруг захотела бы их взять. Она  шагнула  к  урне  возле
автобусной остановки и с размаху опустила туда туфли.
     Через пять минут Эбби легко вбежала в дом и крикнула:
     - Я дома!
     - Переодевайся и заходи ко мне, - донесся голос матери.
     - Белого или красного? - спросил Ральф, выглядывая из кухни.
     - Пожалуй, белого. Спасибо. - Она отпила половину бокала, после чего  к
ней вернулось самообладание.
     - Трудный день? - В голосе  Ральфа  звучало  сочувствие.  Он  никак  не
прокомментировал то, что она босиком.
     - Сплошные встречи и переговоры. - Она сделала еще  один  глоток. -  Но
ведь в мои обязанности это не входит. Я должна работать  вне  здания,  а  не
сидеть взаперти в кабинетах.
     - Бедная девочка. - Он искренне ее жалел. - Приготовлю-ка я  что-нибудь
такое, что тебя приободрит.

Отредактировано ppk (2009-10-11 19:04:00)

Варя, Варенька, Варвара
Шадрина Зоя Михайловна

Дорога и впрямь оказалась безлюдной. Варьке вспомнился просёлок, по которому она ходила от дома до пионерского детдомовского лагеря. Как давно это было, в какой-то той, далёкой жизни на Урале... Она снова читала молитву, стихи и пела песни. Да и идти было привычно, а главное легко, без заплечных торб и корзин. Солнце начинало яриться, сопки задрожали в мареве испаряющейся влаги. Впереди послышалось журчание воды, мостик с прибрежными кустами обещал отдых и прохладную тень. Неширокая горная речушка шумела на перекатах. Варя прошла деревянный настил и спустилась по пологому склону. У мостовой опоры лежало брёвнышко, чистое от коры, приглаженное паводками, облюбованное путниками для отдыха. Ноги блаженно погрузились в воду. В это время послышался гул мотора. Выскакивать на дорогу было поздно. Варя махнула рукой – зна-чит не судьба. Но у моста мотор заглох, послышались голоса людей, видимо, тоже решивших отдохнуть у речки. По другую сторона моста к воде спускались женщина и двое мужчин. Варя сидела отстранённо. Её заметили сразу. Слишком узкой была речная протока. Один из мужчин, не глядя на Варю, спросил своих спутников: «Откуда в таком глухом месте эта Алёнушка и куда она путь держит?» Говоривший явно по-доброму шутил. Но проситься в попутчики Ва-ре показалось неловко. Она встала, дала ногам обсохнуть и поднялась на дорогу. По ту сторону моста стоял ГАЗик. Варя пошла дальше. Вскоре она услышала шум мотора, отошла на обочину. Машина за-тормозила, дверка открылась, и улыбчивый шофёр спросил: «Куда идёшь, Алёнушка, да ещё и босая? Может, подвести малость?» Рядом с шофёром сидел солидный седеющий мужчина. На босоножку смотрели строгие глаза начальника, делающего доб-рое дело. Открылась задняя дверка, и миловидная женщина взмахнула рукой: «Садись, не бойся, мы далеко едем, подвезём. Куда тебе?» Варя потупилась, не зная, что сказать. В грузовик она сама бы попросилась. Девчонка неробкого десятка растерялась: «Да мне хотя бы до Ра-китного, я сплавщиков ищу. К отцу иду». Женщина совсем развесели-лась: «Считай, что тебе крупно повезло. Мы и сами их ищем, а значит, доставим по назначению». Варя села рядом с ней. Сиденье мягко кач-нулось под ней, и машина запылила по шоссе. После протокольных вопросов, как зовут, в каком классе учится и где живёт, женщина назвалась Ириной Викторовной. Мужчин пред-ставлять не стала – не на официальном приёме. От неё вкусно пахло духами. Светлое платье, светлые босоножки, собранные в пышный узел на затылке волосы. Варька давно не видела нарядно одетых жен-щин – это сковывало её. А тут ещё её огрубевшие, босые ноги... В Ракитном остановились около столовой. Ирина Викторовна сде-лала Варе знак выходить, а у машины сказала: «Сейчас в столовую сходим, подкрепимся и дальше поедем». Варя потупилась, готовая от-казаться от приглашения. Она не могла сказать этой нарядной, благо-ухающей духами женщине, что у неё нет денег на столовую, что в её холщовой торбочке только кусок хлеба и помидоры для отца. Ирина поняла смущение и щепетильность босоножки, взяла за руку, нагнулась и тихо, ласково проворковала: «Я угощаю, а когда приеду к вам в Богдановку, вы с мамой угостите меня. Договорились?» В детской головке путались мысли. Конечно, здорово, что ей не пришлось пылить по дороге босыми ногами, но всё остальное... Лучше бы она шла пешком. Есть, разумеется, хотелось, запахи кухни дурма-нили голову. Ирина Викторовна шофёра называла просто Петей, а се-деющего начальника Сан Санычем, при этом озорно улыбалась. За столом Петя балагурил. Глаза Сан Саныча подобрели, губы обмякли. Его тучное тело ждало блаженной сытости. Варя тоже сбросила на-пряжение, вспомнив слова бабы Ульяны: «Прими из руки дающей, отринь гордыню свою, ибо принявший и сам дать может». Тогда это было лишь витиеватое изречение. Теперь оно открывало Варе свой смысл. Может, внучка несколько приземлённо трактовала слова ба-бушки, но они помогли ей преодолеть робость. Много раз бабушка Ульяна открывалась Варе своей мудростью, помогала ей осмыслить то, что казалось непостижимым. Обед оживил застолье. Все были голодны и теперь ублажали чрево своё. Начальник, подчинённые и приблудившаяся к ним в пути девочка уравнивались естественным желанием насытиться.

Книга весьма тематичная. Здесь приведен лишь небольшой отрывок.

Солнечный свет
про вампиров
Робин Маккинли

     Мы  ушли  недалеко  и  передвигались  медленно.  По  какой-то   причине
державшие меня вампиры предоставили мне, босой, трясущейся, идти  в  темноте
своими ногами. Им, наверное, казалось, что я ползу как червяк. Луна  еще  не
покинула небосклон, но сочившийся сквозь листья свет только  сбивал  меня  с
толку. Похоже, даже если я бы  могла  видеть  местность,  она  оказалась  бы
незнакомой. Я вроде бы чувствовала неподалеку, глубже в лесу, пятно скверны.
Интересно, чувствуют  ли  вампиры  пятна  скверны  так  же,  как  люди?  Все
задавались вопросом, какое вампиры имеют отношение к пятнам скверны, но  эти
пятна оставались загадкой; они появились в ходе Войн Вуду, вампиры же  тогда
были главным врагом - но большего,  похоже,  не  ведал  даже  глобонет.  Вся
округа знала о пятнах скверны возле озера, в том числе те, кто ни  разу  там
не был, однако -  ни  единого  слуха  о  кровопийцах.  Вампиры  предпочитали
города, по-видимому, из-за большей плотности человеческого населения.
     Весь шум исходил от меня - не считая  шепота  воды  и  шороха  листьев.
Берег был скорее каменистым, чем топким, и  когда  мы  переходили  маленький
извилистый ручей, холодная вода, коснувшись ног, повергла меня  в  шок:  она
свидетельствовала, что я еще жива.

...

в книге есть еще несколько подробных сцен

Отредактировано ppk (2009-10-11 19:04:26)

---

Отредактировано shark (2012-05-03 05:53:52)

Тролли в городе. Царица вод и осьминогов.
Елена Владимировна Хаецкая

     Посреди проспекта, и без того негромкого,  попадались  островки  полной
тишины. Так, в центре бульвара, тянущегося по  разделительной  полосе,  была
выгорожена детская площадка. Крошечная, как  атолл  в  океане,  и  столь  же
пестрая и оживленная. За заборчиком возились дети  под  надзором  нескольких
женщин. На детях были курточки.
     Татьяна остановилась и выпустила мою руку. На ее лице отразился ужас.
     - Вы это видите? - воскликнула она.
     Я сделал вопросительное лицо, но она и без моего  вопрошания  сразу  же
объяснила:
     - У детей непоправимо осенний вид! Кругом как будто лето, но вон у того
ребенка совершенно осеннее лицо... Вы видите эти  курточки?  Это  не  летняя
одежда! - Она глянула на меня и прибавила  упавшим  голосом:  -  А  вчера  я
видела девушку в плаще. Плащик-трапеция и косыночка на голове. Это ужасно.
     Я хотел сказать ей, чтобы она не боялась, что впереди еще  почти  целый
август, а осень до поры заперта внутри оградки детского садика и ни  за  что
не вырвется наружу, покуда не отцветет цикорий...
     Но Татьяна сама произнесла все эти слова, потому что теперь, когда я не
имел возможности говорить, она легко читала мои мысли.
     - Нет! - под конец произнесла она решительно и отвернулась  от  детской
площадки. - Нет, еще не осень, нет! Вы правы! И я докажу, я всем докажу, что
лето не закончено!
     С этими словами она сбросила туфли и  встала  передо  мной,  лихо,  как
пират, расставив босые ноги.
     - Ну, как?
     Я написал обломком кирпича на асфальте: "Восхити".
     Она взяла меня под руку и пошла  со  мной  рядом  дальше  босая.  Туфли
остались лежать на асфальте рядом с кривыми буквами "восхити". Пятки Татьяны
легко шуршали по асфальту, мои тапочки старчески шаркали.
     Это и  был  наш  вызов  надвигающейся  осени,  наша  отчаянная  попытка
поделиться силами с пыльным, дряхлеющим летом.

***

     Затем Петр Иванович опять повернулся к сцене, и  больше  уже  никто  не
смел его тревожить. Петр Иванович самозабвенно  погрузился  в  созерцание  и
слушание.
     В последнем эпизоде балерина вышла на сцену босая. Ее нагие  ножки  как
будто  жили  собственной  жизнью:  они   подбирали   пальцы,   вытягивались,
осторожничали, сгибались и выпрямлялись. Казалось, они разговаривают, и речь
их была ясна и выразительна.
     А прямо перед Золушкой стояла пара хрустальных башмачков.
     И только теперь, когда она разулась, Петр  Иванович  наметанным  глазом
сразу определил: эти  башмачки  балерине  катастрофически  малы.  Не  просто
малы - они, что называется, и на нос не налезут. "У нее, надо думать, размер
сорок второй, - прикидывал Петр  Иванович,  наслаждаясь  изгибом  Золушкиной
ступни, - а эти фитюльки - тридцать пятый, тридцать шестой максимум.  И  они
еще пишут в программе (он все-таки прочитал  "краткое  содержание  балета"),
что только Золушке подошли крохотные хрустальные туфельки, изготовленные  по
приказанию крестной феи... Если уж по-честному, то они бы налезли только  на
мачеху и еще на вон ту девицу из кордебалета..."
     Мысль о хрустальных башмачках всецело завладела троллем. Это была  одна
из тех мыслей, которая и по силе, и по объему гораздо больше того, кто с нею
столкнулся, так что одолеть ее Петр Иванович даже и  не  пытался:  он  сразу
узнал, с чем имеет дело, и покорился, погибая.
     Когда спектакль закончился, Петр Иванович опрометью кинулся в гардероб,
схватил свою присмиревшую шубу и выскочил под снегопад.

     С того дня у Петра Ивановича появилось важное занятие: он думал о босых
ножках балерины и о хрустальных башмачках. Он представлял их в  воображении:
вот длинные пальцы молодой танцовщицы подбираются и вновь выпрямляются,  как
крохотные стрелы, вот ее ступня изогнулась аркой - как тверда ее пятка, хоть
иглы об нее  ломай!  -  и  миг  спустя  она  расслабленно  опускается  возле
крохотного башмачка.
     Умом  Петр  Иванович  понимал,  что  для  Золушки  это  позор  -   ведь
зачарованные туфельки, красноречивые свидетели ее  триумфа,  определенно  не
придутся ей впору. Но было нечто волнующее в том, что Золушка никогда их  не
наденет. Ведь пока она боса, остается  возможность  мечты  о  ней,  остается
сводящая с ума неопределенность. Женщина за мгновение до взлета  абсолютного
счастья:  уже  наполненная  любовью,  но  еще   не   потерянная   для   тебя
безвозвратно.
     А Золушка обречена балансировать на  этой  грани  вечно,  и  грань  эта
слишком тонка и остра, чтобы когда-либо утратить свою смертоносность.
     Несколько дней кряду Петр Иванович ходил как пьяный. Все свои мысли  он
переместил в Золушкины пяточки и в пару  башмаков,  стоявших  на  сцене  так
одиноко, так обреченно!..

Отредактировано ppk (2009-10-11 18:56:23)

Девочка со спичками
Ганс Христиан Андерсен

Как холодно было в этот вечер! Шел снег, и сумерки сгущались. А вечер был последний в году - канун Нового года. В эту холодную и темную пору по улицам брела маленькая нищая девочка с непокрытой головой и босая. Правда, из дому она вышла обутая, но много ли было проку в огромных старых туфлях? Туфли эти прежде носила ее мать - вот какие они были большие,- и девочка потеряла их сегодня, когда бросилась бежать через дорогу, испугавшись двух карет, которые мчались во весь опор. Одной туфли она так и не нашла, другую утащил какой-то мальчишка, заявив, что из нее выйдет отличная люлька для его будущих ребят.

Вот девочка и брела теперь босиком, и ножки ее покраснели и посинели от холода. В кармане ее старенького передника лежало несколько пачек серных спичек, и одну пачку она держала в руке. За весь этот день она не продала ни одной спички, и ей не подали ни гроша. Она брела голодная и продрогшая и так измучилась, бедняжка!

Отредактировано ppk (2009-10-11 18:56:55)

---

Отредактировано shark (2012-05-03 05:54:18)

Приговор
Юрий Нестеренко

     По  правде говоря,  грязные волосы отнюдь не были приятны на ощупь,
да и  пахло от нее...  понятно,  как пахнет от человека,  которому негде
нормально помыться, будь он хоть трижды благородного происхождения. Но я
продолжал гладить ее голову -  молча,  ибо не знал,  что сказать.  Любые
слова утешения звучали бы фальшиво. По тому, как вздрагивали ее плечи, я
понял,  что она плачет -  может быть,  впервые за  эти три года.  Но она
делала это совершенно беззвучно,  явно не желая демонстрировать мне свою
слабость.  Наконец она отстранилась,  как-то даже слишком резко, и снова
посмотрела на меня,  похоже,  жалея,  что поддалась минутному порыву. Ее
глаза  вновь  были  совершенно сухими -  я  бы  даже  подумал,  что  мне
показалось,  если бы  слезы не  оставили предательские следы на  грязном
лице.
     - И все эти годы ты так и живешь здесь?  -  я даже не спрашивал,  а
скорее констатировал очевидное.
     - Да.
     - Ты не думала перебраться к какой-нибудь родне?
     - Никого не осталось. Я - последняя в роду.
     - И тебе никто не помогает? Как же ты смогла прокормиться?
     - Лес прокормит человека, который его понимает, - улыбнулась она. -
Еще  до  того,  как  все  это  случилось,  мама отпускала меня с  нашими
служанками по грибы и ягоды,  так что я знала,  какие можно есть. А отец
даже брал на охоту, хотя мама и ворчала, что это занятие не для девочки.
Но стрелять я  тогда еще не умела.  Я научилась потом,  сама,  уже после
ЭТОГО. Пожар и грабители уничтожили не все, мне удалось отыскать в замке
этот арбалет и  еще кое-что...  А  Эрик,  мой средний брат,  научил меня
ставить силки и ловить рыбу в озере. Он часто играл со мной, хотя он был
мальчишка и  на  пять лет старше.  Он вовсе не был таким задавакой,  как
Филипп, старший...
     - А твоя одежда?  У тебя есть что-нибудь,  кроме того,  что на тебе
сейчас? - "если это вообще можно назвать одеждой", добавил я мысленно.
     - Почти все сгорело.  Уцелели платье и туфли, которые были на мне в
тот день... но я же из них давно выросла.
     В самом деле. Я как-то не подумал об этом детском свойстве.
     - И что же ты, круглый год так и ходишь босиком? И зимой?
     - Ну,  зимы в  наших краях теплые,  -  беспечно ответила она.  -  В
прошлом году снег всего два раза выпадал, и почти сразу таял. Вообще-то,
есть еще старые отцовские сапоги,  но они мне слишком велики.  Даже если
тряпок внутрь напихать -  идешь,  как в колодках... Я их только зимой на
рыбалку надеваю,  потому что там на  одном месте подолгу стоять надо,  и
впрямь замерзнешь. А ходить и бегать лучше уж босиком. Когда привыкнешь,
то почти и не холодно.  Вот без теплой одежды зимой куда хуже. Но у меня
есть  волчья  шкура.  Я  в  первую  же  зиму  сама  волка  застрелила  -
похвасталась она.  -  Шубу, правда, сшить не получилось. Шить я не умею.
Мама пыталась научить,  но  мне терпения не хватило.  Слишком уж скучное
занятие.

....

     Я проведал своего коня -  с ним было все в порядке -  и мы, обогнув
замок с  противоположной озеру стороны,  вошли в  лес.  Эвелина шла чуть
впереди,  со своим неизменным арбалетом за спиной,  ступая босыми ногами
по вылезшим из земли кореньям и  упавшим веткам столь же резво и  легко,
как и по ровным плитам пола своего замка.  Кое-где попадались поваленные
стволы,  обросшие густым мхом;  я  заметил,  что Эвьет топчется на нем с
особенным удовольствием,  непременно проходясь по  такому  стволу вместо
того,  чтобы  просто перешагнуть его.  Несмотря на  ранний утренний час,
трава не  была влажной,  и  солнце,  ярко светившее с  безоблачного неба
сквозь узорчатую листву старых деревьев,  обещало сухой  и  жаркий день.

...

     - Действительно. А какие у нас неотложные дела?
     - Ну,  во-первых, купить тебе одежду и обувь. Потом, левая передняя
подкова...  Что не  так?  -  спросил я,  заметив мелькнувшую на  ее лице
недовольную гримаску.
     - Не хочется снова в  туфли влезать.  Я  уже привыкла босиком,  мне
нравится. Тем более в такую славную погоду!
     - Баронессе не пристало ходить босой, - напомнил я.
     - Да  я  понимаю,  -  вздохнула Эвьет.  -  Но почему простолюдинкам
можно, а мне нет?!
     - У каждого сословия свои привилегии, - усмехнулся я.
     На самом деле я  мог ее понять.  Я сам проходил босиком первые годы
своей жизни.  И,  когда впервые надел настоящие башмаки,  стер  себе обе
ноги в  тот же день.  Но для меня те башмаки и новенький костюмчик стали
символом  радикальной  перемены  социального  статуса  (хотя   тогда  я,
конечно,  еще не знал таких мудреных слов).  И я готов был терпеть любые
неудобства,  лишь бы  не  возвращаться снова к  жизни и  облику уличного
оборвыша.  Эвелина же и  босая оставалась аристократкой и  не ощущала ни
малейшего урона  своему достоинству.  Я  мог  лишь  позавидовать чувству
внутренней свободы  и  независимости этой  девочки.

Отредактировано ppk (2009-10-11 18:58:10)

Прочитал я за выходные примерно треть романа (найти можно на оффсайте автора)
и, кажется дошел до той точки, когда меня уже реально начало подташнивать.
Книга не просто цинична, не просто изобилует совершенно излишними по смыслу
анатомическими и физиологическими подробностями бытия, но похоже чуть ли
не специально писалась для смакования подобного. Просто небольшая цитата,
не единственная и далеко не самая кровавая:

     И все-таки я его узнал.  Просто потому,  что уже видел эти длинные,
запачканные кровью волосы и  голубые глаза,  смотрящие с кровавого лица.
Тогда оно показалось мне лицом с  содранной кожей.  Но  на  сей раз кожа
_действительно_ была содрана.  Нож прошелся по лбу у самых корней волос,
по  вискам,  по  скулам и  по  щекам,  но  не  замкнул свой  путь  через
подбородок  -  и  теперь  лицо  несчастного кошмарной  вывернутой маской
свисало  ему  на  грудь.  По  обнажившемуся багрово-блестящему  мясу  во
множестве ползали мухи -  их было,  наверное, не меньше двух десятков. Я
видел,  как  конвульсивно дергаются не  прикрытые больше  кожей  лицевые
мышцы.  Глаза,  лишившиеся век,  превратились в жуткие шары,  мучительно
вращавшиеся в своих орбитах -  ведь страдалец не имел теперь возможности
не  то  что  закрыть их,  но  даже  моргнуть.  Не  менее жутко выглядели
обнаженные десны и оскаленные зубы, лишенные губ.

...

     Обдумывая все это,  я  в  то же время,  признаюсь,  не без интереса
наблюдал за  тем,  во  что  превратилось его лицо.  Все-таки не  каждому
анатому удается увидеть вживую работу лицевой мускулатуры (хотя  бы  той
ее части,  что сохранилась после ножа палача). Нет, безусловно, сам бы я
не стал проделывать такого с живым человеком даже ради науки.  Но раз уж
это все равно произошло - возможностью следовало воспользоваться.

Про собак поедающих младенцев, про людей корчащихся в агонии на
собственных кишках и про тела висящих на крюках для туш, с вашего
позволения не буду. Прочитаете сами, если захотите.  Меня во всем этом
болезненном повествовании заинтересовало другое. Девочка  до встречи с
героем романа не просто ходила босиком круглый год, но ходила с удовольствием:

Эвелина шла чуть впереди, со своим неизменным арбалетом за спиной, ступая
босыми ногами по вылезшим из земли кореньям и упавшим веткам столь же
резво и легко, как и по ровным плитам пола своего замка. Кое-где попадались
поваленные стволы, обросшие густым мхом; я заметил, что Эвьет топчется на
нем с особенным удовольствием, непременно проходясь по такому стволу вместо
того, чтобы просто перешагнуть его.

Однако автор ее обувает. Почему? Потому что "так надо"

     - Ну,  во-первых, купить тебе одежду и обувь. Потом, левая передняя
подкова...  Что не  так?  -  спросил я,  заметив мелькнувшую на  ее лице
недовольную гримаску.
     - Не хочется снова в  туфли влезать.  Я  уже привыкла босиком,  мне
нравится. Тем более в такую славную погоду!
     - Баронессе не пристало ходить босой, - напомнил я.
     - Да  я  понимаю,  -  вздохнула Эвьет.  -  Но почему простолюдинкам
можно, а мне нет?!
     - У каждого сословия свои привилегии, - усмехнулся я.

Обувает, как мы видим, тоже с какой-то садисткой ухмылочкой. Если взять
за труд и прочитать дальше, то мы увидим, что роль баронессы девочка
начнет отыгрывать лишь во второй части романа, почему бы до этого момента
не дать девочке идти, как она привыкла, босиком?

     Соблюдая меры предосторожности,  мы  вышли из  города,  но опасения
были напрасны -  вокруг,  насколько хватало глаз,  не  было ни души.  Мы
зашагали на  восток по той самой дороге,  что всего два с  половиной дня
назад привела нас в Лемьеж.  Эвьет вдруг остановилась,  решительно сняла
мокрые сапожки и пошлепала дальше, неся их в руке.

Автор снова обует ее через несколько минут... чтобы потом снова показать,
как девочка легко и свободно двигается босиком:

     Я,  однако,  не  мог ее сопровождать.  Лес выглядел слишком густым,
чтобы ехать через него на  лошади,  к  тому же  конный охотник без собак
только распугает всю  дичь.  Оставить Верного привязанным к  дереву тоже
было нельзя -  никто не  поручился бы,  что  здесь нет  волков или  иных
опасных  существ (не  обязательно четвероногих).  Можно  было,  конечно,
прогуляться до  какой-нибудь  конюшни  в  мертвом  селе,  но  опять-таки
неизвестно,  кто может проехать через это село в  ближайшие часы...  И к
тому  же,  как  безапелляционно заявила Эвьет,  у  меня  нет  охотничьих
навыков,  а стало быть,  я способен распугивать дичь не хуже Верного.  Я
вынужден был согласиться,  что мне придется остаться с  конем,  хотя мне
это и не нравилось. Не из глупой гордости, конечно, а из опасения насчет
девочки и хищников - причем в первую очередь тех, что не четвероногие.
     - Дольф, я три года охотилась одна в лесу, - улыбнулась Эвелина.
     - Тот лес ты хорошо знала. Этот - нет.
     - Следы везде выглядят одинаково.  Если здесь и есть разбойники,  я
обнаружу их  гораздо раньше,  чем они -  меня.  Когда приучаешься читать
следы мягких лап,  отпечаток башмака бросается в глаза с десяти ярдов, -
и, не успел я заметить, что ее сапоги оставляют не менее заметные следы,
как Эвелина деловито принялась разуваться. - Присмотри заодно и за ними,
- вновь улыбнулась она,  ставя обувь на землю. Хотя я не возражал, она -
как  видно,  помня мои  слова о  том,  что  пристало и  что не  пристало
баронессе -  пояснила: - Это не только из-за разбойников. Залог успешной
охоты в том, чтобы максимально уподобиться своей дичи.
     - Хорошо сказано, - оценил я. - Сама придумала?
     - Вообще-то из отцовской книги вычитала, - честно призналась Эвьет.
- "Сочинение  об  искусстве  ловчей  забавы"  Гумбольдта  Троккенштерна,
оберхофягермайстера  предпоследнего  императора.  Сам  он,  конечно,  не
следовал своим советам столь буквально,  а  зря.  Когда я  иду босиком и
ощущаю ногами то  же,  что и  зверь,  я  лучше понимаю его поведение.  А
заодно чувствую любую веточку или сухой лист и знаю, что они не хрустнут
в  самый неподходящий момент у меня под сапогом.  Но,  конечно,  это все
работает,  когда есть привычка и сноровка. А иначе просто исколешь ноги,
и все.
     - Ладно,  -  улыбнулся я. - Иди, гроза лесной дичи, надеюсь на тебя
от  всего желудка.

...

     - Я завалила кабанчика,  -  подтвердила она мою догадку. - Пыталась
тащить, но он тяжелый. Идем скорей, пока его еще кто-нибудь не съел.
     Она взяла свои сапожки,  но обуваться явно не торопилась и  понесла
их в руке; я пошел следом, ведя Верного в поводу. Низко нависавшие ветки
исключали  верховую  езду,  но,  по  счастью,  совсем  уж  непреодолимых
зарослей на  нашем пути не  было,  и  пройти с  конем мы все-таки могли.
Минут через сорок мы добрались до добычи -  пока еще и  в  самом деле не
тронутой никем крупнее муравьев.

И потом снова обуть. Какое-то болезненное, садисткое наслаждение испытывает
автор такими сценами (как и другими сценами насилия, которыми книга, повторяю,
забита до краев и выше). И тогда мне стало интересно и взял предыдущий
роман того же автора - "Крылья". И что же я там нахожу? Да тоже самое!

Летом я всегда ходила босиком;  не потому, разумеется, что
королевский палач Йартнара экономил на обувке для дочери,  а  просто мне
так нравилось.  Поскольку со двора я никогда не выходила, родители (буду
называть их  так,  хоть Штрайе мне и  не родной) не имели ничего против.
Ллуйор появился в  нашем доме весной и  не  знал об  этой моей привычке.
Солнце с  каждым днем пригревало все сильней,  и  я с нетерпением ждала,
когда можно будет сбросить надоевшие за зиму башмаки.  И  вот,  когда я,
наконец,  впервые в том году пробежалась, смеясь от удовольствия, босыми
ногами по  нагревшимся с  утра  плиткам аллеи  и  лихо  вскарабкалась на
дерево,  где уже ждал меня Ллуйор -  я  вдруг заметила,  что мой генерал
смотрит на меня совсем не так,  как полагается смотреть на королеву. Тут
уже мне пришлось выслушать лекцию о том,  что босиком ходят только нищие
голодранцы и неотесанная деревенщина.  Очевидно, его устами в тот момент
говорили  его  отец-сапожник,  взиравший  на  мир  через  призму  своего
ремесла, и мать, которая, умирая в полной нищете, наказывала сыну во что
бы то ни стало "сохранять достоинство сословия". Тогда, впрочем, я этого
не понимала. В первую минуту я сочла, что он городит совершенную чепуху,
о чем ему немедля и сообщила;  однако,  вопреки обыкновению, он вовсе не
признал  свое  поражение.  С  растущим  удивлением  я  поняла,  что  мой
авторитет стремительно тает в  его глазах;  я  снова посмотрела на  свои
свесившиеся с ветки ноги,  и мне вдруг показалось,  что в этом зрелище и
впрямь есть что-то унизительное и  неприличное.  Я  неуклюже спрыгнула с
ветки,  ушибив при  этом  пятку,  и,  прихрамывая,  поспешила в  дом  за
башмаками, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Та же самая пластинка. Те же самые идеи: босиком ходить хорошо и приятно,
но не только "ужасно неприлично", но и "унизительно". Но это же типичный
психологический конфликт, почти типичный для людей, которым нравится
ходить босиком, когда одна половина сознания выступает "положительно", а вторая
"отрицательно". Перманентный конфликт и в результате душевное расстройство
- сюжет прямо из книги по психологии, не находите? Не отсюда ли растут ноги
болезненной фантазии автора в "Приговоре"?

Отредактировано ppk (2009-10-11 18:59:23)

Вероятно присылали и не раз   У него даже специальное замечание на этот счет есть:

     Пояснение к бета-версии

     Бета-версия романа,  как и бета-версия программы, служит для поиска
ошибок,  ускользнувших от  внимания  автора.  Просьба  писать  обо  всех
замеченных ошибках,  от простых опечаток до арифметических, логических и
фактических,   по  адресу  comte@au.ru.   Не  верьте  автору  на  слово,
проверяйте каждую  мелочь типа  фазы  луны  или  долготы дня.  А  вот
предложений по изменению сюжета,  характеров героев и т.п. 
присылать не нужно.

Да у него, я смотрю, шоу продолжается в полный рост:

Юрий Нестеренко

Отчаяние

Адам и Ева подошли ближе. В обоих креслах сидело по человеку. Слева
мужчина,  справа женщина. Почему-то в одном нижнем белье. Голова мужчины
бессильно упала на грудь,  голова женщины,  напротив,  была запрокинута.
Тусклый уже луч фонаря высветил белое лицо,  располосованное сверху вниз
глубокими бороздами,  словно бы ранами от когтей, и пустые кровавые дыры
на месте глаз.  Ева невольно вскрикнула и схватилась за плечо Адама. Тот
приподнял за  волосы  голову  мужчины.  Лицо  этого  мертвеца тоже  было
расцарапано, но не так жестоко. Зато рот и весь подбородок у него были в
засохшей крови.  Тускло блеснули зубы, но не все - некоторые из них были
сломаны, один так и торчал под углом из десны.
     - Что  это?  -  брезгливо воскликнула Ева,  наступив босой ногой на
что-то мягкое, холодное и липкое. Адам посветил и наклонился.
     - По-моему, человеческий язык, - констатировал он, глядя на пол.

...

Воспоминание о  происходившем тогда резко выплеснулось в  сознание,
породив  ощущение почти  физического удара.  Адамсон вздрогнул и  крепко
зажмурился,  но  от  этого кошмарная сцена только яснее проступила перед
глазами...
     - Я  тоже  это  помню,  -  тихо сказала Линда.  -  Идем,  -  и  она
решительно  двинулась  боком  мимо   собственных  изувеченных  останков,
поднырнув  под  вспоротую  проволокой  руку.   Виктор  двинулся  следом,
стараясь одновременно и  не  глядеть на тело,  и  не коснуться его.  Под
ногами  влажно  хрустели и  чавкали  мертвые насекомоподобные твари,  во
многих  местах  уже  покрывшие пол  сплошным  ковром;  ботинки  липли  и
оскользались в слизи.  Он порадовался - насколько этот глагол вообще был
применим в  такой ситуации -  что  все-таки  надел обувь мертвеца...  то
есть,  конечно,  свою собственную.  Но Линда шагала по всей этой гадости
босиком и,  кажется,  даже не обращала на это внимания.  Меж тем коридор
вокруг них все менее походил на конструкцию,  созданную человеком, и все
больше  -  на  внутренность какой-то  чудовищной,  пораженной полипами и
язвами кишки.  Свет уже  не  мог  проникать сквозь все,  что  наросло на
плафоны,  пришлось снова использовать фонарик.  В  одном месте дорогу им
преградило что-то вроде мягкого бревна; Линда наступила на это (раздался
звук,  похожий на хлюпающий вздох) и пошла дальше, а Виктор споткнулся в
темноте.  Он посветил под ноги и скривился,  когда понял, что это такое.
Это был труп, ставший теперь частью общей массы, облепившей стены, пол и
потолок;  он оброс так густо, что уже невозможно было понять, мужской он
или женский,  не говоря уже о причине смерти.  Можно было различить лишь
дыру  отверстого  рта  -  черный  провал  в  сплошной  бугристой  корке,
полностью скрывшей прочие черты лица.  Виктор почувствовал опасение, что
дальше проход вообще зарос наглухо,  и  им придется едва ли не буквально
прогрызать себе путь в помещение поста...

Отредактировано ppk (2009-09-14 18:46:31)