dirtysoles

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » dirtysoles » Общество грязных подошв » Босые литературные герои


Босые литературные герои

Сообщений 1 страница 30 из 80

1

"...Все лето Кирилл проходил в майке, шортах и босиком. Только если шел в кино или библиотеку, надевал рубашку и сандалеты. Но это случалось не чаще одного раза в неделю. Дед сказал в конце весны, что в парусном деле нужны закаленные люди, и Кирилл закалялся добросовестно.
Мама сначала боялась. Говорила, что во всем надо знать меру, иначе можно и посреди теплого лета схватить воспаление легких. Вспоминала, как болел Кирилл два года назад. Кроме того, она утверждала, что ходить всюду босиком неприлично. На это Кирилл ответил однажды, что половина людей на Земле всю жизнь ходит босиком.
– Где это?
– В Индии, в Африке, на островах всяких… Если посчитать, знаешь сколько наберется!
– Но это же в тропиках!
– А здесь чем не тропики?
Лето выдалось сухое и жаркое. Ветер иногда приносил тонкий дым, который пощипывал глаза. Солнце делалось неярким и круглым – без лучей. Это горели где-то леса и торф.
В те дни, когда не было дымки, солнце палило, как в Аравийской пустыне. К середине июня с плеч у Кирилла слезли три слоя сгоревшей кожи, и наконец загар стал прочным, как броня. Волосы выгорели добела. Самому Кириллу иногда казалось, что у него даже кости прокалены солнцем…
Мама наконец махнула рукой. У нее хватало забот с Антошкой, который родился в конце мая.
– Дед говорит, что я похож на негатив, – сказал Кирилл. – Волосы бесцветные, шкура темная. Хоть печатай наоборот..."

"Колыбельная для брата"
/ В.П. Крапивин

+3

2

"...В дверь сильно постучали.

Учительница, отпустив Клаву, быстро подошла к двери и чуть приоткрыла ее.

— Марфа… — сказала она негромко и радостно.

Высокая, сильной кости женщина в ослепительно белой хустке и с черными от загара, запылившимися босыми ногами, с узелком подмышкой вошла в комнату.

— Здравствуйте, — сказала она, вопросительно взглянув на Клаву. — Живем вроде близко, а вон аж когда собралась проведать! — громко, с улыбкой, обнажившей крепкие зубы, сказала она учительнице"

/ А. Фадеев "Молодая гвардия"

+2

3

Подошвы у меня не задубелые. Не как у Рыжего. У того они – как у коня саврасого копыта: что по отаве проскакать, что по камням – ему без горя. А нам, мальчишкам, всем на зависть: прочность такая – ну ещё бы!
«У тебя, Володька, кожа на ногах, на плюснах-то, – как-то сказал Иван Захарович, глядя, прищурившись, сквозь выпущенный с кашлем изо рта сизый табачный дым на грязные пятки своего меньшого внука, – чёрна-то чё, как враг, дак это-сь ладно, у мавров вон она и от рождения, слыхал, чумазая – живут, однако-сь, и с такою, хошь, говорят, и зверонравны… Ею, твоёй, полозья можно обшивать на нартах остякам вон – во веки вечные, поди, не стёрлась бы. Тока, беда, скользить вот худо станут… думаю, шибко уж она шершава, парень… Имя, подошвами твоими, казан вон драить… об их топор ли, ножик ли поправить… Дай-ка, дысь, пошшупать их хошь, чё ли, то так, помру, и не потрогаю… Тебе к зиме и чуни, благо, не понадобятся, ты для семьи-то аканомный».
Рыжий ему:
«Деда, отстань, чё привязался?!»

В точно такой же, как и у меня, рубашке он, лишь на ногах вот у него, у Рыжего, как у меня, сандалий нет – босой он.
«Яму обутка не потребна, – так говорит о нём Иван Захарович. И добавляет: – Он как окованный, засранец».

Ещё и вот, поди: на пятках-на тех они, веснушки-то, и есть, возможно, да только их не разглядишь – под коркой чёрной потому что, зимой надо будет проверять, когда отпарит он их, пятки, хорошенько в бане, но вряд ли раньше Нового-то года.

Босоножьем среди нас они лишь – Рыжий да Андрюха Есаулов – эти только к осени обуются, в школу бы не идти, они бы и до снегу без обутки добродили, как медведи, а остальные все – в сандалях;

"Золотой век [сборник]" Аксёнов Василий

Отредактировано Серега (2019-05-21 05:03:42)

+3

4

Саша Соколов "Школа для дураков":

https://www.litmir.me/br/?b=25405&p=3

Отрывок с воспоминаниями об учителе Норвегове (повествование ведётся от лица подростка с психическим расстройством).

0

5

Еще предзнаменование явилось на следующее же утро и обрушилось непосредственно на того же Василису. Раненько, раненько, когда солнышко заслало веселый луч в мрачное подземелье, ведущее с дворика в квартиру Василисы, тот, выглянув, увидал в луче знамение. Оно было бесподобно в сиянии своих тридцати лет, в блеске монист на царственной екатерининской шее, в босых стройных ногах, в колышушейся упругой груди. Зубы видения сверкали, а от ресниц ложилась на щеки лиловая тень.

— Пятьдэсят сегодня, — сказало знамение голосом сирены, указывая на бидон с молоком.

— Что ты, Явдоха? — воскликнул жалобно Василиса, — побойся Бога. Позавчера сорок, вчера сорок пять, сегодня пятьдесят. Ведь этак невозможно.

— Що ж я зроблю? Усе дорого, — ответила сирена, — кажут на базаре, будэ и сто.

Ее зубы вновь сверкнули. На мгновение Василиса забыл и про пятьдесят и про сто, про все забыл и сладкий и дерзкий холод прошел у него в животе. Сладкий холод, который проходил каждый раз по животу Василисы, как только появлялось перед ним прекрасное видение в солнечном луче. (Василиса вставал раньше своей супруги). Про все забыл, почему-то представил себе поляну в лесу, хвойный дух. Эх, эх…

— Смотри, Явдоха, — сказал Василиса, облизывая губы и кося глазами (не вышла бы жена), — уж очень вы распустились с этой революцией. Смотри, выучат вас немцы. «Хлопнуть или не хлопнуть ее по плечу», подумал мучительно Василиса и не решился.

Широкая лента алебастрового молока упала и запенилась в кувшине.

— Чи воны нас выучуть, чи мы их разучимо, — вдруг ответило знамение, сверкнуло, сверкнуло, прогремело бидоном, качнуло коромыслом, и, как луч в луче, стало подниматься из подземелья в солнечный дворик. «Н-ноги-то — а-ах!!» застонало в голове у Василисы.

В это мгновение донесся голос супруги и повернувшись, Василиса столкнулся с ней.

— С кем это ты? — быстро швырнув глазом вверх, спросила супруга.

— С Явдохой, — равнодушно ответил Василиса, — представь себе, молоко сегодня пятьдесят.

— К-как? — воскликнула Ванда Михайловна. — Это безобразие! Какая наглость! Мужики совершенно взбесились… Явдоха! Явдоха! — закричала она, высовываясь в окошко, — Явдоха!

Но видение исчезло и не возвращалось.

/ М. Булгаков "Белая гвардия"

+2

6

Коней было всего три – Исту лошади не полагалось, он мальчик на побегушках и, значит, должен бегать. Не досталось ему лошади и теперь, хотя один из добытчиков упокоился в гнилых хлябях. Дер Наст просто накинул повод на луку седла, в котором поместился Парплеус, а сам вскочил на своего жеребца. Задерживаться, чтобы едва не утопшие попутчики сумели смыть грязь, кёниг не собирался.
Тропка, постепенно расширяясь и превращаясь в настоящую дорогу, повела их в сторону белокаменного Снегарда – неприступной твердыне дер Настов. Вскоре кёниг и придворный чародей уже могли ехать рядом, хотя, разумеется, Парплеус держался на полшага сзади. Ил на мантии мудреца уже обсох, не смердел, как вначале, и мастер логософии вновь мог поддерживать разумную беседу. А Ист бежал следом, заботясь лишь о том, чтобы не сбиться с ноги.
Не бывает лучше дороги, чем тропа через сосновый лес. Вольнолюбивые сосны перегородили её узловатыми, выпирающими из земли корнями, лишёнными поверху коры, гладкими, как столярная поделка. Но снизу корни живы, и потому никакая порча не касается твёрдой древесины. Лошади осторожно переступают лёгшие поперёк пути пороги и невольно сбавляют шаг. Поэтому совсем нетрудно следовать позади, не страшась, что отстанешь, а потом получишь нахлобучку. Когда лошади скачут по полю – такое случается обязательно. Фирн дер Наст не привык поджидать слуг. Как бы ни мчал конь, прислужник всегда должен быть рядом.
Босые ноги легко ступают по земле, устланной шершавым ковром сухих иголок. Порой хрустнет под загрубевшей пяткой прошлогодняя шишка. Иногда двойная сосновая игла вопьётся в живое место между пальцами и упадёт, не в силах удержаться. Без этого тоже нельзя, а иначе и не почувствуешь, что бежишь босиком. Дивно устроена лесная тропа, славно по ней бежится, и есть время подумать о своём.

+2

7

Серега написал(а):

Коней было всего три – Исту лошади не полагалось, он мальчик на побегушках и, значит, должен бегать. Не досталось ему лошади и теперь, хотя один из добытчиков упокоился в гнилых хлябях. Дер Наст просто накинул повод на луку седла, в котором поместился Парплеус, а сам вскочил на своего жеребца. Задерживаться, чтобы едва не утопшие попутчики сумели смыть грязь, кёниг не собирался.
Тропка, постепенно расширяясь и превращаясь в настоящую дорогу, повела их в сторону белокаменного Снегарда – неприступной твердыне дер Настов. Вскоре кёниг и придворный чародей уже могли ехать рядом, хотя, разумеется, Парплеус держался на полшага сзади. Ил на мантии мудреца уже обсох, не смердел, как вначале, и мастер логософии вновь мог поддерживать разумную беседу. А Ист бежал следом, заботясь лишь о том, чтобы не сбиться с ноги.
Не бывает лучше дороги, чем тропа через сосновый лес. Вольнолюбивые сосны перегородили её узловатыми, выпирающими из земли корнями, лишёнными поверху коры, гладкими, как столярная поделка. Но снизу корни живы, и потому никакая порча не касается твёрдой древесины. Лошади осторожно переступают лёгшие поперёк пути пороги и невольно сбавляют шаг. Поэтому совсем нетрудно следовать позади, не страшась, что отстанешь, а потом получишь нахлобучку. Когда лошади скачут по полю – такое случается обязательно. Фирн дер Наст не привык поджидать слуг. Как бы ни мчал конь, прислужник всегда должен быть рядом.
Босые ноги легко ступают по земле, устланной шершавым ковром сухих иголок. Порой хрустнет под загрубевшей пяткой прошлогодняя шишка. Иногда двойная сосновая игла вопьётся в живое место между пальцами и упадёт, не в силах удержаться. Без этого тоже нельзя, а иначе и не почувствуешь, что бежишь босиком. Дивно устроена лесная тропа, славно по ней бежится, и есть время подумать о своём.

А название и автора Пушкин писать будет?
Это "Земные пути" Святослава Логинова.

+2

8

elias написал(а):

Это "Земные пути" Святослава Логинова.

Кстати, вообще книга вполне тематичная. :)

0

9

Ночь была удивительно светлая, почти как белая ночь в Ленинграде. Оно и понятно – Турень, если смотреть по градусной сетке на карте, немногим южнее невского города. И дни в конце июня – самые длинные…

Неподалеку горела на столбе лампочка под эмалированной тарелкой. Совершенно ненужная!

«Когда в темноте прешься из школы после второй смены, она никогда не горит. А тут…» – забубнил Который Всегда Рядом .

– Да ладно тебе… – сказал Симка. Ему не хотелось портить эту ночь никакими ворчливыми мыслями. Он зашагал, толкая тележку перед собой по доскам тротуара. «Ать-два, ать-два…» Доски ободряюще запружинили. Симка стряхнул свои брезентовые полуботинки и бросил их в тележку – чтобы тепло нагретого за день тротуара не пропадало зря. И оно сразу ласково впиталось в мальчишкины ступни, а пролезшие в щели травинки дурашливо защекотали их.

/ Вл. Крапивин "Стеклянные тайны Симки Зуйка"

+2

10

Мы учились. И не только потому, что учение хлеб дает, а неученому один бог помогает. Салатын, жившая за рекой на другом конце деревни, может, и не слыхала этих слов и все-таки не пропустила ни одного урока: в любую стужу она, босая, прибегала в школу. Мы дразнили ее, но вовсе не из-за того, что она бегала по снегу босиком, просто у нее имя такое — сразу вспоминается: Салатын идет — белой лебедью плывет…Не знаю, про какую Салатын придуманы были эти слова, может, та Салатын и правда плыла лебедью, но, когда я слышу эту старинную народную песню, я представляю себе вовсе не гордую, торжественную красавицу, а нашу босую, продрогшую до костей Салатын, и как ни весела эта песня, она не доставляет мне радости. Иногда и теперь, глядя на нарядных, довольных девушек, стайками выбегающих из школы или из института, я напеваю себе под нос эту песенку. И всякий раз передо мной появляется печь. Я даже слышу, как трещат в ней дрова, потому что, пока Салатын отогревалась, никто не смел пикнуть; звонок уже давно прозвенел, но урок все не начинался, и было слышно, как лязгают у Салатын зубы и как потрескивают в печке дрова. Случалось, что ноги у Салатын никак не отходили, посиневшие пальцы не хотели розоветь, и тогда девочка, не выдержав, начинала плакать. Слез у нее было так много, что, казалось, и в голове Салатын что-то замерзло, теперь оттаивает, светлыми каплями стекая по щекам; по лицу не похоже было, что она плачет, и казалось, что из глаз у нее течет самая обыкновенная вода. Пока у девочки отходили ноги, учительница Лейла, только что окончившая Бакинский педагогический институт, тихонько расхаживала за доской и, постукивая каблучками нарядных, светлых туфель, прислушивалась к потрескиванию дров. Потом выходила из-за доски и как ни в чем не бывало начинала урок. Лейла не раз заводила разговор про какие-то башмаки, которые без дела валяются у нее дома, — она очень хотела отдать их Салатын. Но стоило упомянуть про башмаки, девочка сразу начинала плакать, и эти слезы уже не были похожи на растаявший лед, это были самые настоящие слезы.

//Ajlisli Akram - Lyudi_i_derevya

Не знаю куда поместить, но очень нравится этот отрывок.

+1

11

"Босоногая Мойра подходила и наливала нам вино. Я видел разметавшиеся волосы, капельки пота на ее шее. От кожи исходил запах мускуса.
...

В дверном проеме появлялась мордочка Мойры. Затем потихоньку пробиралась она сама, за ней Изабель. Мойра снова сверкала босыми пятками. Она садилась напротив меня и закуривала сигарету. Наступала упоительная минута. Девушки забрасывали меня вопросами. Что я сегодня делал? А Дюрбен? А Элизабет? Похоже, утром она промчалась по деревне на машине. Гонит как бешеная. А сама просто красавица. А волосы какие! Куда это она мчалась на такой скорости? А волосы у нее крашеные? Часто ли я ее вижу? Какая она? Она их обворожила, особенно Изабель, которая мечтала быть блондинкой, с подведенными, как у Элизабет, глазами, в таких же платьях и драгоценностях. Я говорил им:

— Но ведь вы обе куда красивее!

Они удивленно пялились на меня, громко протестовали. Да я смеюсь над ними!

...

По вечерам, когда старик оставался в лугах со своей скотиной, мне удавалось иногда поужинать с девушками.

— Мойра, почему ты ходишь босая?

— Потому что я люблю чувствовать под ногами землю, то она горячая, то холодная. Разве тебе не нравится трогать вещи руками? А мне нужно, чтобы под ногами была земля, ведь это одно и то же. Когда я хожу босая, мне кажется, я словно коза.

— Коза?

— Да.

— Дикая?

— Да, совсем дикая.

— И что ты любишь?

— Воду, землю, свободу."

/ Жан Жубер "Человек среди песков"

+2

12

Кирилл написал(а):

"Босоногая Мойра подходила и наливала нам вино. Я видел разметавшиеся волосы, капельки пота на ее шее. От кожи исходил запах мускуса.
...

В дверном проеме появлялась мордочка Мойры. Затем потихоньку пробиралась она сама, за ней Изабель. Мойра снова сверкала босыми пятками. Она садилась напротив меня и закуривала сигарету. Наступала упоительная минута. Девушки забрасывали меня вопросами. Что я сегодня делал? А Дюрбен? А Элизабет? Похоже, утром она промчалась по деревне на машине. Гонит как бешеная. А сама просто красавица. А волосы какие! Куда это она мчалась на такой скорости? А волосы у нее крашеные? Часто ли я ее вижу? Какая она? Она их обворожила, особенно Изабель, которая мечтала быть блондинкой, с подведенными, как у Элизабет, глазами, в таких же платьях и драгоценностях. Я говорил им:

— Но ведь вы обе куда красивее!

Они удивленно пялились на меня, громко протестовали. Да я смеюсь над ними!

Во-первых, есть тема "Образ босоногой девушки в литературе-2".
Во-вторых, название и автора писать Пушкин будет? Это Жан Жубер, книга "Человек среди песков".

0

13

elias написал(а):

Во-первых, есть тема "Образ босоногой девушки в литературе-2".
Во-вторых, название и автора писать Пушкин будет? Это Жан Жубер, книга "Человек среди песков".

Я указал, и автора, и название произведения. После того, как вставил последнюю цитату.
Первое замечание принимается. Конечно, здесь речь идёт о босоногой девушке. Хотя, она и литературная героиня )

+2

14

Кстати, интересно узнать Ваши мнения о книге (тех, кто читал, конечно). У нас этот жанр назывался "производственная проза". Но читателю интересны, прежде всего, отношения героев.
Босоногость играет ключевую роль в образе Мойры. И чувства главного героя раскрываются в описании того, как он реагирует на её босые ноги  :)

0

15

Энрике мелькал босыми, мозолистыми пятками. Он почти не чувствовал жара раскаленного песка на берегу, или асфальта при выходе в город. Никогда в жизни мальчик не одевал никакой обуви, даже грошовых шлепанцев. И ему так было ловчее и удобнее.

А Энрике добавил и четвертый камушек. Его голые подошвы, чуть пыльные, и мозолистые блестели при свете солнца. Босые пятки мальчика принимали падение камней и пружинили. Это смотрелось эффектно.

Бедный мальчик. Сейчас зима, а ты почти голенький. Можешь простудиться. - Марианна провела рукой по босой подошве мальчишки и всплакнула. - У тебя такие жесткие ступни, словно бараний рог. Твои ноги наверное никогда не знали башмачков.
  Энрике пожал плечами, и заметил:
  - Сегодня прохладно, но я специально хожу без майки, чтобы закаляться. Вдруг я перееду в места более холодные - например Америку. А обувь - лучше обходиться без нее, чтобы ноги не становились мягкими!

Палач тем временем извлек из жаровни ломик. Пошел к растянутому на дыбе мальчишке, и приложил к босой пятке раскаленное железо. Кожа на подошвах постоянно ходящего босиком по камням мальчишки была настолько ороговевшей и огрубевшей мозолями, что Альберто не сразу и проняло. Но вот послышался запах паленого мяса, и мальчишка задергался.

О.Рыбаченко. Русский ниндзя.

Отредактировано Серега (2020-10-28 05:47:56)

+1

16

Он не хотел забирать у нее ботинки, ему казалось тогда, что прокаленная лет-ним солнцем земля останется такой долго. Он любил ходить босиком по теплой пыльной улице, по прохладной влажной от утренней росы траве и даже по скошенному полю, по стерне. Задубелые подошвы его ног выдерживали и комковатую от засохшей земли дорогу, и будылья полыни, и острые колючки засохшего осота, ато и шиповника. Лишь против битого стекла подошвам было не устоять, но в деревне стекол где попало не бросали, и за всю свою мальчишечью жизнь Сережка порезался один раз, да и то весной, когда после зимы кожа на ногах еще не затвердела. Ступни у Сережки были большими, растоптанными — росли впрок, материна обувка пришлась ему впору. Ботинки давно не новые, н Сережка берег их на осень;сколько мог, работал босиком — до самых холодов. Кожа на ногах у него стала под конец темной и шершавой, не только речная вода, но и баня не могла с ними ничего сделать. В баню их водили строем, три раза за все время. Пока они мылись, сперва мужики, потом бабы, в специальном отделении бани над каменкой прожаривали их одежду — от вшей.

Иван КОМЛЕВ Ковыль.

0

17

Роман Злотников, "Собор"

Широкая дверь из тесаной березы тихонько отворилась, и на пороге возник седой мужчина с бородой и длинными волосами, перевязанными берестяным ремешком. В руках он держал деревянную плошку с густым, желтым липовым медом и тарелку со стопкой блинов. Войдя, незнакомец поставил завтрак на стол и подошел к КЗ. Подобно тому худому мужику он несколько мгновений что-то рассматривал в зрачках Ивана. Потом довольно кивнул и сказал:

— Вставай, завтракать пора.

КЗ вдруг почувствовал зверский голод. У него возникло странное ощущение, что если он сейчас, немедленно не пропихнет в желудок хотя бы маковую росинку, то его желудок примется пожирать его самого. Осторожно, опасаясь резким движением вызвать знакомую по прежним пробуждениям боль, он отодвинул одеяло и сел на кровати. На мгновение в глазах поплыло. КЗ замер, но боли не было. Он медленно спустил ноги на пол и, помогая себе руками, поднялся. Мужчина уже сидел за столом и невозмутимо поглощал блины, макая их в плошку с медом. КЗ сделал несколько неуверенных шагов и так же осторожно опустился на лавку. Голод, отступивший было перед первоочередной проблемой — передвижением, навалился с новой силой, и КЗ, собиравшийся задать сотрапезнику какой-то очень важный вопрос, который вертелся в голове, но никак не мог оформиться, свирепо набросился на еду.

Мужчина насытился первым. Встав из-за стола, он подошел к печке, открыл заслонку и, достав закопченный чугунок, нацедил из него кружку, которую поставил на стол перед КЗ, буркнув:

— Погуляй на дворе, к ужину вернусь. — После чего как-то мгновенно-неторопливо вышел за дверь. КЗ даже не успел повернуть голову, а того уже не было.

Лишь съев последний блин, КЗ почувствовал, что наелся. У блинов был какой-то необычный, резкий привкус, который, впрочем, не был неприятным. КЗ придвинул кружку и понюхал. Это оказалось знакомое варево. КЗ выпил, сдвинул посуду на край стола и, понаслаждавшись минут пять ощущением сытости и покоя, направился к двери. В сенях лежала огромная куча прелых листьев и хвои, КЗ обошел ее, осторожно ступая босыми ногами, и вышел на двор. Дом стоял на крохотной лесной полянке. К крылечку вела узкая, еле заметная тропинка, а забор с трех сторон обозначали толстые жерди, привязанные ко вбитым в землю невысоким, едва ли метр высотой, кольям. Вокруг стояла стена исполинских деревьев. Пахло подсыхающей росой, влажной хвоей и еще чем-то дремучим и первобытным, о чем давно уже никто не знает, но еще помнит памятью сотен предков, веками живших в таких лесах и сроднившихся с ними всем своим естеством. КЗ спустился по ступенькам и проковылял к лавочке у колодца. Опершись спиной о колодезный столб, он откинул голову и почувствовал, как по телу разливается приятная истома, словно по вкопанному в землю колодезному столбу из земли вытекают какие-то природные токи и вливаются в его ослабевшее тело.

Волк сидел у края тротуара, упираясь лапами в бордюрный камень. Прохожие опасливо оглядывали зверя, удивляясь его размерам, и уважительно обходили стороной. Конечно, они считали его большой собакой, но это была не единственная их ошибка. Рядом с волком стоял по пояс голый, босой человек с перевязанными тонкой берестяной полоской волосами. Несмотря на необычный наряд, человек был чист и аккуратно причесан. Но, похоже, прохожие его совсем не замечали. Только дворник, выбравшийся на теплое майское солнце полить сухой асфальт, обозревая двор из-под ладони, заметил, кажется, что-то необычное, но когда он вновь посмотрел на место, где мелькнуло что-то, напоминающее полуголого человека, то смог увидеть только собаку, слева от нее взгляд никак не задерживался, проскакивая дальше к витому чугунному столбу забора, огораживающего старинный особнячок на окраине Москвы. Терпеливому наблюдателю показалось бы странным, что собака уже долгое время сидит неподвижно. Но таковых поблизости, к счастью, не оказалось, и собака продолжала сидеть.

Волк огляделся по сторонам, прислушался к своим ощущениям и направился к небольшому скверику с детской площадкой. Площадка была пуста, на единственной скамеечке дремал старичок, накрывшись газетой. Волк присел на краешек скамейки, снял ботинки, носки и опустил босые ноги на теплый песочек. Земля была снулая, отравленная, задавленная асфальтом и отзывалась еле-еле. Волк подумал было проскочить до Сокольников, но потом вздохнул и, поднявшись с лавки, шагнул к старой липе. Через пару десятков шагов он вынырнул в небольшом скверике за два квартала от своей цели. Волк нахмурился, попробовал еще раз, с трудом продрался сквозь два сросшихся дубка и оказался во дворе какого-то дома. Что-то было не так. Он присел на бордюр, надел ботинки и двинулся к выходу со двора.

Волк вынырнул в двух кварталах от особняка. Он был абсолютно наг. Все его существо захлестывали волны ярости. Кровавый туман, застилавший глаза, ушел. Зверь радостно ревел. Вены, казалось, лопались от адреналина. У левой ноги бесшумно вырос серый брат. Волк ласково провел рукой по лохматому загривку и тронулся с места. Они бежали посередине дороги. Машин не было. Ярко горели фонари. Небольшая молодежная компания, оккупировавшая остановку, безуспешно пыталась рассмотреть, откуда раздается легкое шлепанье босых ног. По небу, заслоняя звезды, неслись низкие, тяжелые тучи. Волк мельком бросил взгляд вверх, где-то на задворках сознания промелькнул куцый вопрос: «Сыч, что ли?..» — и тут же угас без ответа.

0

18

Одежда и сандалии привязанного были хорошего качества. Туника, конечно, в таком плачевном состоянии уже ничего не стоила, но сандалии были почти новыми. Раб раздумывал долго, но наконец он понял, что парень был привязан к дереву не ворами, так как те обязательно сняли бы с него сандалии, которые стоили по меньшей мере две сотни сестерциев. Раб всегда ходил с босыми ногами и никогда не видел вблизи подобных сандалий. Если он отвяжет парня и приведет его в чувство, то ему будет гораздо труднее забрать эти сандалии.
Подошвы ног угольщика были покрыты толстым роговым слоем, а у Гонория, привыкшего к котурнам, которые носили в городе, ноги были нежные. Хотий сразу это понял, увидев, с каким трудом тот следовал за ним по каменистой тропинке. Он остановился, чтобы дать возможность догнать его, а сам в это время снова стал размышлять.
Глава 26 Гонорий у угольщиков

0

19

Статья о "крапивинских мальчиках", как сложившемся литературном образе:

https://zen.yandex.ru/media/id/5ef5d03b … 0604cd98eb

+1

20

Херсон – город переселенцев‑греков, чиновничества, рыбаков; над раскаленными камнями улиц цветет липа, обильно, пряно, солнце греет по‑южному, по‑июльски, по‑новому в этот пламенеющий девятьсот девятнадцатый год. Цветет липа, и пахнет необычайно, по улицам течет рекой, марширует алешковский партизанский отряд в составе двух босоногих сотен – батальон Шведа.
Товарищ Данило ведет батальон босоногих алешковских морячков, которые полегоньку да помаленьку вырастают в боевую единицу, всем им выдали по случаю этого дня зеленые брючки и рубашки старой армии, на желтых поясных ремнях – патроны, идут в ногу, твердо отбивая шаг.

Накануне товарищ Швед долго выбирал маршрут парада и приказал расчистить батальону путь через площадь, чтобы не лезли под ноги репейник, чертополох, курай и прочие колючки, чтоб не валялось под ногами битое стекло и чтобы можно было молодецки продефилировать церемониальным маршем перед старым большевиком‑политкаторжанином, продефилировать, не глядя под ноги, печатая босыми пятками шаг. Алешковский батальон Красной гвардии старался показать, что умеет не только попросту драться с белыми, но и утереть кое‑кому нос на гвардейском плацпараде.

Яновский Юрий Иванович > Всадники

+1

21

Василь оглядывает себя и ничего худого не обнаруживает. Холщовые, шитые дедом штаны совсем ещё целы. Пузо малость расцарапано – дак это заживёт. Да и рубахой можно прикрыть. Вот ноги – это да. Их мой, не мой – всё одно черны. Цыпки сходят только зимой, когда ходит в валенках. А от снега до снега привык он босиком. Чо обувку-то зря трепать? Да и неловко в ней. Как обуешь в праздник сапоги-то – будто конь засупоненный спотыкаешься. Зато уж подошвы у Василя задубелые, ничего не чуют. Он может бегом по щебёночной дороге – и хоть бы хны. Их и стекло-то не всякое берёт.

Собрался дед помирать
Любовь Скорик

+1

22

Гай Гэвриел Кей, "Древо жизни"
(из цикла "Гобелены Фьонавара")

Торк часто уезжал из лагеря по ночам. Такой уж он был. Молодежь по этому поводу говорила, шутя, что тотемом Торка был, наверное, волк. Хотя смеялись они по этому поводу как-то слишком громко – видно, им от собственных шуток все-таки становилось не по себе. А Торк и впрямь был похож на волка: ловкое тело, длинные прямые черные волосы и темные непроницаемые глаза. Он никогда не носил ни рубашки, ни обуви. Всю его одежду составляли узкие штаны из кожи элтора, выкрашенные в черный цвет, чтобы ночью быть как можно менее заметным.

На несколько минут воцарилась полная тишина. Дэйв чувствовал, как северный ветер шевелит волосы на затылке. Теперь он понимал, как сильно напуган.
Потом он увидел, как из ложбинки, совершенно им не замеченной, поднялась темная тень и двинулась к нему.
– Тебе нужен Серебряный Плащ? – спросила тень, и перед Дэйвом в лунном свете возник молодой человек, обнаженный по пояс, несмотря на холодный ветер, босой, в одних черных штанах в обтяжку. В руках у незнакомца действительно оказался длинный и вполне смертоносного вида кинжал.

+1

23

Луи Буссенар, "Гвианские робинзоны", том 2

Юноша смело покинул свой тайник и двинулся в направлении услышанного сигнала. Вскоре он вышел на поляну и оказался лицом к лицу с рослым молодым человеком, который держал в руке большой лук с пучком длинных стрел и, улыбаясь, смотрел на Жака.
Невзирая на обычное свое спокойствие, беглец был потрясен и даже напуган неожиданной встречей, но облик незнакомца излучал что-то доверительное и очень располагающее к себе. Выглядел он не старше двадцати лет. Открытое лицо с правильными чертами дышало энергией и искренностью. Воинственный вид смягчался добрым взглядом больших черных глаз навыкате, с длинными ресницами под густыми бровями. Дружески улыбаясь, воин приоткрыл два ряда блестящих белых зубов. Пышная копна черных волос с пряжкой из эбенового дерева вырывалась из-под маленькой белой шапочки, лихо сдвинутой на ухо и украшенной черным пером гокко. Золотисто загоревшие под палящим тропическим солнцем руки атлета с мощными бицепсами высовывались из облегавшей тело куртки-безрукавки, сшитой из белой с голубыми полосами материи, напоминавшей матрасную ткань. Того же цвета брюки доходили только до колен, предоставляя полную свободу мускулистым ногам, которые отлично гармонировали с могучими руками. Ходил он босиком.

Посреди беспорядочного нагромождения сломанных ветвей, поверженных стволов, срезанных лиан предстали неподвижные фигуры шестерых людей: пятерых белых и одного негра. Белолицые, одетые по образцу новоприбывшего, были вооружены луками, стрелами и большими мачете. Мужчина, который казался главным, выглядел лет на сорок пять.

Бросалось в глаза разительное сходство его с юным спутником Жака. Черты лица, атлетическая фигура, и даже печальная и нежная улыбка… Но лицо старшего уже бороздили морщины, волосы поседели на висках, а борода и совсем побелела.

Возле него держалось трое красивых молодых людей, один почти ребенок, лет тринадцати — четырнадцати, но с выправкой и статью взрослого. Двум другим было лет шестнадцать — восемнадцать. Удивительное сходство заставляло признать в них четверых братьев, и мужчина с отцовской нежностью взирал на свое потомство.

Пятому было лет тридцать. С белокурой спутанной бородкой, с голубыми глазами и кирпичным румянцем на щеках, он обладал физиономией слегка лукавой, но открытой и симпатичной.

+1

24

"...В это время послышался топот босых пяток по деревянным ступеням.

– Вот и Липучка явилась, – сказал Саша.

– Кто, кто?

– Липучка. Моя двоюродная сестра. Через три дома отсюда живёт. Её вообще-то Липой зовут. Полное имя Олимпиада, значит. Не слыхал, что ли? Это её в честь матери назвали. А я в Липучку перекрестил, потому что она как прилипнет, так уж ни за что не отвяжется.

«Везёт же! – подумал я про себя. – То Веник, то Олимпиада…»

Липучка между тем беседовала с цветами. «Ой, какие же вы красавцы! Ой, какие же вы пахучие!» – доносилось с крыльца. Но вот Липучка появилась на пороге. Это была рыжая девочка, с веснушками на щеках, с уже облупившимся, удивлённо вздёрнутым носиком. Да и выражение лица у неё было такое, будто она всё время чему-то удивлялась или чем-то восторгалась.

...

И снова меня спугнула Липучка. Она всегда очень оригинально входила в комнату: стукнет – и тут же войдёт, не дожидаясь, пока я скажу: «Можно» или «Кто там?» Непонятно даже, для чего она стучалась. Я еле-еле успевал сбрасывать под стол учебники и тетради. Так было и на этот раз.

Но на пороге Липучка очень долго переминалась. Ясно было, что она хочет о чём-то спросить меня или попросить.

Липучка была вся какая-то разноцветная: волосы – рыжие, лицо – красное от смущения, сарафан – неопределённого, выгоревшего цвета, ноги – сверху бронзовые, а внизу серые от пыли, будто нарочно присыпанные порошком.

...

По ступенькам застучали голые пятки. Пока Липучка появилась в дверях, я успел накрыть тетради и книжки скатертью и запустить глаза в потолок. Распахнув дверь, Липучка взглянула на меня так, словно кругом бушевал пожар, а я сидел себе преспокойно, не замечая никакой опасности.

– Ой, сидит! Ручки скрестил, мечтает! А там пираты напали! Шалаш растаскивают. Бежим скорей! Где дедушкина палка?... "

/ А. Алексин "Саша и Шура".

+1

25

Так есть же отдельная тема про девушек в литературе. Ну, или надо объединять.

0

26

Елин Пелин, "Ян Бибиян"

В маленьком городке у подножия высокой горы, па берегу большой реки, жил-был мальчишка Он не походил на остальных детей городка, он был какой-то другой.

Во-первых, он никогда не причесывался. Волосы над его лбом топорщились, а по сторонам свалялись и напоминали выгоревшую от солнца траву, по которой промчалось стадо телят. Мальчуган этот – приятели неизвестно почему называли его Яном Бибияном – терпеть не мог шапки, да вряд ли какой-нибудь головной убор удержался бы на такой голове. Если же иной раз шапка появлялась на шевелюре Яна Бибияна, то, не продержавшись на ней более минуты, сваливалась наземь или, словно сама по себе, отлетала в сторону. Да так, что никто потом не мог отыскать ее.

Во-вторых, ни один костюм, надетый на коренастое тело Яна Бибияна, не оставался целым и чистым больше одного дня. Он как-то сразу терял цвет, на нем появлялись странные липкие пятна, неизвестно откуда взявшиеся. Швы на костюме, покрытом грязью и пылью, лопались, и через дырки, словно через открытые в смехе рты, как маленькие острые зубки, белели нитки.

Ян Бибиян не признавал обуви. Ему нравилось шлепать босиком. Неудивительно, что ступни его ног раздались в ширину и смахивали на лягушачьи лапки с растопыренными в стороны пальцами. Кожа на коленках огрубела и так потрескалась от ветра, холода, воды и других неведомых причин, что временами кровоточила. На коже он иногда вычерчивал ногтем свое прозвище «Ян Бибиян», и слова эти можно было прочесть издали, словно написанные отточенным мелком.

0

27

Вера Камша, "Тёмная Звезда"

- Сейчас нас ждут, - подтвердил Жан-Флорентин. - И это мне очень не нравится. После дождя ему тут делать нечего.
  - Да кому же?
  - Да Прашинко. Ну, пылевичок, по-вашему.
  Невысокая серебристо-серая фигурка скатилась с ближайшего холма и со скоростью бегущего в небе облака приближалась к всадникам. Стефан видел ее впервые, но Рене сразу же узнал одного из гостей Ласковой пущи. Пылевичок по-прежнему напоминал худенького большеглазого юношу в просторной, не по росту одежде. Поравнявшись с конными, он приноровился к поступи коня и пошел рядом, слегка задевая босыми ногами верхушки трав.
  - Что случилось, друг? - осведомился Рене. - Мы, конечно, рады тебя видеть, но Жан-Флорентин считает - такая погода не для тебя.
  - Да, я не люблю мокрую траву, но сейчас не до этого. Я должен передать тебе новости от Болотной матушки. Она получила весть из Кантиски.
  - Что-то с Рамиэрлем? - быстро спросил герцог.
  - Он жив и здоров. Мертв Архипастырь.

+1

28

Надежда Кузьмина, "Наследница драконов. Тайна"

Единорог внимательно посмотрел мне в лицо, аккуратно высвободился из рук, коснулся губами лба, а потом повернулся ко мне задом и потрусил к кустам.

— Эй, ты куда? — вскочила я с бревна, намереваясь бежать следом.

Конь оглянулся, прижал уши и наддал ходу, в два скачка скрывшись из виду.

— Ну и что бы это значило? — спросила я пролетавшую мимо бабочку. Почему-то я была уверена, что ничего страшного не случилось и единорог вернется.

В кустах мелькнуло светлое пятно. А потом оттуда вышел парень — длинноволосый высокий блондин в серо-голубой тунике и замшевых бриджах до середины икры. Босой. На вид лет девятнадцать-двадцать. Он был нереально красив — придворные леди млели при виде нашего капитана дворцовой Гвардии, но Алан этому блондину и в подметки не годился. Прекрасный стройный незнакомец подошел к бревну, улыбнулся и устроился рядом со мной. Я вытаращенными глазами смотрела в глаза цвета темных сапфиров, вспоминая, что по этикету воспитанные девушки не ходят с отвисшей челюстью. Захлопнув рот, перевела взгляд на прическу парня и тут же уронила челюсть снова — в волосах цвета белого золота топорщились кривые косички, которые несколько минут назад я выплетала из лошадиной гривы. Я почувствовала, как начинаю краснеть. Жаром затопило щеки, обожгло кончики ушей. А вместе с жаром пришел гнев. Он что, все это время потешался, наблюдая за моими пируэтами в коротенькой рубашке? Одернула подол ночнушки, натянув его на колени, и встала. Я не знала, куда пойду, но оставаться здесь казалось мучительно стыдным. По щекам побежали злые слезы.

— Пожалуйста, не сердись, — попросил парень. — Я не нарочно. И не думал, что ты так расстроишься. Ничего же ведь не изменилось? Я тот же. Только теперь мы с тобой можем разговаривать.

Ага, совсем-совсем ничего! Страшно вспомнить, что я ему наболтала за время нашего знакомства! И о себе, и о Лане… и какими словами выражалась, рассказывая о ненавистных дяде и свинтусе Ру. Во дворце, при леди Фрейм, ответственной за мое воспитание, я вела себя как должно. Но откуда же мне было знать, что во сне, с конем не стоит употреблять тех словечек, что я нахваталась на кухне или в конюшне, куда удирала всякий раз, как выдавалась возможность? Просто иногда становилось так одиноко, так хотелось, чтобы хоть кто-то обнял, погладил по голове… пусть это не мама и папа, а всего лишь наша кухарка тетушка Мэрион. Результатом моих эскапад стал не совсем традиционный для благородных девиц лексикон, который я и не пыталась скрывать, беседуя с единорогом. Вот что он теперь обо мне думает?

Синие глаза улыбнулись. Ну да, конечно, смешно. Повеселился… ну, ты у меня еще дождешься! Обида сменилась злостью, злость — мыслями о страшной мести.

Парень, глядя на смену эмоций на моем лице, хихикнул.

— Ну вот теперь ты похожа на себя. И не надейся, кирасу я не ношу!

— Для тебя я придумаю что-нибудь особенное, — огрызнулась я. — Кто ты такой?

— Зови меня Тиану. Мое полное имя длиной в лигу, я сам его с трудом выговариваю, — улыбнулся блондин. — А как тебя зовут, я знаю. Ты — Бель.

0

29

Ирина Котова, "Королевская кровь. Медвежье солнце"

Успокоившиеся деревья окружали владения одного из сильнейших магов мира серой спутанной стеной. На поляне, на мерзлой траве, танцевали-бились двое, обнаженные по пояс. Высокий, босоногий, изящный, с двумя сияющими клинками, и пониже, жилистый, с крепкими руками, сжимающими тяжелый меч. Урок, начавшись как дружеский поединок, быстро перешел в жесткое обучение.

— Сбиваешься! Не думай, ноги сами поймают ритм!

— Сильнее руку выворачивай! Не жалей себя!

— Проскальзываешь. Точнее.

Звук сталкивающегося оружия, тяжелое дыхание, свист невероятно быстрых лезвий.

— Я тебя убил. Повтори еще раз последнее. Вот здесь раскрылся, видишь?

— Да.

Пот, заливающий глаза. Учитель — внимательный, беспощадный, улыбающийся жутковато. Сильнейший. Отвык ты уже от того, что кто-то может быть сильнее.

— Сейчас я выпустил тебе кишки. Хват сильнее. Тренируй запястья. Покажу как.

— Сделаю.

Рваные вздохи, колотящееся сердце, удары, болью отдающиеся в плечах.

— Что с дыханием?

— Давно… — удар! — …в таком темпе… — увернуться! — не тренировался…

— Ничего, скоро привыкнешь.

Рука немеет, легкие горят огнем. Противник невероятно быстр, и ты понимаешь, что в коридоре лазарета его реальную мощь и скорость, к твоему счастью, сдерживали узкие стены.

— Хватит, Макс.

— Нет, еще.

— Завтра ложку не поднимешь.

Сил хватает на ответную усмешку. Снова позиция, снова крутящиеся смазанными линиями клинки, утробный вой стали.

— Плохо! Можешь лучше.

— Могу.

Опять быстрая схватка с предсказуемым концом.

— Р-р-р-ритм держи, щенок!

Щенок и есть, по сравнению с ним. Пальцы уже сводит судорогой и, похоже, потянул заднюю поверхность бедра, а учитель даже не запыхался. Хороший удар по самомнению.

— Ты что, только когда есть угроза жизни, бьешься с полной отдачей? Так я сейчас обеспечу.

Дракон не шутит, наступает — стремительные клинки полыхают ожогами, скользят по плечу, наискосок по груди, полосуют болью, и ты отступаешь, блокируешь. Сильно пахнет кровью — твоей кровью, и вдруг в голове что-то щелкает, глаза заливает красная пелена, и ты бросаешься вперед, с изумлением слыша собственное яростное рычание.

— Вот так. Хорошо. Хорошо. Ритм держи! Держи!

Сколько удалось нападать? Минуту? Две? Тридцать секунд? Приступ ярости заканчивается резко — тебя обидно бьют рукояткой клинка в висок, и ты летишь на землю.

— Хорошо, — повторяют удовлетворенно над тобой, когда в глазах светлеет. — Вставай, разлегся тут. Я тебя едва поцарапал.

Кровь по груди бежит теплым и широким потоком, спине холодно от мерзлой земли, плечо дергает, но сил поднять руку и залечить раны просто нет. Мастер присаживается рядом, касается тебя рукой, и от него идет такой поток стихийной энергии, что ты перехватываешь его ладонь и скалишься. Не надо. Нет!

Четери глядит остро — острее, чем клинки резали кожу, — но говорит совсем о другом.

— Завтра чтобы пришел на свадьбу.

— Я буду, Учитель. Когда следующий урок?

Одобрительное фырканье воспринимается за счастье.

0

30

Владислав Крапивин, "Полосатый жираф Алик"

— Ну, Минька, ты профессор ботаники, — сказал Голован.
Вообще-то его звали Максимом, но прозвище Голован подходило больше. Он был с крупной курчавой головой, скуластый, большеротый. Ходил босиком, в большущей тельняшке и желтых штанах, широких сверху и узких у щиколоток (такой покрой называется, кажется “бананы”). Короче говоря, Голован был похож на охломонистого пацана с городской окраины. Но был он такой лишь снаружи. На самом деле он за свои неполные тринадцать лет успел прочесть две тыщи книг, участвовал в школьных изобретательских олимпиадах и любил беседовать на философские темы (только собеседников не хватало). Здесь он был самый авторитетный. Конечно, Миньку обрадовала похвала такого человека. Он потупился и начал скромно скрести в затылке.

+1


Вы здесь » dirtysoles » Общество грязных подошв » Босые литературные герои