и при чем здесь босоногие наказания?
elias, это бредовые фантазии для сексуально неполноценных людей.

полгода назад писал об этом, не думал, что придется возвращаться...

довольно таки не в ту)

Китайские "лотосовые ножки"-"lily feet" и ужасающие подробности этого обычая. http://madwind.livejournal.com/846636.html

Отредактировано Lam (2010-09-09 19:37:58)

Да уж...
По сравнению с этим многие т.н. "наказания"- просто лажа!

        То ли еще  будет

Такая буржуазная пепельница у чувачка... при остальном душераздирающем антураже.

А за что этого Тарзана замели?

"Oooh, Lizzy, just think of all the things you're going to do to him when you get the chance..." Elizabeth Lassard muttered to herself as she reached down, holding onto the lantern-battery booby trap with one hand. Steeling herself as best she could, she yanked it hard to snap the wires off of the earring that was built into the trap. By the time she had it free, the hairs on her arm were standing up straight.

She frowned at the little piece of jewelry, one of four that her brother Zach had hidden all throughout the under-construction guest-house that her father, granddad and some of their friends were building. They'd started three years ago and it was little more than half finished! Still, one piece of jewelry down, three to go!

Thinking for a moment on where to go, she realized these would be hard to get, and the loft above was already fairly dangerous. Heading for the ladder, she carefully made her way up, eyes open for whatever her brother might've left waiting for her.

Halfway up she found the first trick! Her hands came down on a used-up sawblade that had been clipped to the back of the rung. It didn't cut, but it sure did feel like it, and she let out a shout like she'd been cut, too. When Lizzy made sure she wasn't hurt, her blue eyes rolled, and she hurried up the ladder, avoiding the trapped rung. Just to be safe, she checked the ones above her in case they were trapped, too.

Finding it safe the rest of the way, she continued up. She knew that there had to be a trick, and it was a doozy: The top of the ladder was one big trap! Tacks lay all about, stuck by their tops to adhesive paper along a narrow path to the window. With the floor in the loft un-finished, there was no path other than that and her mom's favorite ring lay on the windowsill.

The window was open, naturally. Normally that was a good thing in the un-air-conditioned house, but the wispy-thin ring was right on the edge, and some kind of small motion-sensor tripped the switch on a high-powered Dyson fan that her dad had been used to blow dry some of the glue and grout used in construction. The ring started to shake then moved a millimeter closer to falling!

"Eh... no. No no no, he can't be serious!" Lizzy protested to herself. She looked about, carefully scouring the loft as she'd want a damn good reason to cross that floor. Not liking that at all she shouted out, "But shit, I'll never find it in the grass!" Keeping her eyes fixed on the ring, she watched in case it should fall. A bit carelessly, she started quickly towards it, not thinking just how many of the little, sharp tacks her big, soft feet could pick up on the way there.

If she'd been asked later, she might say that she picked up all of them. Each of the six stomps along the tack-covered plywood was a prickly sole-stabbing moment, and her right foot was particularly perforated at this point, with at least two pierce-wounds, the left felt just as bad. At least the ring didn't fall, though!

Liz's arms bounced stiffly at her sides as she strode halfway across the loft. Her eyes were wide yet tight, and her mouth was stuck in a round "oh" as she walked. "Ooh! OW! Ohohooo! YOW!" she shouted with each step until she reached the window and snatched the ring. Resting her butt on the window let her turn around to see where she'd been, and there were definitely less tacks on the adhesive sheets than when she'd started. Dropping the ring in her pocket, she pulled each foot up in turn to see just how bad it'd been.

Her left foot was in bad shape. A tack was stuck in her heel, while six or seven others had nearly pierced skin. On her right, though, there were no less than five puncture-wounds.

Whimpering in agony, she reached down and plucked the tack from her round heel before brushing the others from her sole. The removal of that tack made her squeal, and then she turned her attention to her poor right foot. Reaching down, she pulled away each of the five tacks that had jabbed into her, long toes curling as she cried out with each pluck. At least she had the ring, but she called as she realized, "Z-Zach? I'm stuck!!!"

He didn't respond verbally. Instead, he delivered a one-way ticket to Lizzy's next place of pain. That is to say... A rope-ladder flopped down from the roof.

The girl sighed as she saw the ladder descend just outside the window. After the harrowing trek to get the ring, she rested a moment, using one of the notes she'd picked up to press against her poor foot to wipe away the tiny dots of blood and keep anymore from coming. She'd be done with this eventually, and then she'd plot her revenge. Though as she schemed, she never once thought that whatever her parents would do for not taking the package to grandmama's couldn't possibly be as bad as what her brother could dream up.

More bizarre perils and pains that Jamie and I have dreamed up. This one actually comes from a bit of storytelling we were up to one night in the old house. We came up with the best ways to while away the boredom. The picture also afforded me a bit of perspective practice.

Characters, art & story © Antique Submarine

©2010 ~LaVioletta

Ага, Ван Пис, только фан арт кажись. Нико Робин бесполезно так сматывать - не спасет))

а я вот тоже не смотрел Ван-Пис, и тоже вижу на картинке скорее облегчение, чем наказание
Нас уже двое. Тенденция?

Самодеятельное литературное творчества
на тему "Если бы победил Гитлер..."

Недочеловек — это биологически на первый взгляд полностью идентичное человеку создание природы с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом. Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие человека, с человекоподобными чертами лица, находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь. В душе этих людей царит жестокий хаос диких необузданных страстей, неограниченное стремление к разрушению, примитивная зависть, самая неприкрытая подлость. Одним словом, недочеловек. Итак, не все то, что имеет человеческий облик, равно. Горе тому, кто забывает об этом.
Гиммлер

Живут ли другие народы в изобилии или дохнут от голода — интересует меня лишь в той степени, в какой мы нуждаемся в рабах для поддержания культуры... Мы, немцы, единственные в мире, кто хорошо относится к животным. Мы будем прилично относиться и к этим людям-зверям. Однако было бы преступлением перед собственной кровью заботиться о них и внушать им какие бы то ни было идеалы и тем самым еще больше затруднять нашим детям и внукам обращение с ними.
Тоже кто-то из истинных арийцев.

- Юпс! – прыгнуть в домашний бассейн, а вынырнуть в какой-то мутной (и очень холодной) воде неизвестно где. Завизжать, или пока не стоит? Дилема…Лучше не стоит. Алёнка внимательно осмотрелась. Вокруг – никого. Зачем же тогда горлышко зря надрывать, когда на тебя никто внимания не обращает? И где это мы? Мелкое озерцо с мутноватой водой. Елки да осинки без листьев. Потому что осень. Серые низкие тучи. Дождик накрапывает. И она сидит в холодной воде по самую шею. Голая, как полная дура. Понятненько. Я такое уже видела. Нырнули в озеро – и вынырнули в прошлом. Потом бац – и обратно. Всего и делов. Только они летом ныряли! Летом тепло! Ладно. Как сюда попала, так и обратно вынырну.
После третьего раза нырять Алёнке надоело. К тому же холодно. Еще можно себя ущипнуть. Тоже не помогло. Еще можно найти клавишу RESET и перезагрузиться. В каждом мире должна быть кнопка перезагрузки.
- Мама! Мамочка! – но и на это волшебное слово никто не пришел. Может не слышит? Хотя, с другой стороны…Алёнка прекрасно знала, что такое телепортация. Куда не плюнь – одни сплошные телепортеры. Хоть в фэнтези, хоть в сайенсфикшн. Ступил на телепорт – и вперед, на следующий уровень, монстров мочить.
- Ау…монстры. Где вы? – Алёнка осмотрелась, старательно изображая испуг и растерянность. Гоблинов, троллей, зомби и вампиров в округе не наблюдалось. А жаль. Интересно же какие они тут на первом уровне. Должны быть слабыми. Низя. Низя столько играть в компьютерные игры. Глюком станешь. С чувством глубокого удовлетворения Алёнка осознала, что юмор не потерян. И эта, весьма нестандартная ситуация, ее не слишком угнетает. Только вот холодно – бр-р!. Из воды надо выбираться. Даже одного телепорта хватит на яхту, виллу во Франции и свой самолетик. Чтобы в школу летать. Алёнка была девушкой практичной. И хорошо понимала, что папа это все ей вряд ли подарит. По крайней мере в ближайшее время. На будущего мужа тоже рассчитывать пока не стоило. Несмотря на неполные шестнадцать, к будущему замужеству Алёнка относилась обстоятельно. И не хотела, чтобы у мужа была яхта и свой самолет. Потому что тогда он будет работоголиком и будет больше любить денежки, а не ее. А если это квест? То тогда я вообще стану богаче Билла Гейтса! Про такое Алёнка тоже читала. У Лукьяненко. И у Зорича. В общем кто такую виртуалку замутит – будет вообще самым богатым могукой на свете. Вау! И это будет она! Остров себе куплю. Мадагаскар.
Реальности кругом было с избытком. Во-первых - холодно. Во-вторых – опять же холодно, но еще и мокро. Других чувств Алёнка не испытывала. Мурашки по коже, бр-р! Оставалось только попрыгать, побегать, пошлепать себя по мокрой коже ладошками. Хоть из класса меня никто не видит. Хорошо. Алёнка немного поразмышляла о том, хорошо это или плохо, когда на нее никто не смотрит. И с кем бы именно из мужской половины класса она бы хотела продолжить род человеческий. Потому как, похоже, вокруг никого нет. И она одна-одинешенька на этой Богом забытой планетке. Не почкованием же здесь размножаться. Ну как же все-таки здесь холодно! Нет, в этом квесте чегой-то не доработано. Слишком уж натурально. И дрожь. И зуб на зуб не попадает. Сейчас бы еще и одется во что. Сим-селябим, абра-кадабра. И Алёнка сразу же заметила на траве что-то напоминающее одежду. Грязный, драный, ветхий джутовый мешок. С дырками для головы и рук.
- Эй! Я так не играю! Мне нужен боевой скафандр, с бластером, электроподогревом и личным санузлом.
Никто не откликнулся.
- Ну…Можно и без санузла.
Под мешком, брезгливо поднятым двумя пальчиками обнаружилась веревка пеньковая. Тоже грязная.
- Понятно. Скафандр – это читерство. Или я колдовать не умею. Надо еще потренироваться.
Алёнка тяжело вздохнула. Пришлось прикрывать собственную красоту этой чудовищной тряпкой. Мешок был коротким до безобразия. Наклоняться в нем нельзя было ни при каких обстоятельствах. Слишком высоко он открывал длинные Алёнкины ножки. С другой стороны – это как посмотреть. Может это и не плохо, можно оценить загар, приобретенный ей на отдыхе в Испании. В Испании сейчас тепло. Млин! Ну, почему у нас везде и всегда холодно! Еще у мерзкой тряпки по бокам имелись разрезы до самой талии. Бежать, может и легко, а вот о стыде придется забыть. Веревочку Алёнка использовала как поясок. Ничего. Мне бы только до людей добраться. А там…Что там Алёнка представляла смутно. Но сильно этим вопросом не заморачивалась. Во всяком случае любой порядочный человек должен ее обогреть, накормить, приодеть и дать позвонить по сотовому. И будет ему моральное удовольствие за спасение ближнего. Действовать надо по обстоятельствам, а не пугать себя разными страхами. Монстров бояться – в DOOM не играть.
А вот и народ тусуется.
- Russisch schwein! In hier bestellen ! – Алёнка не успела появиться на опушке, как сразу же получила дубинкой пониже спины. Не больно. Но из глаз девушки брызнули слезы. Никогда ее раньше не били. А эта сволочь еще раз замахнулась. И не шутит ведь, гад! Алёнка испуганно взвизгнула и юркнула поглубже в колонну, стараясь протиснуться в самую серёдку. И куда это я попала? Это какой-то совсем-совсем неправильный квест. И мнее тут совсем-совсем не нравится. Эй! Еsc! Или как тут у вас отседова выходят! Я так больше не играю!
Кругом только девчонки. Её ровесницы. Почти. От четырнадцати до восемнадцати. И много их. Колона такая длинная. Змеей по лесной просеке извивается. С тысячу человек, наверно. Почти на двести метров растянулись. Алёнка протиснулась в середину. Вот только спрятаться ей не удалось. Никогда она себя высокой не считала. Рост у нее был сто семьдесят три сантиметра. Папка даже радовался, что до фотомоделей дочка не дотянула. Туда меньше чем сто семьдесят шесть не брали. Алёнка ходила на кастинг. Но ей сразу же предложили сняться в обнаженке. Фу! За сто баксов! Да она на мороженное больше в кафешке тратит! А тут она оказалась почти на голову выше всех. Девчонки вокруг были все как на подбор. Невысокие, коренастые, жилистые. Выносливые.
А вокруг колонны охранники в противной такой темно-коричневой форме. Фуражки квадратные. С кокардами. Чем-то на украинские похоже. Трезубцы вроде. И повязки белые. Надпись готикой. Чего-чего они там написали? Politsay! Айн-цвайн, полицайн! Весело. Ну, точно в прошлое занесло. Вот свезло, так свезло. Счас в Германию угонят. Баварское пиво пить. Папулька мой почти на каждый Октоберферст ездит. Охранников Алёнка тоже была выше. Даже вместе с их шапками и кокардами.
Под ложечкой уже сосало от страха. Понимала Алёнка – никто ее на халяву пивом угощать не будет. Она и не любила пиво совсем. Потому что горькое. А полицаев, которых на колонну всего было человек десять, почему-то старались расположиться поближе к ней. И Алёнка начала догадываться, что причиной этого являются ее ножки. Потому как девчонки в колонне свои ножки не показывали. И волосы распущенные тоже. Шли они в каком-то тряпье. Бомжихи бомжихами. Пальтишки старые, юбки старые, ботинки латанные-перелатанные. Кое-кто вообще в лаптях и обмотках. Но Алёнка, босая, в грязном мешке на голое тело, обрадовалась бы и такой одежке. Потому что замерзла она вся. Закоченела. И кушать сильно хотелось. А у девчонок мешки за плечами. Сидоры. И в руках корзинки да узелки. Наверняка, какая-нибудь жрачка. А впереди колонны немец на лошади. Лошадка старая, смирная. И немец тоже. Мятый снулый. В седле сидит – горбится.
Ну, точно, прошлое. Эх, счас бы партизан. Тут мы бы им за Родину и за Сталина! Алёнка на полном серьезе начала выискивать взглядом по придорожным кустам народных мстителей. Мстителей не наблюдалось. Наверное, хорошо маскируются, подумала девушка. Зато на дороге валялся кусок газеты. Счас я все новости и узнаю.
Vo"lkischer Beobachter. Ну, и пойми тут эту тарабарщину. По русски не могли напечать? Уроды! Алёнка даже рассердилась. По началу. Потом от испуга себе чуть язык не прикусила. Ибо стояло под газетным обрывком вчерашнее число. 16 September, 2010. И, значит, никакое это было не прошлое. Пару секунд Алёнка перебирала следующие варианты: съёмки фильма (камер нет), ролевуха (ну нет, слишком в роль вжились. Да и натуральное все вокруг). Она сбрендила (ну не до такой же степени. Она же не чебурашка-ниндзя). Пришлось посмотреть правде в глаза. Это совсем другой мир. Совсем-совсем другой.
Ага! А у полицаев были винтовки. Какие – Алёнка не знала. В играх под оружием всегда написано что это и откуда. А тут. То ли Маузер, то ли трехлинейки. В общем большие и с ручным затвором. А на груди у немца – автомат. И не калашников совсем, а как в войну их показывают. Немецкая такая фамилия на Ш… А! Шмальсер! Точно шмальсер и из него шмаляют. Кто же с таким сейчас воюет? Каменный век. Опять же лошадь. В целом Алёнка чувствовала себя разведчицей в тылу врага. Сейчас главное – не засыпаться на мелочах. Шнурки там завязывать, ложку из стакана доставать, когда кофей пьешь. А то глаз выколешь. Холодно то как! Мамочка! Забери меня отсюда! Я больше никогда Светку дразнить не буду!
Папулечку Господь Бог наградил двумя дочерми – старшей Алёнкой и младшей Светланкой. Сестры, как водится, постоянно ссорились, постоянно мирились, интриговали и наполняли дом шумом и беспокойством. Что родители терпели далеко не всегда. От сестры (ее бы сюда, заразу, на замену) Алёнка плавно перетекла мыслью на предмет собственного спасения. И остро осознала то, что спасать ее никто и никогда не будет. В школе она хорошо училась. Про закон сохранения массы и энергии слышала. Не мудрено. Шесть человек на одну училку Валерию Петровну. В их коттеджном поселке была своя и очень неплохая школа. И если она здесь, то, значит, ее аналог там. В психушку собирается. Или к гинекологу. Ибо мама сразу неладное заметит. А, судя по взглядам полицаев, сохранить девичью честь здесь трудновато будет. Потом будут разборки, доктора и прочее. Даже если та и расскажет правду, то кто в нее поверит? Скажут сбрендила девочка на почве компьютерных игр и глупых книжек. Перезанималася. А если и поверят, то что дальше? Родному государству на нее начхать. Ибо налоги она пока еще не платит. А у папулечки денежек не хватит на такие исследования. Да и не будет он особо суетиться. Потому как ее аналог девочка наверняка умненькая, быстро сообразит, что к чему. Алёнка подозревала, что даже умнее ее самой. И шибко умнее. Нашла же она способ слинять из этой гнусной реальности. Подготовилась, сволочь…
И станет её аналог примерной и ласковой доченькой. С легкими провалами в памяти. Не идиотка же она сюда возвращаться? От папы-бизнесмена, любимой мамы с двумя бабушками, и своего коттеджа. Ну, сеструха-вредина. Но не сильная же. И будет она за границу отдыхать ездить. А Алёнке тут секс-рабыней вкалывать. Или просто рабыней. Еще неизвестно, что хуже. К физическому труду Алёнка испытывала легкое отвращение. Эта Светка вместе с бабульками на клумбах любила копаться. Подлиза! Значит спасаться придется самостоятельно. Алёнка со страхом осознала, что её аналог ее же и подставила. Она то знала, как отсюда сбежать! А Алёнка еще нет. С другой стороны Алёнка была уверена, что такой путь существует. Значит его просто надо найти.
Некоторое время Алёнка взвешивала плюсы и минусы рабства обычного и сексуального. И пришла к выводу, что сексуальное все-таки лучше. Работы – меньше, удовольствия – больше. Опять же – перспектива открывает широкие горизонты. И полученный опыт не может быть лишним. Пригодится. Во всяком случае умение рыть канавы ей точно ни к чему. Ну как же все-таки холодно! Дорогу вон даже подморозило. Грязь не пристает. Вот такая у нас хреновая осень. Всегда. В любом мире. Алёнка зябко поежилась.
- Landarbeiter ? – тихий голосок раздался сбоку. Алёнка даже вздрогнула. Чернявенькая шустренькая девчонка с остреньким носиком. Млин. И чего она спросила? И чего ей ответить? Штирлиц шел по весеннему Берлину. Что-то выдавало в нем русского разведчика. То ли будёновка с красной звездой, то ли парашют, волочившийся по Фридрих-штрассе. Алёнка только тяжело вздохнула. Даже головой не кивнула. Ни да, ни нет. Понимай как хочешь. Молчание – золото.
- Und hier als ein hit? Wir werden uns nach Deutschland! Deutschland! Es gibt nur getestet!
Слово Дейтчланд Алёнка поняла. Не глупенькая. Чернявая говорила его с таким благоговением.
- Все тоже самое, но только по русски? – тихонько переспросила Алёнка, - нужна мне ваша Германия. Я домой хочу.
- Silent! Schnell ! – зло рявкнул полицай. И замахнулся дубинкой. Строй девчонок испуганно дернулся. Однако чернявая отстала. Ну и хорошо. Им приказали заткнуться. Silent он и по английски молчание. Ладно хоть команды понимать буду. Неужели тут все по немецки говорят? Ой, мамочка! Алёнка знала немножко французского, немножко испанского и неплохо английский. На Октоберферст папулька один ездил брюхо отращивать. Да и кому он нужен, этот немецкий? Нормальный человек все должен по русски понимать. Ну или по английски, на худой конец. А немецкий – это Рамштайн. Слова – гхырня. Главное – музыка!
А еще Алёнка чувствовала, что в мешке у нее дырки незаштопанные. И голое тело через них так и просвечивает. А полицаи идут и между собой переговариваются. Ее обсуждают. Красивую девушку сразу не убивают. Сначала немного помучают. Уроды низкорослые.
По дороге, на с лесных проселков, в колонну вливались еще девушки. Увидят их колонну – вскакивают, подпрыгивают от нетерпения. Узелки теребят, за ручки чемоданчиков фанерных хватаются. У самых умных – торбы за плечами. Почти как рюкзаки, только домотканные. Мешок с лямками да завязками у горлышка. Удобно – руки свободные.
Шли они далеко. Хотя кому как. Километров десять, и ни одного привала. Даже в кустики отбегать не разрешалось. Зверюги!
А потом Алёнка учуяла станцию. По специфическому запаху гари, жженного угля, дров, мазута. И железок на дорогах. На одну она наступила своей босой ножкой. От боли в один момент о холоде забыла. Но в начале был именно запах. И только потом, через полкилометра, стали доносится гудки и металлический лязг вагонов. Станция была товарная. Не станция даже, полустанок. С башней водокачки. С льющейся водой. Колонну девушек, с руганью и ударами, полицаи загнали в загон из колючей проволки. Открытый со всех сторон прямоугольник. Ржавая колючка, с драными консервными жестянками, противно дребезжащими под порывами ветра. И сточная канава для естественных потребностей, открытая всем ветрам и взглядам. Полицаи, солдаты немецкие, даже железнодорожные рабочие. Стояли и смотрели как девушки оправляются после долгой дороги. Отпускали сальные шуточки. Девчонки краснели. Старались потеснее сжаться в кучу. Прикрывали друг-друга.
Унижение. Так можно обращаться со скотом, а не с людьми. Девушки почти не разговаривали. Иногда, тихонько, перебрасывались парой фраз друг с другом. Кучковались группами. Кто с кем знаком. Старались держаться вместе. А она была одна. И ее сторонились. Но это ее сейчас не особенно волновало. Паровозы! Железные, закопченые, дышашие паром, то и дело свистящие чудовища. Никогда она таких в живую не видела. Рельсы – две стальные полосы, уложенные на деревянные шпалы, пропитанные креозотом. Тяжелые поезда по таким не пустишь. Рельсы – их же на бетон класть надо. Тогда можно быстро тяжести возить. Хотя паровозом…Им ничего тяжелого же не перевезешь. Алёнка вспомнила, как папка говорил про одного из политиков. «КПД у него, как у паровоза. Только пар пускать и умеет».
Поезд пришел на удивление быстро. Всего-то два часа на пронизывающем ветру под мелко писающим дождиком. Загудел маленький грязно-зеленый маневренный паровозик. И к их загону подъехали теплушки. Алёнка была уверена, что эти деревянные сараюшки на колесиках называются именно так. Название со смыслом издевательским. Вагончики следовало назвать холоднюшками. Железнодорожники подкатили нечто скрипучее, похожее на корабельный трап. Оглушительный свистнул паровозик. Полицаи распахнули ворота загона. Алёнка уже мечтала оказаться в теплушке. Чтобы не дуло и не капало. Господи, как же она замерзла. Дрожит и зуб на зум не попадает. Хорошо хоть снег не идет!
- Bewegen Sie, eine Kuh! Fu"r fu"nfzig-Fa"rsen in einem Eisenbahnwaggon !
И дубинками по девичьим попкам и спинам. Алёнку дубинкой не стукнули. Придержали и задрали подол мешка. Пошлепали ладонями по тугой загорелой попке. Хоть это и задержало погрузку, но немцы и полицаи довольно заржали. А потом в сторону отвели. Стой тут дескать. Вся пунцовая, как варёный рак, девушка испуганно замерла. Сжалась. Не одна она такая. Несколько девчонок перед охраной специально крутились. Жаждали мужского общества. А Алёнка сгорала от стыда. Скоты! Уроды! Ой! Мерзость то какая! До девушек в теплушке перевозили лошадей. Алёна заметила, как одна из девчонок споткнулась на трапе, упала и въехала рукой прямо в конский каштан. Фу! Сама она чуть не умерла от брезгливости. А эта – ничего. Отряхнула руки и юркнула в вагон.
Трап был скользкий. Девчонки то и дело спотыкались. Алёнка отвернулась. Полицаи-охранники выдернули из толпы, кроме нее, еще трех девушек с симпатичными мордашками. Сомнений в их намерениях не оставалось. У Алёнки похолодело внизу живота. Этим она совсем не хотела заниматься. Тем более с фашистами. Да еще с такими уродами. Хуже было то, что кроме полицаев в охране было и два немца. Один высокий, белобрысый, со шрамом на щеке. В черном эсэсовском мундире с серебряными прибамбасиками и фуражке с высокой тульей, украшенной черепом. В руке у него был длинный тонкий стек, и он то и дело похлопывал им по сверкающим голенищам сапог. Звук от удара был противным, хлестким. А второй был фельдфебель. Может и в другом звании. Не разбиралась Алёнка во всех этих аксельбантах, позументах и прочих финтифлюшках. Суетливый, толстый, он бегал вокруг офицера, как собачонка и заискивающе заглядывал ему в глаза. Лопотал чего-то. Слов девушка, конечно, не разбирала. Но и без того было понятно:
- Не извольте-с беспокоиться, ваше бродь! Погрузка сейчас закончится.
А офицер только брезгливо кривил тонкие губы. Было видно, что ему противно общаться с такими человеческими отбросами. Фельдфебель видел его недовольство и во весь голос орал на полицаев, проявляя служебное рвение. А те уже со всех сил торопили погрузку. Известным способом – резиновыми дубинками да по девушкам. Глухие удары и жалобные попискивания. Избиение сносили безропотно, как должное. Может Алёнке это и казалось, но офицер смотрел на нее с каким-то особым вниманием. С интересом. По другим девушкам его взгляд скользил как по пустому месту. Ну может с легким оттенком брезгливости.
И тут страпа раздались удары и жалобный девичий плач:
- Bitte! mu"ssen nicht !
Одна из девчонок подскользнулась и упала на осклизлых черных досках. И теперь полицаи избивали ее дубинками, не давая подняться. Выказывали свое рвение перед немцами.
- Sehr gut! Dieses Ma"dchen ist sehr faul, und es muss kaum zu u"berbieten!
Алёнка вскочила на ноги после третьего удара. Когда сообразила, что помогать несчастной никто не собирается. Другие просто оббегают, а то и перепрыгивают через нее. А полицаи уже входили раж. Вот-вот сдернут ее с трапа. И тогда все. Забьют. Измордуют.
- Хенде хох! А ну! Прочь! Морда фашистская! – рявкнула Алёнка от всей души. Полицай, уже замахнувшийся дубинкой, так и замер с открытым ртом. Второй смотрел на девушку остекленевшими от ужаса глазами. Аленка помогла избитой подняться, подхватила ее вещи, и они быстренько забежали в вагон. Расчет был верный. Никто из-за них погрузку не задержал. И только из угла Алёну словно иглой кольнула. Посмотрела, а там чернявенькая присела. Увидела и взгляд отвела. Значит дурное задумала.
Избитая девушка застонала. Ей бы прилечь. Да пятьдесят девушек на теплушку – можно только присесть. Ни нар в вагоне, ни печки. Щели, сквозь которые ветер задувает и дырка в полу вырублена. Для отправления естественных надобностей. Почти Президентский номер. Комфорт класса люкс.
Впрочем присесть им дали. И подальше от дырки. Чернявенькая что-то шептала соседкам. На Алёнку смотрели украдкой и сразу же отводили глаза. Чего-то боялись. Сторонились.
Дорогу Алёнка запомнила плохо. Бредовый полусон. Холод. Голод. Двое суток поезд шел практически без остановок. Вернее остановки были. Менялись паровозные бригады. На полустанках баки заполнялись водой. В тендеры (или как их там), с грохотом сыпали уголь. Но двери не открывались. Есть-пить девушкам не давали. Впрочем, у всех были взятые из дому продукты. Ели украдкой. Еду друг-другу не показывали. Зажмут в кулаке, и только челюсти двигаются. Алёнке еду тоже никто не предлагал. Даже спасенная ей девушка. Смотрела на Алену виноватыми глазами и хрумкала в одиночку. Ну и пусть. Она же не из-за еды ее защищала. Разговоров тоже почти не было. Знакомые, а таких было в вагоне много, и то старались не говорить друг с другом. Чувствовалось какое-то напряжение. Словно ехали не товарищи по несчастью, а соперницы.
Так оно и было на самом деле. На работу в Германию отправляли только самых лучших, проверенных. Это был единственный шанс вырваться из нищеты, голода, тяжкого труда. Но шанс выпадал не всем. Батрачить на немца было еще хуже, чем работать на себя. Вот если попасть на завод. Или еще лучше – в уборщицы, дворничихи. Мечта о месте горничной теплом согревала девичьи сердца. Но разве туда возьмут девушек из бывшей России? В горничные брали француженок, гораздо реже полячек. Но и бывших русских. Иногда. Редко. Очень. Это как у нас стать топ-моделью мирового класса. Даже круче.
Потом был сортировочный лагерь. Поезд зашел прямо на его территорию, огороженную забором темного кирпича с колючей проволкой поверху. Хорошо. Потому как при первом же шаге Алёнка наступила босой ногой на гравий и чуть не взвыла во весь голос. Потому что больно. И девушки стали равны. Вначале душевая с едва теплой водой. Алёнка больше пила, чем мылась. Мучила жажда. А потом медосмотр. И все это в обнаженном виде. Рядом ходили солдаты, полицаи, еще какие-то мужики и ухмылялись. Девчонки практически не закрывались. Скорее, даже, наоборот. Только позже Алёнка поняла, что это были потенциальные покупатели. Товар нужно было рассмотреть со всех сторон. Еще были процедуры взвешивания, измерения роста, размера и формы черепа, объема груди и бедер. Фотографирование. Почти как поляроид. Раз – и из фотоаппарата уже фотография выезжает. На каждую из девушек заполнялась карточка.
Алёна была в полной уверенности, что тут то ее и вычислят. В смысле то, что она не знает немецкий. Однако все прошло благополучно. Доктор, правда, казался недовольным. Все смотрел на нее и бурчал что-то себе под нос:
- Merkwu"rdig. Standards wahren arischen.
Почему то потрогал ее волосы. У девушки была густющая копна золотисто-рыжих волос почти до попы. Своими волосами Алёнка гордилась. Только потом доктор коротко бросил:
- Name?
- Хелен, - робко ответила девушка, зорко заметив, что в карточке место под фамилию и отчество не предусмотрены. В общем все прошло быстро. Практически сразу же после осмотра Алёнку забрал какой-то поляк. Управляющий имения барона фон Штраузе. И они поехали в имение под названием Kiefernwald. По русски – Сосновый Бор. А вот чернявенькая осмотр не прошла.
- Zigeuner? Die Juden? (цыгане? Евреи?)
- Нихт, нихт юде… потом плакала и ползала на коленях. Полицаи ее куда-то уволокли. Ничего этого Алёнка не видела. Уже с удовольствием она натянула на себя свой мешочек. Хоть от чужих взглядов защищает. До имения она ехала в закрытом кузове грузовика. Старая чихающая машина c надписью Opel на капоте. Не опель, а жопель. Впрочем по шоссе особенно не трясло. Дороги немцы строили хорошие. Самое страшное началось, когда они приехали в имение. Управляющий выпустил Алёнку из кузова. Что-то буркнул и ушел. А когда Алёнка проморгалась от яркого света, то увидела перед жирную и наглую хохлятскую рожу. Алёнка по одежде узнала. В таких шапках и жупанах бегали омерзительные петлюровцы в «Днях Турбиных». Тремайте ее хлопцы! Что такое тремайте Алёнка не знала. Но явно что-то нехорошое. Парень был не намного старше ее. Лет семнадцать – восемнадцать. И смотрел он на нее как кот на сметану. И в руке у него был кнут.
- Entkleiden! – парень злорадно ухмыльнулся, чувствуя свою власть над испуганной девчонкой. Рядом, у аккуратненького кирпичного сарая под черепичной крышей стоял еще один бугай. И две гарных и дородных украинских дивчины. Глазки блестели от удовольствия. Ну зараз Петрусь покаже этой дикой и грязной москальке! А Петрусь уже поднимал витой кнут на резной деревянной рукояти. Алёнка смотрела на это кожаное жало с ужасом. Нет, она понимала, что сейчас ее ударят. Но весь ужас происходящего просто не укладывался у нее в голове.
- Bucht von sta"rker! Um sofort fu"hlte die Hand des Meisters! – это уже поляк-управляющий, блоха мелкая, голос свой подал.
Испуганная Алёнка отступила на шаг и тихонечко переспросила:
- Чего-чего?
От звука русского языка Петрусь вздрогнул. И, прежде чем ударить, повторил свой приказ на родном языке:
- Роздягайся!
- Счас! Разбежалась! – и Алёнка показала ему традиционный русский жест рукой от локтя. Аналогичный выставленный среднему пальцу у юсовцев. Тут ведь дело не только в экспрессии. Но и в особенностях физиологического строения русского организма, - на, выкуси!
- Шо! – Петрусь взревел от ярости. Свистнуло жало кнута. И тишина.
- На пяточках поскачи. Помогает, - посоветовала сердобольная Алёнка. Жалко было смотреть, как человек мучается. У неё нога после удара, во всяком случае, болела довольно сильно.
- Петруся вбыли! – запричитали дивчины, - Серко! Ну що ти коштуєш! Розрізай цій сукі як слід!
Пока Серко демонстративно закатывал рукава на своих манипуляторах вредный поляк успел подкрасться сзади и схватить девушку.
- Hlt! Klopfe sie!
Через пару секунд Серко скрючился, получив двумя ногами в живот, а управляющий тихонько отползал в сторону, тщательно изображая полураздавленного червяка.
- Уб'ю! – с ревом попытался вмешаться в схватку Петрусь. Его движение оставалось только правильно направить. Бедный грузовичок! Ну зачем ты его так сильно? Петрусь, пытавшийся головой боднуть кузов, с блаженной улыбкой оседал на землю. Больше желающих подраться не было. Алёнка удовлетворенно отряхнула ладошки и обнаружила, что вляпалась в большую неприятность. Когда она бросала управляющего через голову он мертвой хвадкой вцепился в ветхий мешок. И содрал с девушки единственную ее одежду. Своего, сволочи, они добились. Но это было еще не самое плохое...

По мотивам "Молодой гвардии"

Заре навстречу!
Дмитрий Владимирович Щербинин

     * * *

     Наконец-то! День освобождения  был  близок!  Побитые  фашистские  части
отступали через Краснодон, и старались найти хоть что-нибудь не награбленное
их предшественниками и полицаями.
     Эвакуировалась из города  и  полиция.  С  темным,  жутким  лицом  ходил
отдавая суетные распоряжения, и чувствующий  себя  проигравшим  Соликовский.
Вместе со своей женкой и дочуркой собирали они  многочисленное  награбленное
добро, и готовились к отъезду.
     Еще несколько остававшихся в Краснодонской тюрьме молодогвардейцев, и в
их числе Люба Шевцова, были переправлены в Ровеньки. Но если Любу, как особо
важную особу повезли на машине, то Семена  Остапенко,  Виктора  Субботина  и
Дмитрия Огурцова  повели  в  арестантской  колонне  -  по  страшным  военным
дорогам, в холод и стужу.
     Шли они совсем голодные, замерзшие; болели их  избитые  тела;  а  рядом
шагали надсмотрщики - пьяные полицаи.
     Впереди Виктора Субботина шла женщина с  плотно  связанными  за  спиной
руками. Ноги у женщины были босыми - они потемнели  и  совершенно  распухли.
Женщина эта часто спотыкалась, и едва не падала; Витя помог бы ей, но ведь и
его руки были связаны. А шедший  рядом  полицай  матерился,  и  часто  пихал
женщину или же бил ее прикладом в спину.
     Не в силах выносить этого, Витя крикнул громко:
     - Да разве же можно так с человеком обращаться?
     - Вот я тебе дам человека! - заорал  полицай,  и  размахнувшись  ударил
Витю прикладом в лицо.
     Субботин начал заваливаться назад, но  его  плечом  поддержал  шагавший
следом Дима Огурцов, и произнес со смешанным чувством жалости и ярости:
     - Да что же ты, Витя, к нему обращаешься? Ведь это же фашист!
     А Любу Шевцову уже терзали в Ровеньках. Уже почти месяц томилась Люба в
застенках, и все ее тело представляло одну сплошную кровоточащую  рану.  Она
не могла спокойно ни лежать, ни сидеть...
     И как же  она  соскучилась  по  воздуху  свежему,  по  милому  степному
раздолью! Как хотела окунуться в весну природы!  И  сказала  Люба  девушкам,
которых схватили по подозрению в том, что они разведчицы, и  которые  сидели
некоторое время в одной с ней камере:
     - Передайте всем, что я люблю жизнь... Впереди у советской молодежи еще
не одна весна и не одна золотая осень. Будет еще чистое мирное голубое  небо
и светлая лунная ночь, будет очень, очень хорошо на нашей дорогой и  близкой
всем нам Советской Родине!
     Девятого февраля Любу, Остапенко, Субботина и  Огурцова  расстреляли  в
Гремучем лесу. На расстрел Люба шла совсем спокойной, будто и  не  на  казнь
шла, а на танцы. Подбадривала добрыми шутками  своих  товарищей,  вспоминала
маму и отца, жалела их, просила у них  прощения  за  то,  что  так  рано  их
покидает; за то, что придется им хоронить свою дочь.

     * * *