Отредактировано менфис (2011-09-17 19:57:26)

Здеся я   Клип хорош, длинноват только немного.

Подпольный невольничий рынок в современном Пакистане. Фото, сделанное скрытой камерой, было опубликовано в одной из тамошних газет.

Отредактировано Demetrius (2011-10-06 00:18:03)

Кажется это невозможно, фетишисты из "нашинел географик" (звыняйте если шо не так, немецкий изучал) Вам этого не позволят!!!

P.S. А для защиты прав человека туда надо ввести войска, лучше авиацию, сменить правительство... а если это предположение окажется неправильным http://www.wprr.ru/?p=1886 , то у них с правами человека и демократией всё в полном порядке!!! И наша помошь им не нужна!!!

Отредактировано Vovan (2011-10-06 00:53:46)

Господа, кстати, обьясните мне, как это данная тема ушла от "босиком как наказание"(то есть разувание с целью наказать этим) до босых рабов?

Кандалы=/=босиком как бэ.

Demetrius - кандалы, наручники - это скорее средство ограничения свободы - их применение не имеет большого болевого эффекта, тем более в босоногих наказаниях

Что значит нет?

Мдам, теперь ещё и гуро... Может мне сюда картинок с босыми мальчиками и девочками, которых тентакли насилуют скинуть?

Это наказание шахидки за опоздание на авиалайнер 9.10.2010 года?

Насилуют без порно? На такое способны только тентакли

Проклятая книга
Дарья Иволгина

     Милагроса не боялась  того,  что  обычно  страшило  людей,  попавших  в
застенки инквизиции. Она не боялась позора. Напротив - она  жаждала  позора!
Пусть все ее видят - в странном  одеянии  кающейся  грешницы,  с  непокрытой
головой,  с  распущенными  волосами...   Или   остриженными   наголо?   Тоже
великолепно! У нее красивая форма черепа - так  утверждал  Фердинанд.  И  ее
лицо будет казаться странным, поразительным, а глаза сделаются еще больше.
     Она будет громко смеяться... Или петь?  Может  быть,  у  нее  получится
протанцевать весь путь до эшафота.
     Но потом... Неужели она умрет? Мысль об этом время от времени приходила
Соледад в голову, но она тотчас отгоняла ее. Что за глупости! Как может она,
Соледад, умереть? Разве не дьявол - ее отец? Разве  дьявол  допустит,  чтобы
нежное тело его дочери пожрало пламя?
     Нет, во время этого аутодафе произойдет нечто грандиозное. И даже  если
это будет смерть - что ж, за гранью  бытия  Соледад  увидит  своего  отца  и
узнает наконец имя своей матери.
     И если мать еще жива - ее ждут интересные встречи с духами!
     Соледад сможет являться и  бедному  Джону  Ди,  который,  вероятно,  не
оставил надежды сотворить из свинца золото. Морочить этого "материалиста"  с
душой мистика - одно наслаждение.
     Поэтому  тюремные  служащие,  которые  явились  подготовить  осужденную
ведьму к акту покаяния, застали Соледад отнюдь не угнетенной, опечаленной  -
как можно было бы предположить, учитывая все обстоятельства, - напротив, она
была очень возбуждена.
     - Ну, что же  вы?  -  жадно  спросила  Соледад,  не  тратя  времени  на
приветствия. - Принесли?
     Она уставилась  на  их  руки,  ожидая  увидеть  одежды  кающейся.  "Так
принцесса встречает горничных, которые явились подготовить ее для  бала!"  -
изумленно подумал один из стражей. А другой угрюмо проговорил:
     - Вставай, идем. Тебя ждут.
     - Но... - Она чуть замешкалась. - Разве меня не будут стричь наголо? Не
наденут на шею дроковую веревку, как положено? Не станут  меня  переодевать?
Никто не даст мне в руки свечу? Как же я примирюсь с Церковью?
     - Молчи и иди за нами, - бросил стражник.
     Сбитая с  толку,  Соледад  встала,  подобрала  юбки  и  зашагала  между
стражниками по коридору: один страж впереди, другой сзади. "Может быть,  это
вовсе не стражи, - мелькнуло у  нее  в  голове.  -  Кто  знает!  Может,  это
переодетые друзья...  Пришли  спасти  меня,  увести  из-под  самого  носа  у
святейшей инквизиции! Забавно..."
     Однако ее ожидания были обмануты. Ее ввели  в  большой  зал  трибунала.
Народу собралось  множество.  В  открытых  дверях  толпились  люди,  которым
дозволялось присутствовать при  чтении  приговоров.  Богато  одетые  дамы  и
кавалеры сидели на скамьях. Кафедра,  вроде  церковной,  была  занята  сразу
несколькими высокими духовными лицами, а за столом, накрытом красным сукном,
заседали инквизиторы и с ними  еще  один  человек  в  капюшоне,  чьего  лица
Соледад не могла рассмотреть.
     Ей показалось, что человек этот ей немного  знаком...  Они  встречались
недавно, но ничего определенного она вспомнить не могла. И очень  жалела  об
этом, потому что богатый жизненный опыт научил  Соледад  нехитрому  правилу:
если среди множества богатых лиц один человек одет просто  -  он-то  и  есть
самый главный. Когда в книге все буквы заглавные, бросается в глаза  обычная
строчная.
     Ее удивило и даже шокировало, что никто не обращает  на  нее  внимание.
Все взоры были прикованы к другой женщине! Эта женщина, босая, в санбенито и
с картонной митрой на голове, с дроковой веревкой на шее и  светильником  из
зеленого воска в руке, заняла место, по праву принадлежащее ей, Соледад!
     Она стояла, широко расставив ноги, и  улыбалась.  Дерзко  и  бесстрашно
улыбалась прямо в лицо святейшим отцам!
     Кусая губы, Соледад стояла у стены  и  рассматривала  нахалку,  которая
узурпировала ее место. Женщина не была слишком молода - она  приближалась  к
тридцати годам. (Тот же возраст, что и у Соледад!) Нельзя ее было назвать  и
писаной красавицей. Удлиненное лицо, темные глаза, темные волосы. Кстати, ее
не остригли. Волосы  падали  из-под  митры  и  чуть  завивались  на  концах.
Эффектно!
     Санбенито  ей  даже  шел.  Само  название  -  "санбенито"  -   означало
"священный мешок". Эта одежда, напоминающая нарамник, тесно облегала тело  и
спускалась только до колен. Так было сделано  специально  -  чтобы  позорное
платье кающегося не перепутали с обычной монашеской рясой,  на  которую  оно
было похоже.
     Босые ноги женщины выглядывали из-под подола просто  очаровательно.  Ну
как пережить такое? Соледад еле слышно застонала, но даже это  не  заставило
стоящих рядом взглянуть на нее. И стражники тоже не обернулись на  стон.  Им
было все равно. Они глазели на ту, в желтом санбенито!
     Ну как нарочно! Черные локоны на желтом сукне!  Крест  святого  Андрея,
нашитый на одежду, подчеркивал грудь красивой формы.
     Вообще опытный человек  того  времени  легко  мог  по  форме  санбенито
определить, к какому разряду грешников  относится  тот  или  иной  кающийся.
Например, те, кто был объявлен "слегка заподозренным в ереси" и присужден  к
произнесению отречения (такие люди освобождались от церковных наказаний,  то
есть их не сажали в монастырь на строгий пост до конца  жизни,  а  отпускали
под надзор приходского священника), -  такие  носили  "самарру"  -  дословно
"баранью шкуру". Самарра представляла собой  нарамник  из  желтой  шерстяной
ткани без андреевских крестов.
     Если осужденный произносил отречение  как  "сильно  заподозренный",  он
носил половину этого креста. Если же он произносил отречение как "формальный
еретик", то носил целый андреевский крест.  Так  одевались  только  те,  кто
после примирения с Церковью сохранял себе жизнь.
     Но имелись и другие санбенито - для осужденных на смертную казнь.  Тот,
кто был некогда прощен и примирен с Церковью, а затем вновь  впал  в  ересь,
назывался "рецидивистом"  и  подлежал  смертной  казни.  Такая  участь  была
неизбежна, как бы сильно ни выглядело его раскаяние.  Если  таковой  все  же
примирялся с Церковью, то его не сжигали  живьем,  но  удушали  перед  самым
костром, после чего предавали огню труп.
     Те из смертников, кто покаялся до суда, носил простой желтый  нарамник,
полный андреевский  крест  рыжего  цвета  и  круглый  пирамидальный  колпак,
известный под именем "короза". Он шился из той же ткани, что и санбенито,  и
с одинаковыми крестами, но без изображения языков пламени.
     Второй вид предназначался для тех, которые были присуждены к  выдаче  в
руки светской власти (церковные власти палаческих функций самостоятельно  не
осуществляли, предоставляя это дело "мечу светскому"),  но  покаялись  после
осуждения.  Одежду  их,  кроме  обычных  крестов,  украшали  языки  пламени,
обращенные вниз, - в знак того, что сожжены будут тела после удушения.
     Третий же вид  санбенито  уготовлялся  тем,  кого  считали  виновным  в
окончательной нераскаянности. Все  их  одеяние  было  разрисовано  огненными
языками - в знак того, что носитель такой одежды  будет  непременно  сожжен.
Кроме того на ткани мелькали причудливые и карикатурные фигуры чертей,  дабы
показать, что эти духи лжи вошли и овладели душой виновного.
     Каков  же  был  ужас  Соледад,   когда   она   увидела,   что   одежда,
предназначенная для нее, - самый позорный и самый  страшный  (и  к  тому  же
самый живописный) санбенито - красуется на самозванке!
     Женщина что-то говорила, но ее голоса не было слышно.  Вдруг  откуда-то
из толпы в  нее  полетели  цветы.  Это  были  розы,  увядшие,  с  наполовину
оборванными лепестками. Цветы взметнулись в воздух и медленно упали,  осыпая
санбенито и укладываясь под босые ноги осужденной.
     Стражники тотчас схватили какого-то человека и потащили его  вперед,  к
столу трибунала. Он выкрикивал непонятные слова и сердился.
     Соледад не выдержала. Оттолкнул алебарду ближайшего к ней  стража,  она
кинулась вперед.
     - Это я! - закричала она, вне себя от гнева. - Это  я  все  сделала!  Я
извела ребенка госпожи Мендоса, когда та согрешила с мавром! Что, не так?  Я
помогла дворовой девушке господина Суньига, когда та...
     - Молчать! - приподнявшись над стулом, рявкнул один из инквизиторов.
     - Я не буду молчать! Кто она такая? Почему  на  ней  мое  санбенито?  Я
привезла из Англии две опаснейшие книги, которые были найдены в  саду  моего
учителя! Я привезла оттуда кристалл, с помощью которого  я  разговаривала  с
духами! Я знаю все и обо всех! Мне достаточно взглянуть на  человека,  чтобы
понять, кто он и что из себя представляет!
     - Подумаешь, пара книжонок,  -  протянул  господин  главный  инквизитор
Санчес. - Да на них никто и глядеть не хочет.
     - А другие книги? Я нашла не только эти! Поищите-ка в доме Суньига, том
самом, где я избавила от позора их старшенького сына!  Поищите!  Вы  отыщете
там не только труп глупой служанки.  Она  мне,  кстати,  очень  пригодилась,
потому что нерожденный плод, зачатый от знатного человека...
     Тут Соледад заметила,  что  человек  в  капюшоне,  посмеиваясь,  быстро
делает записи. Знакомые крючки и палочки ложились на лист... Стеганография!
     - Что он делает? - завопила она вне себя. - Он пользуется моей  книгой!
Он - еретик! Его надо сжечь!
     - Не тебе, глупая крестьянка, решать, кого сжечь, а кого  отпустить,  -
объявил главный инквизитор Санчес очень  строго.  -  Замолчи  и  отойди.  Ты
произносишь клеветнические и  богохульные  речи,  за  что  тебе  в  подвалах
пыточного застенка дадут... десять ударов плетью.
     - Десять ударов? Без свидетелей? - надрывалась Соледад. - О,  отец  мой
дьявол, как меня здесь унижают! Говорю тебе, недоносок, я привезла в Севилью
десяток  запрещенных  тобой  книг!  Посмотрите  на   задах   старой   церкви
Кровоточащего Сердца! Поройтесь  на  кладбище  Святого  Игнасио!  Эти  книги
рассказывают, как построить летательный аппарат и подняться к облакам, чтобы
встретить там духов злобы поднебесной! В них можно найти рассказ о том,  как
сотворить говорящую мертвую голову, которая расскажет о прошлом и будущем!
     Толпа ахала и ужасалась. О женщине в санбенито и ее странном поклоннике
на время позабыли. А когда вспомнили, то ни  осужденной,  ни  схваченного  в
зале уже не было. Стражники куда-то их увели.
     Впрочем, до них ли было! Соледад сыпала именами,  перечисляла  тайники,
рассказывала о своих магических подвигах. Наконец она замолчала и,  внезапно
ощутив нечеловеческую усталость, села прямо на пол. Ноги больше  не  держали
ее. Странная  сонливость  овладела  ею.  Все  закружилось  перед  глазами  -
большой, полный народу зал, разноцветные флаги, гербы на стенах,  деревянная
фигура святой Варвары, странный человек в простом плаще, который пользовался
запрещенным искусством стеганографии...  Затем  все  это  слилось  в  единое
мутное пятно, из которого  проступила  невыразимо  отвратительная  образина.
Дрожь  узнавания  пронизала  Соледад,  ее  губы  шевельнулись,  но  в  горле
пересохло, и она не смогла произнести ни слова.
     Ее отец дьявол смотрел на нее из глубины отчаяния и страха.
     Самые тяжелые,  неоформленные,  гнетущие  человеческие  чувства,  точно
сваренные в общем адском котле, окружали его  -  как  воды  охватывают  тело
утопленника.
     Он был реален. Он существовал во плоти, и Соледад ощущала на своей щеке
его дыхание. От него пахло серой. Раньше  она  всегда  находила  этот  запах
освежающим, ободряющим, но сегодня он душил ее.
     - Заберите ее в камеру, - прозвучал  чей-то  равнодушный  голос.  -  Ее
следует выпороть и отпустить на все четыре стороны. Это ничтожество не стоит
нашего внимания.
     И Соледад потеряла сознание.

Вот, блин, цветущие сады мазоха...