Этим летом, часто проходя вдоль одного из пляжей, каждый раз на одном и том же месте мне встречался парень, лежавший и загоравший в трусах и носках. Диагноз однозначно. Сфотографировать такое даже и мыслей не было.

А теперь немного индийкого кино...

На первом плане актриса Mumaith Khan, у нее здесь все в порядке.

Чего не скажешь о парнях

Танцуя с ТАКОЙ партнершей наверно не обращаешь внимание на  какие-либо детали

А здесь уже сама Mumaith дала маху

Отредактировано ppk (2010-04-17 00:57:42)

Сцен, где мужчина обут, а партнерша босиком в индийском кино слишком много,
чтобы это можно было считать ошибкой или ляпом. Скорее всего, здесь какая-то
культурная традиция.

Отредактировано ppk (2010-04-17 00:58:12)

Угу, общая с цыганами.

Наивысшее зло

Никогда нельзя брать чужую обувь. Никогда. Даже если будут предлагать. Вообще никогда. Даже если нужно много ходить, а другой обуви без каблука просто нет. Не соглашайтесь, даже если будут уговаривать взять "на-раз-поносить"! И убеждение это мое опирается исключительно на мой неприятный вчерашний опыт. Замечательное произведение изящного инквизиторского искусства вгрызлась с мои ноги уже в трех минутах от дома. Штуковины одновременно резали под косточками жестким краем, сваливались с ног и смачно впечатывались в пятки при каждом шаге. Впечатывались, пытаясь с размаху разбить кожу до сухожилий. Разулась я уже на кольце и на работу пошла босая... В офисе народ почему-то не хотел, чтобы я весело рассекала по якобы холодному кафелю и пытались засунуть меня на выбор в мамины пыточные туфли или в удручающие желтые шлепки из пенопласта. Ну как можно не понимать, что только жестокие побои могли заставить меня обрядиться в эти веселенькие сланчики? Да они же нарушили б мой ансамбль. Нарушили грубо и нагло!! Пришлось уклеиваться пластырем и прохаживаться, аки хромая на обе ноги старая гейша.

Жаль духа у девушки не хватило супротив своих коллег. Поэтому она в этой рубрике.

Отредактировано ppk (2010-02-02 09:50:08)

Только что супруга подкинула прекрасный образец:

Они продолжали идти вдоль берега. Молчание, казалось, сближало их еще
больше. Под ногами слабо хрустел песок. Любопытно, какие ощущения
испытываешь, прогуливаясь босиком, подумала Элизабет. Сама она не снимала
купальные туфли даже в воде. Гарри Фицпатрик подавал пример, сбивающий с
толку…

Александра Рипли, "Чарлстон"

Далее по тексту, кстати, даму разувают, а потом и весьма умело раздевают

все просто. босые ноги исторически принято считать символом
униженности и страданий.
плохо герою - он босиком. пошли дела на поправку - кевин кляйн
на подходе.
вопрос на самом деле нешуточный. этот стереотип - один из
главных наших врагов.

 
Отсюда

Отредактировано ppk (2010-03-02 16:16:21)

Гламур, бессмысленный и беспощадный

Editorial Vogue US 1995

Отредактировано ppk (2010-03-12 10:17:35)

Полночный вальс
Джулия Куин

Она со вздохом сдалась и позволила отвести себя к пруду. У пруда она уселась на траву неподалеку от берега, пока Джон спустился к воде и намочил платок.
– Он, случайно, не грязный? – поинтересовалась Белл.
– Мой платок или пруд?
– И то, и другое!
Джон вернулся к ней и показал белоснежный квадратик ткани.
– Он безукоризненно чист.
Белл вздохнула при виде его решимости промыть ее мозоль, и выставила босую ногу из-под юбки.
– Так не годится, – заявил Джон.
– Почему же?
– Вам придется лечь на живот.
– Ни за что! – выпалила Белл.
Джон склонил голову набок.
– Насколько я понимаю, – задумчиво произнес он, – у нас имеется два выхода.
Он надолго замолчал, и Белл была вынуждена спросить:
– У нас?
– Да. Либо вы перевернетесь на живот – так, чтобы я смог промыть вашу мозоль, либо мне придется лечь на спину – так, чтобы видеть вашу пятку. Разумеется, для этого мне понадобится сунуть голову вам под юбки, и эта идея представляется мне настолько интригующей…
– Довольно, – перебила Белл и легла на живот.
Взяв платок, Джон осторожно приложил его к ранке, удаляя уже запекшуюся кровь. Прикосновения были очень болезненными, но Белл чувствовала, что ее целитель действует с умелой осторожностью, и потому молчала. Однако, когда Джон извлек из кармана нож, она решила, что лучше не молчать.
– Ах! – К сожалению, первое вырвавшееся у нее слово оказалось не особенно вразумительным.
Джон был явно удивлен.
– Что-нибудь не так?
– Что вы хотите делать ножом?
Джон терпеливо улыбнулся.
– Всего-навсего проткнуть волдырь. Так кожа быстрее высохнет.
Судя по его словам, он знал, что делает, но Белл считала, что не может так просто согласиться.
– А зачем нужно, чтобы кожа высохла?
– Тогда мозоль быстрее заживет. Мертвая кожа отвалится, а нежный слой под ней затвердеет. Разве прежде вы никогда не натирали мозолей?
– Такие – нет, – призналась Белл. – Обычно мне не приходится так помногу ходить. Я привыкла ездить верхом.
– А как насчет танцев?
– При чем тут танцы? – удивилась Белл.
– Не сомневаюсь, что в Лондоне вы часто бываете на балах и тому подобных светских развлечениях. Должно быть, вам приходится целые ночи проводить на ногах.
– Я всегда надеваю удобную обувь, – отозвалась Белл. – Может быть, все-таки обойдемся без ножа?
– Не беспокойтесь, – заверил он, – мне приходилось заниматься ранами гораздо хуже этой.
– На войне? – осторожно поинтересовалась Белл.
Его глаза потемнели.
– Да.
– Могу себе представить – вам и в самом деле доводилось видеть раны куда страшнее волдырей, – негромко произнесла она.
– Представьте себе, да.
Белл понимала, что ей следует прекратить расспросы: очевидно, у Джона остались болезненные воспоминания о войне, но любопытство пересилило благоразумие.
– Разве не для этого существуют врачи и фельдшеры?
Последовало многозначительное молчание. Белл ощутила прикосновение к ноге его ладоней, когда острие ножа прорвало волдырь, и лишь потом Джон ответил:
– Иногда помощь врачей и фельдшеров бывает недоступна, и тогда приходится делать все возможное, что подскажет рассудок. А потом молиться, – его голос стал ровным и бесстрастным, – даже если уже утратил веру в Бога.
Белл с трудом сглотнула. Она подумывала сказать что-нибудь утешительное, но не находила слов, так как даже вообразить не могла ужасов войны.
Джон вновь обтер ее пятку влажным платком.
– Это должно помочь, – он поднялся и протянул Белл руку, но она не обратила на нее внимания, перекатилась на спину и уселась на поросшем травой холмике. Джон неловко стоял рядом, пока Белл не похлопала по траве рядом с собой. Этот жест смутил Джона.
– Прошу вас, садитесь, – произнесла она. – Я не кусаюсь.
Джон сел.
– Надо ли перевязывать пятку? – спросила Белл, наклоняясь, чтобы посмотреть на работу Джона.
– Нет, если только вы не пожелаете надеть еще одну пару тесных ботинок. Без повязки мозоль заживет быстрее.
Белл продолжала изучать собственную пятку, стараясь сохранять на лице скромное выражение.
– Полагаю, в окрестностях Уэстонберта можно встретить немало босых людей, но мне, наверное, неприлично – вы не находите? – Она вскинула голову, одарив Джона сияющей улыбкой.
Джон вздрогнул, как от удара, – воздействие ее улыбки оказалось слишком ощутимым. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отвести взгляд от ее губ, но, едва Джон взглянул в глаза Белл, он понял, что ему не следовало делать этого, ибо от них невозможно было оторваться. Ее взгляд, казалось, прикасался к нему. Джона била дрожь.
Белл нервно облизнула губы.
– Почему вы так смотрите на меня?
– Как это "так"? – прошептал Джон, почти не понимая, что говорит.
– Вы как будто… будто… – она запнулась, не вполне уверенная, что именно выражает его взгляд. Внезапно Белл осенило, и ее глаза расширились от удивления. – Как будто вы меня боитесь.
Джон ощутил приступ головокружения. Боялся ли он ее? Опасался ли ее способности нарушить драгоценное внутреннее равновесие, которого ему удалось добиться совсем недавно? Возможно, но бояться ему следовало самого себя. И своих желаний…
Он прикрыл глаза, и перед ним вдруг появилось непрошеное видение – Спенсер над Аной. Нет, обойтись так с Белл он не хотел.
Он должен взять себя в руки. Оттолкнуть ее. Джон заморгал, вдруг припомнив вопрос Белл о том, уместно ли будет вернуться к дому Эшбурна босиком.
– По-моему, особа, находящаяся в родственных отношениях с герцогом, может позволить себе что угодно, – резковатым тоном наконец отозвался Джон.
Белл отстранилась, слегка уязвленная его резкостью.
– Да, вы правы, – подтвердила она, надменно вздернув подбородок.
Джон понял, что сморозил глупость, но не стал извиняться: будет лучше, если Белл сочтет его невоспитанным мужланом. У него не могло быть ничего общего с этой леди – тем лучше, лучше для него. Джон уже давно понял, что случай безнадежен. Он нашел имя Белл в "Книге пэров" Дебретта сразу после ее вчерашнего визита. Она оказалась дочерью богатого графа и родственницей множества высокопоставленных и влиятельных особ. Она заслуживала поклонника, который получил бы титул не год назад и который мог бы предложить ей материальные блага – к коим, несомненно, она привыкла, и, кроме того, ей в пару годился лишь мужчина с такими же идеальными ногами, как у нее самой.
Боже милостивый, ему так нравились ее ноги! Джон глухо застонал.
– Вам плохо? – Белл взглянула на собеседника, стараясь не выдать волнения.
– Я в полном порядке, – учтиво отозвался Джон. Даже ее запах был ему приятен – свежий, весенний запах, окутывающий его легким облаком. Он был недостоин даже мечтать о ней – особенно после обвинения в преступлении против всей женской половины человеческого рода.
– Ну, спасибо вам за заботу о моей мозоли, – вдруг произнесла Белл. – Это было очень любезно с вашей стороны.
– Уверяю вас, это не доставило мне никаких хлопот.
– Вам, может быть, – согласилась Белл, старательно придерживаясь добродушного тона. – А мне пришлось лежать на животе рядом с мужчиной, с которым я познакомилась всего три дня назад.
"Пожалуйста, только не отвечай очередной резкостью! – мысленно взмолилась она. – Будь таким же забавным, насмешливым и притворнострогим, каким был всего несколько минут назад!"
Джон улыбнулся, словно ее мысли проплыли по воздуху и коснулись его.
– Смею вас заверить, что мне доставило невыразимое наслаждение созерцать вашу спину, – шутливо произнес он, и его смущенная улыбка вдруг преобразилась в дерзкую усмешку. Он вновь действовал против собственной воли, но просто не мог быть нелюбезным с Белл – особенно когда она всеми силами старалась поддерживать дружеский тон.
– Ах вы негодник! – возмутилась Белл, шутливо ущипнув его за плечо. – Что за отвратительные вещи вы говорите!
– Разве прежде никто не выражал восхищение вашей спиной? – его ладонь сама собой накрыла ее руки.
– Уверяю вас, никому из моих собеседников не хватало дерзости упоминать о ней, – у нее сорвался голос.
Он не шевелился, просто сидел, накрыв ладонью ее руки, но тепло его прикосновения проникало сквозь кожу Белл, расплывалось по руке и опасно подкрадывалось к сердцу.
Джон склонился вперед.
– Это была совсем не дерзость, – пробормотал он.
– В самом деле? – Белл коснулась нижней губы кончиком языка.
– Да, всего лишь честность. – Он придвинулся еще ближе.
– Вот как?
Джон ответил, но Белл не поняла, потому что его губы уже мягко касались ее губ. Она тихо застонала, думая, что вечно мечтала о такой минуте, и молча возблагодарила всех богов и своих родителей (впрочем, в обратном порядке) за то, что те отсоветовали ей принимать предложения поклонников в предыдущие два года. Именно этого она ждала, на это едва смела надеяться. Таким было чувство Эммы и Алекса. Вот почему они не могли оторвать глаз друг от друга, постоянно улыбались и смеялись за закрытыми дверями. Это было…
Джон нежно провел языком по бархатистой внутренней поверхности ее нижней губы, и Белл утратила всякую способность думать. Она только чувствовала, но чувства переполняли ее. Кожа ее горела, несмотря на легкое, едва ощутимое прикосновение Джона. Белл вздохнула, погружаясь в водоворот своих ощущений, инстинктивно чувствуя: Джон знает, что делать, как продлить эти восхитительные минуты на целую вечность. Она таяла, ее тело стремилось ощутить тепло его рук. Но Джон вдруг резко отстранился и выругался, хрипло переводя дыхание.
Белл смущенно заморгала, ничего не понимая и растерявшись. Подавив вдруг вспыхнувшую боль, она подтянула колени к груди, надеясь, что Джон скажет что-нибудь любезное или забавное или по крайней мере объяснит свой поступок. А если нет, Белл надеялась, что он хотя бы не заметит, как уязвлена она тем, что он отстранился от нее.
Джон поднялся и отвернулся, положив руки на пояс. Наблюдая за ним сквозь опущенные ресницы, Белл решила, что в его позе есть нечто невыразимо печальное. Наконец Джон обернулся и предложил ей руку. Держась за нее, Белл поднялась и тихо поблагодарила за услугу.
Проведя ладонью по своим густым волосам, Джон вздохнул. Он никогда не надеялся поцеловать ее. Нет, он мечтал о поцелуе, но это не значило, что он имел право прикасаться к Белл. Он и не подозревал, как его влечет к ней, как трудно будет остановиться.
Черт, каким же слабым он оказался! Он повел себя не лучше Спенсера, набросившись на невинную юную леди, и, откровенно говоря, желал большего – гораздо большего…
Он мечтал поцеловать ее ушко, круглое плечо и шелковистый подбородок. Хотел провести языком вдоль ее длинной шеи, оставить влажную дорожку между ее грудей. Вожделел подхватить ее за ягодицы и сжать их, вонзиться в нее, удовлетворить с ней свое нестерпимое желание.
Он хотел обладать ею – каждым дюймом ее тела. Обладать всегда и всецело.
Белл молча наблюдала за ним, но Джон стоял к ней боком, и она не видела его глаз. Когда же он наконец повернулся, Белл невольно отшатнулась, так потрясло ее выражение его лица.
– Что случилось? – заикаясь, спросила она.
– Впредь советую вам хорошенько подумать, прежде чем бросаться в мужские объятия, моя маленькая аристократка, – прошипел он.
Белл ошеломленно уставилась на него, чувствуя, как растут внутри нее страх, обида и ярость.
– Можете не сомневаться, – ледяным тоном парировала она, – следующему мужчине, в объятия которого я предпочту, как вы выразились, "броситься", хватит воспитания, чтобы не оскорблять меня так, как только что сделали вы.
– Сожалею о том, что моя кровь для вас недостаточно голубая, миледи. Не тревожьтесь, обещаю впредь не досаждать своим присутствием.
Белл приподняла бровь и окинула его надменным взглядом.
– Да уж, не всем дано быть в родстве с герцогами. – Белл круто повернулась и зашагала прочь, стараясь держаться с достоинством, насколько позволяла ее хромота.
 
Джон еще долго стоял в оцепенении, глядя ей вслед. Он не сдвинулся с места и после того, как она скрылась из виду. Джон клял себя последними словами, но понимал, что иначе поступить не смел. Сейчас Белл зла на него, но когда-нибудь, сделав удачную партию, она еще порадуется своевременному избавлению от Джона Блэквуда.
Наконец он собрался идти домой, но увидел, что Белл позабыла ботинок. Нагнувшись, Джон подобрал его. Проклятие, теперь придется возвращать ботинок Белл, а он сомневался, сможет ли посмотреть ей в глаза.
Джон вздохнул и, перекладывая изящную вещицу из одной руки в другую, медленно заковылял к дому. Ему придется придумать какой-нибудь убедительный предлог, чтобы вернуть ботинок. Алекс – его давний друг, но тем не менее он пожелает узнать, каким образом у Джона оказалась обувь его кузины. Предположим, он отправится в Уэстонберт сегодня вечером и…
Тихо чертыхнувшись, Джон вспомнил: ему так или иначе придется сегодня вечером побывать в Уэстонберте. Он уже принял приглашение Алекса на ужин. Представив себе предстоящий вечер, Джон выдал замысловатое ругательство. Несколько часов кряду смотреть на Белл в соблазнительном вечернем туалете было невыносимо!
Его страсть к этой девушке и без того становилась слишком опасной.
Возвращение Белл домой было не более поспешным, чем возвращение Джона. Она не привыкла ходить босиком, и, казалось, ее правая ступня нарочно натыкается на каждый острый камушек и выступающий корень дерева на узкой тропе. Не меньшую проблему представляла и левая нога – ботинок был на каблуке, и потому Белл была вынуждена шагать, скособочившись и прихрамывая.
Даже хромота напоминала ей о Джоне Блэквуде. Ненавистном Джоне Блэквуде.
Белл уже припомнила все неприличные слова, некогда случайно услышанные от брата. Ее тирада продолжалась лишь несколько секунд, ибо Нед обычно бывал весьма осторожен и придерживал язык в присутствии сестры. Когда запас наиболее изощренных проклятий иссяк, Белл выпалила: "Негодяй! Мерзавец!" – но такие определения показались ей чересчур слабыми.
– Проклятие! – взорвалась она, в очередной раз наступив на особенно острый камень. Это происшествие стало последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, и Белл почувствовала, что горячий ручеек сбежал по ее щеке, когда она зажмурилась от боли.
– Не будешь же ты рыдать из-за какого-то камушка, – попыталась поддразнить она себя. – И уж конечно, этот отвратительный человек недостоин слез.
Но она плакала и не могла остановиться. Она не понимала, как он мог быть обаятельным и нежным и тут же нанести ей оскорбление. Она нравилась ему – в этом Белл не сомневалась, вспоминая, как он шутил с ней, поддразнивал и осматривал ее ногу. И потом, когда она начала расспрашивать о войне, он не был вполне откровенным, но и не пренебрег ее вопросами. Он мог вообще промолчать, если бы Белл была ему безразлична.
Наклонившись, Белл подняла виновника своих слез, острый камушек, и зло зашвырнула его в гущу деревьев. Хватит плакать, пора здраво обдумать положение и разобраться, чем вызвана такая переменчивость настроений этого человека.
Нет, тут же решила Белл, впервые в жизни ей не хочется успокаиваться и рассуждать разумно. Все, чего ей сейчас хочется, – выплеснуть ярость.
Она и впрямь кипела от гнева.
К тому времени, как Белл достигла Уэстонберта, ее слезы высохли, и она немного успокоилась, злорадно строя планы отмщения Джону. Она не собиралась осуществлять эти планы, но просто обдумывая их, получала некоторое удовольствие.
Белл проковыляла через огромный холл и уже подошла к подножию изогнутой лестницы, когда Эмма окликнула ее из ближайшей гостиной:
– Это ты, Белл?
Белл дохромала до открытой двери, просунула в нее голову и поприветствовала кузину.
Эмма сидела на диване перед грудами гроссбухов, разложенных на столе. Заметив растрепанные волосы и заплаканное лицо Белл, она приподняла брови.
– Где ты была?
– На прогулке.
– В одном ботинке?
– Это последний крик моды.
– Или очень долгая история.
– Не долгая, скорее, неприличная.
– Разумеется – как любые прогулки босиком.
Белл со страдальческим выражением закатила глаза. Эмма сама была способна бродить по колено в грязи, лишь бы добраться до своего излюбленного места рыбалки.

целый день болтался по москве. видел двух парней в трусах -
цветные такие, я в кошмарных снах себя в них вижу. но - ходят.
месяц март.
пара девчонок в футболках с коротким рукавом. причем куртка
на руке только у одной висела. женщина, одетая не по сезону - это сеанс...
кто понимает, конечно.
босиком - никого.
и я в зимних топанцах.
запотел весь. так хотелось снять! зассал...
как с собой бороться?

а пригласить слабо было, да?

С анонсом не получилось, а где фотоотчет?

К сожалению не фоткались, единственное что есть со вчерашнего дня, собственной персоной:

не, на самом деле одна-единственная