shark, спасибо !
Кстати, в "Мечети Парижской Богоматери" эта девочка - местная святая или блаженная - всю книгу босиком ходит.

Отредактировано ppk (2009-10-11 19:02:38)

Рай и Ад
Рощектаев Андрей Владимирович

    - А мы вас уже ждали! - важно сообщила Юлька, вновь выныривая передо мной в полный рост - из этого их с Санькой мельтешения. - Мама с папой ушли в магазин, но вы располагайтесь, не стесняйтесь!
       И я расположился. Я сидел на диване и чувствовал почему-то, что, оказывается, самое-самое главное во всей моей поездке - подружиться с этими вот детьми. Главная тайна путешествия! Главная задача, о которой я, дурак, пока их не увидел - не подозревал. То есть я слышал, что у 56-летнего Николая Фёдоровича есть примерно 10-летние Юля, Саша... Но не знал, что такие. Я их никогда не видел. И как же много потерял оттого, что не видел! Они бы давным-давно уже стали моими друзьями... Это почему-то очень важно! Потому что они чем-то нужны были моей душе?
       Поздние дети, они обычно как-то или более закомплексованы, чем все друге - или уж, наоборот, совсем раскрепощены. К Юльке с Санькой явно больше подходило второе. Значит, подружиться с ними на этой почве вообще ничего не стоит. Тем более, сами они тоже хотели этого - ещё как, по глазам видно! Так за чем же дело стало.
       Через несколько минут я уже что-то увлечённо рассказывал им - а они увлечённо слушали, потом так же увлечённо рассказывали в ответ - своё, детское, летнее. Мягкий профессорский диван превратился в кабину каких-то словесных путешествий. А закатное солнце провожало всех троих в путь. В путь куда-то туда, где между нами уже не было никаких 20 лет разницы. В общем, когда их родители вернулись, мы стали уже - друзья друзьями!
       У стола за ужином они сели рядом со мной, по бокам. Даже ногами между собой один раз толкались через меня. Под столом - а точнее, подо мной. Потом, сразу после ужина, Санька стал показывать свои лыжные, хоккейные, рыболовные и туристские сокровища - целая экскурсия по балкону и чулану! Почему-то это было страшно интересно - как будто и вправду мне в его доме разом стало столько же лет, сколько ему. Но больше всего я украдкой и не украдкой любовался Юлькой. Она - солнышко, первым встретившее меня на горизонте порога, босоногая "племяшка", как почему-то хотелось её мысленно называть - она чем-то буквально влюбила меня в себя. Да-да, иначе и не назовёшь это чувство! Почему все мы говорим о "любви" только с маленькой буквы - при этом подразумевая под ней как раз любовь "больших", то есть взрослых... и "любовь", имеющую вполне определённую, всем известную конечную цель... Бывает и любовь-восхищение разных возрастов. Бескорыстно-нежное восхищение непонятно чем. Всем! И этими босыми, смешными ножками?.. Да, и ими тоже. Как же без них! Девочка обутая - это девочка обутая, а девочка босая - это девочка босая. Она как-то веселее, что ли, выглядит, когда босая. И - открытее, доверчивей. Пусть это я сейчас пишу чепуху... но чепуху и хочется плести, когда пишешь о них - умом тут ничего не выразишь! Когда вот - до замирания и до смеха, - нежность, одна Огромная Нежность. Каждое движение девочки, каждое твоё движение к ней - Нежность. И - тайна во всём этом. Тайна в её энергии, в веселье, в пальчиках её ног, словно пьющих из земли эту энергию веселья, словно у них там ротики. В том, - почему тебя всё это притягивает! Ведь не невеста же она. Но и - не дочка... А - что-то среднее между этим, если такое, конечно, не совсем глупо звучит. Ведь среднего же в природе не бывает! Но и слов таких в природе не бывает, чтоб это выразить. Нет в человеческом языке названия-обозначения для такого вида любви - не пришпилишь эту бабочку-жизнь на классификационный гербарий. Младшая сестрёнка?.. "племяшка"?.. будущая (очень будущая!) возлюбленная?.. Тайна всё это - но не от мира сего... Жалкими были бы попытки открыть её - только уводили и уводили бы в сторону. Фрейд и Набоков, на пару, пусть уж отдыхают. Не для них этот праздник! Не для грязных рук, не для грязных умов... Это - как дальтоникам не понять рассвет: как золото солнца не стиснуть в привычное им примитивное бесцветное восприятие, не сходящее с их глаз. Не животное это - а Божье...
       Зато мне сегодня вечером был дан настоящий праздник! Праздничный бал. Только - гимнастический, что ли?
       Санька, как все мальчишки, начал показывать, что он умеет! "Знаете, дядя Юра, а я могут на голове стоять... и ещё на руках!..". "...И на ногах", - мысленно продолжил я. Правда, на руках он стоял, привалившись ногами к стенке, чтоб не упасть.
       Юлька смотрела на всё это явно скептически. "А вот если б я-а показывала... всё что я могу!" - сказала она многозначительно - видимо, дожидаясь только просьбы. "Ну ты само-о собой, ты же в секцию ходишь!.." - заранее согласился с её превосходством Санька, чуть погрустнев: мол, с тобой и так всё ясно. Но вообще-то у него была только белая зависть: он и сам любил смотреть на юлькины "выкрутасы". Вот так и получилось, что мы с ним вместе и попросили нашу гимнастку показать, что она может. "Ну... я вообще-то не та-ак уж чтобы много могу... - нарочито скромно сказала Юлька и даже потупила глазки. - Ладно уж... сейча-ас...".
       Она убежала в другую комнату, как-то очень уж быстро там переоделась и, торжественно-звонко шлёпая ногами, явилась опять. Предстала нашим глазам! Она была в синем гимнастическом купальнике и ещё несла какую-то длинную красную ленту в руке. И сама чуть порозовела личиком - от смущения? Ну ничего... Всё равно - красавица!
       "Щас начнётся!.." - шепнул Санька, поудобнее втискиваясь рядом со мной в широкое кресло. Оно приткнулось в углу большой квадратной комнаты, совершенно свободной посередине - этой их с Юлькой "личной" комнаты! А родители смотрели телевизор в зале. А у нас - живой телевизор здесь...
       "Ну, поехали!" - деловито сказал Санька, как Юрий Гагарин. "Щас я тебе поеду!" - проворчала Юлька, не желавшая начинать по чьей-либо команде. Но потом, через секунду, сама начала медленно, потом быстрее и быстрее - как бы кружиться, что ли?.. и всё! - дальше я, профан в гимнастике, уже не разберу и не передам никаких её движений! Помню только своё чувство восторга, ни с чем не сравнимое и единственное.
       Огненной змейкой сразу вспыхнула вокруг Юли-юлы алая ленточка, пружиной расправляясь в воздухе. Космическим спутником на орбите. И шар солнца, такой же алый, смотрел горизонтально к нам в окно. Чуть светлей мелькали уже другие спутники - розовенькие ловкие ступни: бутончики собранных, в струнку вытянутых пальцев и пяточки, с которых ореолом зажигался воздух от каждого прямого попадания луча. Язычком от костра отражалось в матовом зеркале стен каждое их огнистое мелькание. Задорно полыхала и головка, превращаясь то и дело от луча из русой в ало-рыжую. Даже радужную - от разноцветных, как прижмуренные ресницы, волосков. От грациозных движений этого... даже ещё не подростка, а ростка, росточка какого-то, что-то сладко обрывалось в сердце. И это всё она - для меня! Наивная страсть десятилетнего существа показать своё умение, восхитить... именно мня. Чтобы я её оценил! Чтоб - моё внимание... Братишке-то она, конечно, невольно намозолила глаза и прежде всеми этими гимнастическими танцами, домашними тренировками. Передо мной, не перед ним же, она вот так трогательно хвасталась без слов... и так же без слов хотелось поймать-расцеловать её за это. Если б можно было поцеловать, не останавливая ни на секунду живой и живительный фонтанчик движений... не гася смешной розовый огонёк... Говорят же: "весёлый огонь" - нет, не то слово: именно "смешной" - от радости и какого-то полусмущения её и моего. Огонёк - чтобы детскую стеснительность сжечь! Розовое солнышко - чтобы не краснеть самой. Самая шаловливая девочка, в глубине души обычно - самая стеснительная.
       Как здорово было! Не знаю уж, когда ещё такое повторится и повторится ли... "Здоровско у меня сестра умеет, да!.." - сказал Санька с восхищением и даже гордостью. Нет, не то слово "здоровско"!..
       
       Антракт сумерек. Мы все втроём стоим на балконе. В вечерней прохладе каждая вещь ещё дышит дневной жарой... как Юлька дышала, запыхавшись после гимнастического танца. А сейчас мы все отдыхаем. Я, например, отдыхаю... от обыденности. Сейчас ничего обыденного в жизни не осталось - всё настоящее! Особенно после того танца. Особенно - вместе с ними двоими...
       - А тебе не холодно босиком стоять?
       - Не, чё вы, дядь Юра, пол же тё-оплый!.. Вот потрогайте.
       Похоже с тапками она вообще не дружит... бывают такие девочки.(к счастью, бывают - ppk)

Отредактировано ppk (2009-10-11 18:54:10)

Сиреневая тайна
Беба Цигельман

   Летом я любила ходить босиком и на море, и на волейбольной площадке. Вспомнился один случай: когда я была в Артеке, и наш отряд пошёл в поход, я, конечно, отправилась босиком, и, следуя моему примеру, белокожий ленинградский мальчик – Игорь Чичагов (он, кстати, был в пятнадцать лет известным композитором) – тоже отважился пойти босиком. Бедняга, мальчишки буквально тащили его на себе. Он как-то сказал, что мне удивительно идёт моё имя (я считаю, что мне с именем не повезло). Когда, говорит, произносишь – Беба – представляешь маленькое и круглое. Ну, каково?

      Когда наступил учебный год, так не хотелось надевать обувь! Я уже где-то говорила, что в Симеизе была только начальная школа, и мне приходилось ходить в алупкинскую школу –это 5 километров – и чаще пешком. Традиционно утром в школу меня провожал папа – «пусть мамочка поспит», – говаривал он. Как он её оберегал, жалел, щадил – вот это, наверное, была настоящая любовь! Папа сам готовил завтрак, а когда я ела, он, присев на корточки, шнуровал мне ботинки – время экономил. Провожал на лестницу и всегда вслед говорил «счастливо». А если я задерживалась в школе (собрание комсомольское, классное, репетиция драмкружка), папа брал бинокль и, став на террасе, высматривал, когда же я покажусь в конце проспекта. А я, выйдя из школы, сбрасывала обувь и радостно шлепала по асфальту босиком – асфальт был горячим и мягким. И вот, когда я являлась домой, и папа был дома, он усаживал меня в старое кресло на террасе, ставил таз с горячей водой, – я с радостью подчинялась ему, опускала в таз ноги, а папка терпеливо пытался извлечь гудрон, прилипший к пальцам. Вот таким был ваш дед, прадед, прапрадед – Тоня.

Жестокий урок
Орловская Екатерина Сергеевна

Эта история произошла давным-давно, когда моя бабушка была ещё маленькой девочкой. А годков ей было столько, сколько пальцев на одной руке. Женечка, так её звали, всем и показывала ладошку с растопыренными пальчиками, если её возрастом интересовались. Могла, конечно, Женя и цифру сказать, только число уж очень не солидное выходило. Да, и не особо многословной девочкой она росла. Семья Женина была не богатая, а детей аж шестеро. Поэтому и вещи переходили от старших к младшим, пока до дыр не изнашивались. Нет, не голодали они, но к экономности приучены с детства были. Как-то пригласили Жениных родителей в гости, а девочка с ними увязалась. Охота посмотреть было, как там, в богатом доме люди живут. Родители разрешили Жене даже самое нарядное платье одеть. Оно, конечно, длинновато оказалось девочке. Всё-таки старшей сестрицы обновка. Но рукавчики чуток подвернули, и в самый раз получилось. А на подол не наступать, велено было. Так и шла Женя, как принцесса, руками подол приподнимая. Летней обувки у неё не было, да и не к чему она девочке, пока тепло на дворе. Зимой Женя носила тёплые валенки с блестящими калошами с сестрой своей по переменку, потому как в школу они ещё не ходили, а гулять-то и по очереди можно. Но валенки под платье же не оденешь, даже если они и с калошами! Вот и пошла Женя босиком. Мать косички туго-претуго заплела и наказала в гостях подол не подымать высоко, чтобы ног босых не видно было. Пришли в гости. На полу ковры мягкие, шелковистые, как трава молодая на лугу. Женя, это своими босыми ногами хорошо почувствовала. Пока взрослые здоровались и разговаривали, девочка под платьем незаметно ногами ковёр и гладила, да на картинки в рамках любовалась. Встретили хозяева их радушно. Чаем напоили, фрукты, и конфеты на стол в вазе поставили. Только помнит Женя материно наставление, много еды со стола не брать, и кушает всё только глазенками. Даже слюнку по подбородку пустила от запахов. А три фантика от съеденных конфет девочка чайной ложечкой разгладила и в карман платья убрала. «Вот теперь подружки обзавидуются!» - подумала. Вскоре хозяева повели Жениных родителей дом смотреть. Заходят в спальню и у девочки даже в глазах снежинки разноцветные появились. До чего же красиво! Всё красной блестящей материей закрыто-занавешено. И не простая ткань, а с блёстками да переливами. Потом в кабинет пошли. А там, часы с кукушкой и голова оленя на стене! Женя так и встала в дверях с открытым ртом, пока мать за руку не дёрнула и глазами козу не состроила. А, тут–то, как раз и кукушка вылезла. Девочка от восхищения даже подпрыгнула и в ладоши захлопала. Хозяин заметил и говорит:- Хочешь, оставайся здесь, пока мы с родителями о делах поговорим? На часы полюбуешься! Женя головой закивала и снова стала часы разглядывать. А они из тёмного дерева, да с золотыми узорами. А на стенах картинки в золочёных же рамах. Какие Жене понравились, а какие не поняла вовсе. Вот где море или деревья с животными – красиво нарисовано. А где пятна, да линии, как крючки – только удивление одно. Она Женя гораздо лучше рисует. Потом взгляд девочки упал на стол. Сколько же бумаги! И вся белая, гладкая. Стаканчик с карандашами. Полный! Каких только цветов тут нет! Вот ей бы такие карандаши – думает девочка – Она бы, точно, самую красивую картину нарисовала! А тут, такое Женя заприметила, что от восторга даже дыхание затаила. На столе лежали три замечательных ластика. Не кусочки с обломанными краями, как у её братьев, которые уже в школу ходили, а целые, новые ластики. Рука сама, один в карман и положила. А тут и мама за ней пришла. Домой, говорит, идти пора. Перед самым сном, когда девочка уже лежала в постели, мать пришла забрать платье. Надо было его в шкаф повесить. До следующего торжественного случая. Женя уже засыпала, когда раздался грозный голос отца:- Что это такое, Женя? Отец держал на ладони ластик. Мама стояла рядом, и слёзы текли у неё по лицу. - Ластик, папа! - Я вижу, что ластик! Ты зачем, его взяла? В моём доме никогда не было воров! Сейчас же иди, отдай ластик и попроси прощения! – отец говорил так громко, что Женя съёжилась под своим одеялом. - Но ведь уже темно! Я боюсь идти… - девочка даже заплакала, пытаясь разжалобить отца. Но всегда мягкий и добродушный, на этот раз, отец был непреклонен.- Или ты пойдёшь и попросишь прощения, или больше не дочь ты мне! – сказал отец и, положив ластик Жене на кровать, сгорбившись, вышел из комнаты. Плача, девочка быстро оделась, зажала в кулачок злополучный ластик и отворила тяжёлую дверь. На улице было темным-темно! Вздохнув, Женя утёрла слёзки рукавом вязаной кофты и шагнула за порог.Быстро переступая босыми ногами по наезженной дороге, девочка пошла в сторону дома, где была утром с родителями в гостях. Женя шла и даже дышать боялась от страха. Девочке казалось, что по краям дороги притаились страшные чудища. Ветки деревьев протягивались к ней, как жадные, скрюченные руки. В ночном воздухе слышались зловещие, таинственные звуки. Дорога казалась такая длинная! Вот, наконец, и нужный дом! Не смотря на позднее время, горел свет почти во всех окнах. Женя постучала большим молотком, висевшим на верёвке рядом с воротами. На звук вышел сторож и удивлённо спросил девочку:- Чего тебе? - Позовите, пожалуйста, хозяина! У меня очень важное дело! Пожалуйста! – голос Жени дрожал, и от страха, и от ночной прохлады. - Подожди! – недовольно пробурчал сторож и закрыл перед Жениным носом ворота. Девочка переминалась с ноги на ногу на холодной сырой земле и, привстав на цыпочки, пыталась посмотреть в щелку. Страх не ушёл, а только переродился в стыд. Женя и представить себе не могла, как сознается в том, что она украла вещь в этом гостеприимном доме.Вернулся сторож и, лязгнув замком, впустил девочку. - Иди в дом! Хозяева ждут! Женя шла к дому, с пунцовыми от стыда щеками и крепко зажатым в кулачке ластиком. Каждый шаг давался с огромным трудом. В висках пульсировало только одно слово – «Воровка, воровка, воровка…»Глубоко вздохнув, девочка взошла по ступеням и тут, дверь в дом сама распахнулась, выпуская хозяина на крыльцо. - Что случилось? Тебя родители послали? – позёвывая, спросил мужчина. - Да…То есть, нет! Я сама пришла. Простите меня, пожалуйста. Я не воровка. Вот, возьмите – и Женя протянула на ладони ластик. Жене было так невыносимо стыдно, что она не смотрела на хозяина дома, а низко-низко опустила голову. Мужчина взял с ладони ластик и ничего ей не ответил. Женя, думая, что он придумывает ей наказание, стала просить его:- Простите меня! Я больше никогда так не буду! Я как-то нечаянно взяла. Это рука сама потянулась. Но я никогда, никогда больше не буду воровать! Простите меня! – и даже слёзы побежали по её щекам. Услышав какие-то странные звуки, девочка посмотрела на хозяина дома и с удивлением увидела, что он смеётся.- Ах, вот, что случилось! Не реви! Хочешь, возьми себе этот ластик. Родителям скажешь, что я подарил. - Спасибо, не надо! – и Женя даже руки за спину спрятала. - Тогда давай, домой иди! Спать давно пора! - Спасибо! До свидания! – отвечая, девочка уже бежала к калитке. Возвращаясь домой, Женя, гордая своей смелостью, всю дорогу даже напевала песенки. На душе было так хорошо, так свободно! Дома девочку тут же обняла мама. И отец, улыбаясь, погладил её по голове. - Папа, мама! Я попросила прощения! И меня простили! – радостно, с улыбкой доложила родителям Женя. - Молодец, доченька! Но простили, это одна сторона, а другая, это что, ты сама думаешь – отец девочки внимательно смотрел ей в глаза. Женя перестала улыбаться и головёнку повыше подняла, отвечая:- Поняла я, что воровать очень плохо. Никогда больше чужого не возьму! И действительно, с того дня Женя прожила без малого сто лет и никогда не брала чужого. И войну прошла, и голод знала, а путешествие своё ночное на век запомнила. И нам, своим внукам наказала: «Большие беды с малодушия начинаются!»

Отредактировано ppk (2009-10-11 18:52:49)

КРАЖА
Володин Владимир
       
       Дети с приглушенным визгом носились проходами - еще тот возраст, когда мальчика сразу не отличить от девочки. Время от времени родители одергивали детей. Те старались слушаться, но их стараний хватало ненадолго. Впрочем, родители сами устали от собственных поучений.
       Был поздний час. В желтой полутьме зала ожидания женщина спала, уронив голову на спинку сидения. Через ее протянутые ноги перепрыгивали дети.
       Ожидание всегда утомительно, если только в это время не спать. Сон же приходит легко, особенно когда ему помогает усталость. Мертвецкая усталость - голова сама ищет опору.
       Стараясь успеть на поезд, она поднялась с зарей. Три километра до железнодорожного полотна нужно было пройти пешком, с сумкой, полной гостинцев, а это не один килограмм веса. Но она не жаловалась, привыкла. Ее младший сын, родившийся с отклонениями, в настоящее время учился в школе-интернате для слаборазвитых, а старшему еще два года предстояло отсидеть за воровство. Школа находилась в самом городе, колония - в пригороде, а деревня, в которой она жила - с противоположной стороны. То есть, если колония размещалась на запад от города, то деревня - на восток. Чтобы успеть к обоим, она приезжала утренним поездом, сначала наведывалась к младшему, затем садилась на рейсовый автобус, подвозивший ее к колонии, и к концу дня, когда время свиданий истекало, возвращалась на вокзал. Отсюда рано поутру уходила электричка.
       Она не была старой - далеко не старой, однако прятала волосы под платком, ничуть не заботясь о внешности. А еще потертый плащ был на ней и туфли с не раз менявшимися набойками. За толстыми колготками не разглядишь и ног. Сюда бы еще узелок из белой простыни.
       И ее-то уж дети наверняка не беспокоили. С чего-то вдруг они завизжали у нее над ухом, а она только скрестила руки на груди и поглубже спрятала ладони у себя подмышками.
       За стеклянной дверью в конце зала находился вокзальный ресторан. В буквальном смысле через стену столик ресторана занимали двое молодых людей. Эти двое не были ворами в смысле профессии: то есть, конечно, украсть они могли, но только при случае. В настоящей переделке они пасовали. В другом месте это были тихие мальчики, смотревшие в рот наставнику. Так, мелкота. Шпана дворовая. Хотя по ним не скажешь: один сидел в непринужденной позе, закинув ногу за ногу, другой выложил на стол пачку самых дорогих сигарет. Самых престижных из продававшихся в вокзальных киосках. Возраст у них был примерно одинаков. Но один все же выделялся - раскованностью. Так ведет себя только завсегдатай. Догадайтесь, который. Видимо, он-то и привел сюда второго. Здесь он мог почувствовать себя главным. Непринужденно щелкнув пальцами, он подозвал официанта. И назвал его запросто, по имени.
       Это была их территория. Вернее, они так говорили, с гордостью произнося: "наша". На самом же деле территорию контролировал один такой авторитет, бывший блюститель закона, а они только работали на него. Но в отсутствие босса считали себя полноправными его представителями, и уважение, которое местные воротилы испытывали к их боссу, забывая о нем, относили частенько на свой счет.
       Потому они и вели себя так уверенно, воспринимая окружающих как нечто, существующее с их согласия, и глядя сквозь ментов.
       Выйдя из ресторана, они оказались в том самом проходе, в котором спала женщина.
       - Смотрите-ка, разлеглась! - возмутился главный, будто бы лично ему нанесли оскорбление. - Прямо как у себя дома! Даже сумочку бросила так, словно не боится, что уведут!
       Он остановился, кусая губу и снова окидывая ее возмущенным взглядом.
       - Спорим, я сейчас сниму с нее туфли, и она ничего не почувствует.
       Второй презрительно оттопырил губу.
       - Зачем тебе ее туфли?
       - А пускай не зевает!.. О, смотри, шнурок развязался!
       Главный присел, будто бы затем, чтобы поправить шнурки на кроссовках. Сумка, которую ему пришлось положить на пол, как нельзя более кстати закрыла его руки от посторонних глаз. Туфли слетели с ее ног запросто, словно были на два размера больше, и преспокойно переместились в сумку.
       - Учись! - сказал он, выпрямившись.
       Только двое малышей, притаившихся за соседним рядом сидений, раскрыв рты наблюдали за этими действиями. А когда воры ушли, снова со смехом погнались друг за дружкой.
       По пути главный выбросил туфли в урну.
       Тут другой засомневался.
       - Послушай, а может, не надо было? Холодновато все-таки!
       - Что с тобой - на солнце перегрелся? - главный рассмеялся, похлопав его по плечу. - Не боись, ничего с ней не случится! Эти колхозницы, знаешь, какие они выносливые! Никакая зараза их не берет! Они же закаленные.
       Парни вышли на улицу.
       - Гляди, и ночь не такая уж холодная.
       Тот посмотрел на небо: звезды мерцали в разрывах облаков.
       - Брось! - повторил главный, все еще улыбаясь.
       - Ладно, проехали, - вздохнул второй, припоминая заодно, что оставил дома непросмотренную кассету. - Хочешь посмотреть порнуху?
       - Что за вопрос? С удовольствием!
       - Тогда едем ко мне.
       Электричка и минуты не стояла на полустанке: состав тотчас дернулся и покатил по рельсам, точно и не стоял вовсе. Никакой постройки, никакой платформы. С обеих сторон - высокие деревья, только узкая проселочная дорога вела от полотна через овраг, через кустарники вглубь лесонасаждения. При подходе к нему сквозь оголенный частокол деревьев виднелся просвет: степь, за нею начинались колхозные поля, и лишь за полями в трех километрах отсюда находилась деревня. Впрочем, что поле, что степь - одинаково опустели, а деревни в начале пути и вовсе не было видно.
       Этой-то дорогой пошла женщина: в вышедшем из моды плаще, в простеньком платке, прикрывавшем волосы - единственная, кто сошел с поезда. Босиком, не чувствуя ног, ступала она по затвердевшему глинозему, скованному утренним приморозком. Хотя до настоящей зимы как будто еще оставалось время в запасе, она нетерпеливо дышала пронзительными ветрами, один из которых нашептывал женщине: не дойдешь, глупая! А та с тихой покорностью подставляла себя ветру, как судьбе, желая лишь одного: успеть бы починить сапожки к следующему воскресенью.

Не знаю, насколько эо в тему...

Владимир Свержин, Колесничие Фортуны.

"Среди бешенно мелькавших придорожных кустарников внезапно вырисовались крупным планом две ступни, своими размерами способные привести в отчаяние гильдию лондонских обувщиков.
- Эх, пошла, родимая! А это что такое? - раздался свист плети.
  Виконт с оттягом хлестнул по босым пяткам и дикий отчаянный рёв лишил нас возможности расслышать что-либо. Впоследствии, сопоставляя свидетельские показания, мы постановили, что особь, обладавшая столь замечательными ногами имела от пяти до семи метров высоту (Виконт утверждал, что все десять); то ли две, то ли четыре руки (Виконт утверждал что их было значительно больше); вся с головы до ног покрыта тёмно-бурой шерстью и с небывалой яростью размахивала огромной дубиной (Виконт опять же настаивал, что это был вырванный с корнем местный дуб)...
***
...- И что, скажем, видно в этом кристалле?
- Да много чего. И как ты Берту Большеногую по пяткам хлестал. Чем она тебе, кстати, не угодила? Безобиднейшее создание, даром что великанша."

Прям не знаю...

"Президент" или "Всего один год"
Бертьен Анри

...Метель кружилась над крышей бассейна, в который уже начали наливать воду. Пар, поднимавшийся от воды, заставлял снежинки таять в воздухе, не долетая до её поверхности. Отдельные экземпляры всё же долетали и, казалось, ломались о коварную поверхность, уходя под воду, как разбившийся несравненной красоты внеземной летательный аппарат... Температура воды была 22 градуса - люди Борена уже восстановили всю систему жизнеобеспечения бассейна, переделали вход в него и предложили эксплуатировать его пока "в зимнем варианте" - без крыши. Большинство посетителей это устраивало. Раздевшись в тёплой раздевалке, они стремглав пролетали несколько метров открытой и слегка заснеженной теперь территории, чтобы с разбега влететь в поднимающийся над водой туман и шлёпнуться в тёплую воду бассейна. Единственным заметным изменением стало повальное увлечение купальными шапочками: выходить с мокрой головой, по сути, на улицу - желающих было немного...

Попасть в сад, как и раньше, можно было только через подводные выходы из бассейна, и Саире пришлось срочно искать замену части студентов, опасавшихся приобрести насморк. Большинству же всё это даже понравилось, и всё чаще можно было наблюдать, как загорелая босая девчонка, демонстративно играя своим телом, не спеша идёт по снегу к воде... Я пробовал - ощущения экзотические, конечно... Ноги толком не успевают замёрзнуть, а тёплая вода после короткой прогулки по снегу казалась блаженством... Мне даже показалось, что постоянных посетителей в бассейне прибавилось - многим нравилось плавать в парящей воде, подставляя лицо не успевшим растаять снежинкам. Саира как-то пыталась поймать снежинку языком, но, заметив, что я за ней наблюдаю, смутилась и быстро уплыла в туман.

...

Должен, правда, сказать, что это была единственная причина, способная как-то огорчить присутствующих. В остальном всё было очень даже неплохо. К утру все были уставшие, но, в целом, почти довольные. Одеваясь, женщины одевали платья просто на голое тело, не утруждая себя мелкими и незначительными деталями туалета. Лидочка выглядела в своём длинном серебристом полупрозрачном просто здорово... Утро было тёплым и безветренным, и одеваться толком никто не стал - так и шли по снегу, босиком, в вечерних платьях, дамы, едва набросив на плечи шубки, да их кавалеры, держа в руках всё то, что дамы не сочли необходимым надеть или взять с собой... Жаль, не было зрителей...

---

Отредактировано shark (2012-05-03 05:55:25)

99%, что это он и есть. Только зашифровался))

---

Отредактировано shark (2012-05-03 05:55:36)

---

Отредактировано shark (2012-05-03 05:55:43)

Астрид Линдгрен, "Ронья - дочь разбойника"

Ронья быстро оделась, Много времени на это не потребовалось, потому что
поверх  рубашки ей надо было  надеть лишь  короткий кафтанчик из жеребячьей кожи и длинные штаны. Ей не приходилось тратить время на то. чтобы надевать сапоги или башмаки, когда  нужно  было, как,  например, сейчас,  поторапливаться.  Она  ходила босиком до самого снега.

***

Ронья, как всегда, проводила время в лесу. Теперь там было совсем тихо,
но  ей  нравился  осенний лес. Под  ее босыми  ногами  расстилался  влажный,
зеленый и мягкий мох, в  лесу так  славно пахло  осенью,  а  ветки  деревьев
блестели  от  влаги.

P.S. Кто найдёт хорошего качества иллюстрации по теме из этой книги, или, того лучше, тематичные куски из фильма, снятого по этой книге - тому будет большой респект!

И снова Роберт Джордан, "Око мира" (ИМХО РД был неравнодушен к теме bf)

Девушка в красном платье ступила в круг света, развязывая шаль. В её волосах сверкнули нитки бус, она сбросила с ног туфли. Флейта затянула мелодию, негромко причитая, и девушка затанцевала. Вытянутые в стороны руки развернули шаль у неё за спиной, бёдра покачивались, когда она переступала босыми ногми, повинуясь дроби барабанов. Тёмные глаза девушки устремились на Перрина, и её улыбка была столь же неспешной, как и танец. Она проплывала ровными кругами, улыбаясь юноше через плечо.
  Он проглотил комок в горле. Лицо обдало жаркой волной, но отнюдь не от костра.