--

Отредактировано Палыч (2019-05-16 14:47:11)

По дороге усыпанной розами
Шла босою ногой и смеялась,
И никто не задался вопросами
От чего кровь на розах осталась?
Виола Юдина (Турнаева)

Девушка, стоящая босыми ногами на земле

Босая дева на земле!
Не по карману "шевроле"
Девчонке! Даже сапоги -
Не по карману? Пироги

На кухне девушка печёт,
По электричкам продаёт -
Чтоб заработать рублик! Грош!
Как кожа девичьих подошв

Босых - груба и как грязна!
Как будто немцы и война:
Босы, бедны девчонки сплошь
В селе... Выращивает рожь

Босая девушка... Арбуз
Способна вырастить! Bluetooth,
Смартфон, компьютер, интернет -
Зачем ей? Даже туфель нет

У бедной девы на ногах,
А ты - "Блютуз"! Девчонке страх
Поранить ступни - незнаком!
Всё лето - ходит босиком,

А также осенью, весной
И даже лютою зимой
Босая девушка по льду,
По снегу - шлёпает... "Приду..." -

Кому-то шепчет в пустоту...
Но ни к чему ей рандеву
С мужчинами! Зачем ей секс?
Да лучше уж - горелый кекс,

Горелый заодно пирог!
О, рай девичьих босых ног!
О, первобытность и оргазм,
О, почвенный энтузиазм!

Подошвы девушки босой
Соприкасаются с землёй,
И сладость чувствует она
От этого! Пускай грязна

На пятках кожа - ну и что?
Ведь жизнь - отнюдь не спортлото!
Жизнь - это значит: огород
Вскопать, полить... Из года в год

По огороду босиком
Ступает девушка! И в дом,
Конечно, с огорода грязь
Заносит пятками... Не князь

Был предок девушки, не царь,
Не император-государь!
А сельский лишь простой мужик -
В лаптях ходивший, и шашлык

Готовивший порой в лесу,
Стрелявший в волка и лису -
Но лапти девушке зачем?
Нет обуви - и нет проблем!

Нет туфель! Даже нет лаптей!
Так, без сомненья, красивей
И здоровей для ног девиц
Босых российских! Как у птиц,

Как у зверей - босая жизнь!
О босоногость! Счастьем брызнь!
Как любит босиком ходить,
Как любит зёрна посадить

Босая дева в землю, чтоб
Взошли фасоль, горох, укроп,
Как любит грязный, влажный грунт
Топтать она! Ни Розамунд,

Ни всяких евро-Франсуаз
Она не любит! Те - лишь раз,
Наверно, в жизни босиком
Ходили - если мажордом

Им вовремя вдруг не подал
Сандалии - какой скандал!
Цивилизация Европ!
А вот попробуй-ка - укроп

Ты, Розамунда, посадить -
Босая! Прояви-ка прыть!
Фасоль, салат, чеснок, горох!
Твой евро-распорядок - плох!

А дева русская - всегда
Ступает босая! Куда
Ты, дева босая, спешишь?
На огород! А не в Париж!

Подошвы - ощущают грязь
Босые, юные! О, связь
С природой-матушкой родной
У бедной девушки босой!

На голове её - венок,
А ноги - босы! Русь - Восток,
Там любят босиком ходить...
А Запад - что? Продать-купить?!

Упёрлась твёрдо в землю ты
Ногами босыми... Цветы
Растишь: грязны их корни, но
Как лепестки чисты!... Кино!...

Так вот и ты: грязна пята
Босая, а душа чиста,
Хотя и одинока... Жаль...
Хрупка при этом, как хрусталь...

Принц Андромеды

Босая Таня на снегу

Русская зима, и без того каждый год лютая, в этом году оказалась какой-то особенно свирепой... Морозы были за 20, порой даже за 30 градусов ниже нуля... НАТОвские оккупанты, оккупировавшие Россию - мёрзли... Их полк, обосновавшийся в этом безымянном русском селе - мёрз необыкновенно... И командир, полковник Аткинс - ходил по морозному русскому снегу в каких-то меховых унтах, пригодных, вероятно, для Аляски, и его подчинённые... И всё равно мёрзли...
А Таня, простая русская девушка из этого села - невероятно, но, как и летом, и осенью, по-прежнему ходила к колодцу за водой во дворе своего деревенского дома - босыми ногами! Она привыкла и, похоже - совсем не мёрзла... Её босые подошвы, привыкнув за лето к грубой земле, к стерне, к колючкам, камушкам - хорошо загрубели, пропитались грязью, стали чёрными, чувствительность их закалённой, грубой кожи притупилась... Девушке не страшен был мороз, она и по морозу ходила босая... Она знала лишь деревенскую жизнь, огород, хлев, колодец... Таньке не было никакого дела до западной цивилизации, которая, под предлогом того, что Россия угрожает всему цивилизованному миру и не способна навести порядок на своей собственной территории - ворвалась в виде оккупационных западных войск на её родину... Да и мало что в жизни Тани изменилось, практически ничего. Как Таня ходила босая по своему русскому селу, по России, недавно ещё свободной, хоть и агрессивно-неустроенной - так теми же босыми ногами она ходила по тому же самому селу, по своей родной России - уже оккупированной, попавшей в рабскую колониальную зависимость от далёкой Америки, которую Танька никогда не видела и не собиралась видеть, от Германии, Англии, Франции, хоть и более близких географически, но точно таких же недоступных... Как раньше она не знала компьютера, интернета - так и сейчас не знала...
А привыкшие к комфортной жизни западные оккупанты, которые даже на жарких гавайских или канарских пляжах не ходили босыми, а лишь в цивилизованных шлёпанцах, а уж тем более никак не могли быть босыми, находясь на службе - свободно пользовались заодно и компьютером, и интернетом, причём даже здесь, в России, благодаря космическим спутникам, летающим над Землёй... Электричества в этом промёрзшем русском селе не было, но и это была для них не беда: у западных оккупантов были и солнечные электростанции, которые даже в пасмурный зимний день умудрялись выуживать со скудного русского неба кое-какие крохи световой энергии, превращая её в электричество - электростанции-солнечные батареи, созданные и американским, и европейским, и японским гением, были и более надёжные дизель-генераторы, было и топливо для них... И в интернете оккупанты смотрели - эротические фильмы...
-Я тоже хочу посмотреть в интернете эротику! - вдруг заявила, почесав свои юные босые крестьянские заскорузлые грязные подошвы - о замёрзший коровий навоз, босоногая Таня своей  подруге Варьке - такой же деревенской девчонке, если и побогаче, то очень ненамного: Танька - была босая по жизни, босая даже и зимой, а Варька, такая же босая летом, зимой ходила хоть и в самых неказистых, но всё же каких-никаких галошах, в грубых галошах на босу ногу...
-Какая тебе ещё эротика? - удивилась Варя. -Иди вон дрова наколи для печи, воду из колодца принеси - вот и вся твоя эротика, весь твой интернет...
-А я хочу, - упрямо повторила Таня.
И Таня однажды пробралась тайком - как была босая, при этом в простых русских штанах, куртке, при зимнем шарфике, и без шапки, смело пройдя босыми ногами через заснеженное поле в соседнюю часть деревни, располагавшуюся рядом - пробралась в избу, где и день и ночь сверкал экран, монитор оккупантского компьютера... Это был штаб НАТОвского полка;  полковник Аткинс там связывался по интернету со штаб-квартирой НАТО в Брюсселе, связывался и с Лондоном, и с Вашингтоном, и с Берлином, получал от них какие-то задания по электронной почте, отправлял им какие-то отчёты... А в свободное время смотрел эротические фильмы; смотрели эти фильмы и его подчинённые...
Босая Таня, став у порога, ожидала увидеть какой-то увлекательный, да ещё и эротический западный фильм... Но вместо этого она увидела на экране чужеземного компьютера цветные, ужасные картины разрушенных русских, да и украинских, и прочих городов, разрушенных, обстрелянных, сожжённых западными оккупантами; начисто сметена с лица земли была Москва - валялись лишь обломки московского Кремля, и Санкт-Петербург тоже, и Рязань, и многое другое... Всё это было разрушено даже без применения ядерного оружия, при помощи обычных бомбардировок, обычных систем залпового огня... Разрушены были и многие русские деревни, судя по мелькавшим на мониторе фотографиям... То здесь, то там торчали виселицы, на которых болтались в петлях русские девушки, такие же босые, как Таня... Эти населённые пункты были разрушены - потому что оказали сопротивление оккупантам... А деревня, где жила Таня, видимо, была совсем уж захудалой, и не представляющей особого стратегического интереса, и не способной на сопротивление, и её западные оккупанты посчитали нецелесообразным сжигать... Надо же было и жить им где-то - если не в разрушенной в ходе войны Москве, или в разрушенном Питере, то здесь...
На эти фотокартинки, да и на видеокартинки разрушений, казней с удовольствием взирали и западный полковник, и его солдаты... Разрушения были произведены их коллегами по оружию... Они же - обрабатывали, упорядочивали информацию, живя в этом уцелевшем - пока что - русском селе...
А у стены - валялся простой русский топор... В ужасе и гневе Таня схватила топор, подбежала босыми ногами к компьютеру и что было сил - грохнула его острым лезвием прямо по ненавистному цветному экрану... Экран разлетелся вдребезги, посыпались осколки... Таня хотела ударить этим топором и западного полковника, убить его, или хотя бы кого-то из солдат, но уже не смогла: её схватили, связали, швырнули в подвал...
...На следующее утро - Таня, как и положено, босая, как настоящая партизанка, шла под конвоем на виселицу, установленную оккупантами посреди села специально для неё... Пока ещё в этом селе за время войны, за время НАТОвской оккупации  - никого не вешали; вешали в тех русских деревнях, и в городах тоже, которые можно было видеть на экране компьютера, теперь разбитого руками Тани... Возле виселицы были согнанные на зрелище казни односельчане; среди них была и Варька, девчонка в грубых калошах на босу ногу, слегка подрагивавшая от мороза... А единственной обувью Тани - была загрубевшая, чёрная, заскорузлая, потрескавшаяся кожа на её босых подошвах... И Таня не дрожала от холода, а смело, с гордо поднятой головой шагала этими своими босыми ногами прямо к виселице... Задубевшие босые подошвы деревенской девчонки Тани равнодушно подминали под себя морозный русский снег, оставляя босые следы... Таня не обращала внимания даже на то, что в босые подошвы ей вчера, когда она разбила топором экран компьютера - воткнулось несколько довольно острых мелких стеклянных осколков от этого экрана, вызывавших боль! Она шла, закусив губу, не обращая внимания на боль, лишь заметно прихрамывая...  Вот и виселица - столб, перекладина, свисающая верёвка с петлёй, ящик под ней... Таня без всякого страха легко вскочила босыми ногами на ящик, сама бесстрашно надела себе на свою тонкую нежную девичью шею - петлю, совершенно не боясь позорной смерти - руки Тани, вчера связанные, сейчас были ненадолго освобождены от верёвки...
После чего ей, приговорённой к повешению девочке, связали опять руки за спиной... Приговорённой к повешению за варварское уничтожение цивилизованного западного имущества...
-Вешайте меня! - воскликнула Таня, с петлёй на шее, с гордо поднятой головой... - Я не боюсь смерти! А когда-нибудь - повесят и вас всех! Или расстреля...
Таня не успела договорить фразу: солдат-палач выбил ударом своего цивилизованного ботинка ящик из-под её босых девчоночьих подошв, и Таня, соскользнув вниз с ящика, на котором стояла ещё секунду назад - повисла в воздухе на мигом натянувшейся, как струна, верёвке... Петля с разгону туго затянулась на её тонкой шее... В глазах Тани потемнело, она задыхалась, тщетно пытаясь нащупать босыми ногами привычный снег, или ящик, или хоть что-нибудь... Ещё находясь в сознании - она, висящая на верёвке, барахтавшаяся, извивающаяся в петле, видела, хоть и как в тумане - и смеявшихся над её висельными муками американских, немецких и прочих оккупантов, хохотавших над её босым висельным позором... И ужасавшихся казни своих односельчан, в том числе и Варьку... Потом, в процессе стремительно нараставшей агонии - наступила темнота... И смерть...
...Босая мёртвая Таня - болталась на виселице, над зимними русскими снегами, посреди родной деревни... Посреди России...
И какая-то деревенская собака, виляя хвостом, привстав на задние лапы - лизала её задубевшие, замороженные девичьи босые подошвы, покачивавшиеся в воздухе...
А оккупанты, как ни в чём ни бывало, шагали в тёплых ботинках, унтах по русскому селу, по оккупированной России... И по Украине...
И смотрели компьютер, полученный ими по разнарядке взамен - разбитого Таней...
Кто же отомстит им - за убийство русской девчонки?
Принц Андромеды

Босоногая и фигуристая девушка Виола попала на рудники. Красавица с идельной, спортивной фигуркой предпочла рабский труд в камеломнях любви миллиардера - самого богатого мужчины на планете земля! Труд очень тяжел, но любовь преодолевает все!
  То, что рудники куда более ужасное место, чем плантации Виола убедилась сразу. В нежное девичье лицо повеяло жуткой вонью, прямо у входа. И чем они глубже спускались, тем вонь, становилась сильнее и более жуткой. Пахло мочой, фекалиями, чадом факелов, блевтниной и разлогающимися трупами. Надсмотрщики даже работали в специальных масках. Внутри полумрак, правда, святят прожектора. В довершение еще надели на Виолу и детей цепи. И на руки и на ноги, правда, довольно длинные, чтобы не мешать движению.
  Сам процесс надевания вериг довольно болезненный, когда стучат кувалды и держат раскаленные щипцы, а икры впивается металл.
  Главное что и душевные муки сильны, себя чувствуешь униженной. А ведь в оковы, правда, более легкие заковали еще и детей. Рыжая Валентина яростно пыталась вырваться и не идти в шахту. Но ей жестко врезали плеткой и рассекли кожу. Девочка проорала и засеменила к выходу. Больно и жгуче. И детям тоже пришлось вступить в эту жуткую вонь, от которой казалось вот-вот вырвет.
  Виоле выдали в руку кирку и приказали долбить породу, затем складывать в корзину и нести. Они были в секторе, где работали вместе и женщины, и дети, и даже некоторое количество взрослых. Самые первые часы, и наиболее ужасные. Вонище жуткая пытка. Недаром ведь многие невольники покрылись язвами, и рыгают кровью.
  Но затем ты к этом привыкаешь, принюхиваешься, только чувствуешь себя скверно. Интересно, неужели древнеримские рабы трудились вот в таких ужасных условиях? Тут недаром сердце разрывается от жалости. Ей то тяжело, а вот детям куда тяжелее.
  И сама работа требует больших усилий, чем на плантации. Корзины со щебнем и камнями тяжелее, чем с тростником или хлопком. И кирка в руках девчонки словно наливается свинцом. Но Виола сильная и мускулистая, она выдержит. И выживет. Только бы дети не загнулись. От вони болит голова.
  Особенно тяжело, когда приходится толкать тачку, но зато наверху куда свежее воздух.
  Виола покрылась пылью и потом, стала чумазой и грязной, как и прочие работники шахты. А вымыться ей не дали. Так пришлось лечь спать на камни грязной и вонючей. Дети тоже обессилили, и завались спать, без передряг. Все свалились в единую кучу. Больше всего было несчастных, грязных словно чертята и худых деток, но немало женщин и есть пятеро взрослых мужчин. Но мужикам видимо не до секса. Все завалились и храпят. Такая усталость.
  Виола тоже уснула почти сразу же - привычка рабыни! Тело болело от нагрузки, но умеренно. Дети во сне стонали, и дергались. Их били умеренно, но тяжко работать в шахте, в столь нежном возрасте. А на камнях спать жестоко. И получать плетками и резиновыми дубинками с элетрошокером.
  Виоле от вони, и усталости снился очередной кошмар.
  Буд-то она попала в ловушку, пленную Виолу Тараканову в оковах препроводили в пыточный подвал.
   Молодая женщина, была плечистой и мускулистой. Красивая, и вместе с тем черты лица мужественные. Что в чертах лицо у нее и от славянки и от индианки. Волосы вьющие, золотистые, сама загорелая очень мускулистые. Рост около метр семидесяти пяти, вес килограмм восемьдесят, но кажется что семьдесят. Грация олимпийской чемпионки, волевая дева. Виоле Таракановой всего девятнадцать лет, но земляне в будущем живут около двух сот лет, так она еще молода. По меркам цветоэльфов для подобного уровня развития, когда раса уже может летать в другие галактики двести лет жизни - очень мало.
   Цветоэльфы даже на заре своей цивилизации, когда махали каменными топорами, а лук со стрелами считали верхом совершенства, жили лет около пятисот и до самой смерти не старели и не теряли сил. Забавно, но пятисотлетний прапращур выглядит таким же подростком, а и реальный пацан из расы. И ни когда не знает, когда откинет копыта. Много цветоэльфов побило в боях и от хищный зверей. Случились и эпидемии. Но старческих болезней цветоэльфы никогда не знали, и на вид у их расы неразличим возраст.
   Но Виолу Тараканову с таким волевым и выразительным лицом, нельзя назвать девушкой. В ней нет детской округлости и мягкости, это женщина зрелая и полная сил. Так, наверное, выглядят олимпийские чемпионки.
   В последнем бою космическую капитаншу ранили в плечо и оглушили. Ее волокли крупные из спецназа парни высотой в семь футов высоты, и весом добрых два центнера. Это были специальные, помощники палача, способные удержать, если такая попадется, сильную жертву.
   На лице Виолы Таракановой красовался небольшой свежий порез, золотистые с примесью рыжего цвета в локонах волосы были распущены по массивным плечам, но в них вонзили специальную брошку. Этот древнейший магический знак Змеи должен нейтрализовать все гипнотические способности космической воительницы.
   Если конечно так можно назвать женщину, которая ни разу не стреляла в живую цель.
   Под глазом фингал и на теле видны синяки, капитанше космического звездолета сильно досталось. Ее руки и ноги намертво скованы сзади, так что трудно хоть что-то предпринять. Виола Тараканова поняла, что проиграла этот раунд и теперь ей не избежать истязаний. Так следовало вести себе достойно. А впереди, подало жаром пыточного подвала, выглядевшего весьма архаически для далеко не пещерной планеты. Невысокий ростом, но очень длинными ниже колен руками, палач подошел к ней.
   - Дюже гарная девица! - Когтистая рука коснулась сосков на высокой груди, потерла их. Грудь о ты предательница-плоть, сразу затвердела под липкими, вонючими пальцами:
   Послышался очень низкий и злой для юной женщины голос:
   - Не трогай меня извращенец!
   Палач захихикал:
   - Э нет милочка! Тебе надлежит испытать не одно мое прикосновение. Страсть, до чего люблю пытать женщин!
   Виола Тараканова, с дикой ненавистью смотря на истязателя, выкрикнула:
   - Мучает женщин обычно тот, кто не может их ублажить!
   Палач-горилла, причмокивая с противным смаком толстыми губами, холодно ответил:
   - Для меня лучшее наслаждение, когда женщина стонет, от боли. Прекрасное лицо, еще прекраснее, когда по нему стекают жемчужные слезы! - Последовал жесткий шлепок по лицу капитана космической капитанши, из свежего разреза полилась алая кровь. Но классная девушка из коммунистического будущего даже не вздрогнула. Изверг противно, как это издыхающий верблюд прохрипел. - Скоро ты застонешь, словно в сладострастных объятиях любовника.
   Виола Тараканова лишь презрительно фыркнула: у неё она в это верила, хватит мужества хранить до конца стойкость, как это делали партизанки Великой Отечественной Войны.
   Особенно легендарная Зоя Космодемьянская ставшая символом мужества. Но если девушка, что годиться её в дочери сохранила достоинство и запросила пощады, то и она будет держаться.
   Да космическая, пускай и не стрелявшая, но стилю жизни воительница из воительниц может приказать себе умереть. У нее есть навык не только гипноза, который сейчас она, увы, не может применить, но и ухода из жизни. В данным момент Виола Тараканова сочла бы слабость, если выбрала для себя столь легкий путь, избегая того, что прошли тысячи женщин, девушек и даже девочек в тех страшных войнах, что гремели на планете в прежние времена.
   Капитан звездолета смотрела гордо, как королева: хотя прежде чем вести ее к палачам, Виола Тараканова полностью раздели и тщательно обыскали. Это не очень приятно, когда грязные, мужские руки щупают все тело, да еще залезают в интимные места. Хотя дочь планеты Земля внешне и не подала вида, на само деле, она чувствовала себя крайне униженной. С нее сорвали и медицинскую повязку, и на плече зияла глубокая с обожженными краями рана. Она причиняла известную боль, когда Виола Тараканова стала проводить приемы, воительницу выстрелили разрядом, способным свалить и буйвола.
   Палач с удовольствием посмотрел на потенциальную свою жертву. Красивую, но женщину способную вогнать в дрожь и, всепланетного диктатора. Предстоял настоящий поединок, словно сгибать железо, но в этом- то вся и прелесть. Кто же окажется сильнее?
   Истязатель, медленно растягивая слова, прогнусавил:
   - Что же! Начнем с царской дыбы! От простого к сложному, как говорил Ген Ши. - Тут во взгляде инквизитора-змееносца возникло подобие ложной доброты. - Или ты хочешь, нам кое-что сказать?
   Виола Тараканова бросила взгляд в угол: там крутилось с видеокамерой три с громоздкими рациями оператора готовые слушать, записывать и передавать в эфир, чтобы уловили на звездолете, каждое ее показание. Рядом находился врач, и несколько помощников палача. Дыба из титановых зажимов была приготовлена заранее. Твердым голосом капитанша звездолета, произнесла:
   - Пишите на свое видео следующее!
   Операторы сразу начали записывать:
   - Ген Ши круглый дуралей! Его ждет суд и жестокая расплата со стороны восставшего народа!
   Палач-горилла с отмашкой ударил ее по лицу:
   - Хватит! На дыбу скорее дерзкую девчонку.
   Петля захлестнула капитану космического корабля руки и стала подниматься, выворачивая суставы. Боль в раненном плече, была страшной, но Фай Родис выдавила из себя улыбку.
   Руки вывернулись в суставах, ноги оторвались от земли. Женщина-титан нависла в воздухе. Она не мигая, смотрела перед собой. Помощники палача тут же закрепили на ногах груз. Эти звери в дегенеративном человеческом обличье, пускали слюни, балдея от совершенных форм божественной женщины. Что же может это как раз именно чего Виола Тараканова и не хватало для полного образа человека коммунистического будущего. А именно мужества под пыткой. И получивший силу Всемогущего Создателя мирозданий эльф-демиург решил дополнить её образ новыми придающими совершенство чертами.
   Палач внимательно смотрел на тело жертвы. От страшной боли в вывернутой под большой тяжестью плече, проваливался рельефный пресс, мускулистое, женское тело стало потеть. Да она, тоже, как и все смертные творения, реально чувствует боль, но какая нужна выдержка, чтобы при этом улыбаться.
   Истязатель жестким тоном, и кося тупые глаза, спросил:
   - Вызови по именам своих опасных помощников со звездолета!
   Виола Тараканова в ответ, точно плюнула. Палач, который, тоже испытал всякое, даже не шевельнулся, на его уродливом, бородатом лице играла ухмылка:
   - Значит, в молчанку играем. Хорошо девушка из гордого мира, сейчас я тебе помогу.
   Подойдя к ящику с инструментами, палач достал шершавый из-за мелких шипов, с тройным жалом шомпол. Не спеша подошел к жертве и, нарочно двигаясь как можно медленнее, воткнул его в рану, после чего начал крутить. Лицо женщины-капитана покраснело, с него стал стекать и капать пот, мышцы непроизвольно сокращались, дыхание тяжелое, прерывистое, словно после длительного бега. Но что удивительно улыбка не сходила с ее уст. Она должна быть подобной древним спартанцам и не уступит дитя коммунизма, пещерным извергам.
   Палач досверлил, до конца, а затем резко выдернул, так что хлюпнуло красным фонтанчиком: зрачки глаз у Виолы Таракановой рефлекторно сузились, но улыбка разбитых до крови пышных губ стала еще шире!
   - Крепкая баба! Настоящий богатырь! Ну, ничего, я заставлю тебя кричать. - Истязатель, уже шустрее отойдя, принялся раскаливать шомпол на огне, помощник же умело снял с пламени щипцы.
   Виола Тараканова смотрела на это, словно перед ней расстелили стол с роскошными яствами. Не бойся и боли не будет, ты её сможешь победить. Вспомни подвиги молодых гвардейцев, когда больше сотни ребят подвергалось бесчеловечным истязаниям, и никто из них не сломался и не выдал.
   Палач хуже инквизитора, пропел:
   - Женская ножка, поджарим немножко!
   Взяв в руки щипцы, истязатель прикоснулся раскаленной добела легированной сталью к женской пятке. Он выбирал наиболее чувствительные места на девичьей стопе космического капитана. Виола Тараканова задышала немного тяжелее, она представила, как бежит босиком по пустыне. Тренировку с быстрой пробежкой по уголькам, когда скорость не позволяет прожечь упругую подошву девчонку. Тут металл очень горячий, нагретый особым способом и палит несравнимо сильнее, чем угольки.
   По помещению разнесся запах паленого мяса. Палач потянул его носом:
   - Это очень приятно!
   Истязатель действовал аккуратно, распределяя ожоги равномерно по всей стопе. Когда жар слишком уж силен, то сгорает не только кожа, но и нервные окончания, так что в данном случае, нужно большое искусство в причинении боли. Виола Тараканова не издавала и стона, то ей больно выдавали глаза и капающий пот, но на лице играла неизменная, белозубая улыбка.
   Палач, обладающий огромной физической силой, даже еще пожирающий ведрами анаболики, тем временем принялся ломать точеные, довольно длинные, но отнюдь не лишающих ножку гармоничной красоты и изящества, пальчики.
   - Аккуратно сделаю маникюр. Верь, что тебе девчонка-бродяжка будет очень приятно!
   Виола Тараканова произнесла с презрением:
   - А что именно щипцами? Как нормальный мужик ты я вижу, не можешь!
   Длинные руки палача оказались сильнее лап белого медведя. Ген Ши умел находить людей. Пальчики космической воительницы трещали, истязатель начал с мизинчика. Когда раскаленное железо, ломает ногти и пальцы, это чудовищно. Слышится хруст. Теряя терпение, Виола Тараканова пробует дернуться, но ее ноги надежно скованы, а каждое звено цепи, толщиной с большой палец ноги. Даже ее мускулы не в силах порвать, легированный титан.
   Отломав, оставив держаться лишь на кожице мизинчик, палац довольно хрюкнул:
   - Я молодец! Ты девочка, ловишь наслаждение!
   Стряхивая с себя кровавый пот, Виола Тараканова презрительно, хоть это давалось ей нелегко, фыркнула:
   - Неплохо только железо слишком холодное!
   Палач-горилла, очень гнусно ухмыляясь, ответил:
   - Да ничего страшного! Я еще тебя поджарю!
   Истязатель медленно сломал, прокручивая вокруг своей оси средний пальчик. Красивые пальцы у Виолы Таракановой, длинные, ровные, изящные. Косточки крепкие, сломать нелегко и могучий палач от усилия даже вспотел. С покатого лба скатилась капелька пота и упала на раскаленные щипцы. Пахнут ноги молодой женщины, очень приятно. Такую, любить большое удовольствие. А мучить это еще лучше. Вот дошла очередь до большого пальца босой ноги. Правда сил сломать уже и его громадным лапам не хватает.
   Виола Тараканова рявкнула:
   - Ну как иезуит? Ты слабачье! Не можешь даже косточку сломать!
   Профессиональный кровопийца ответил:
   - Ну, ничего, нам свои, помогут!
   Громадный помощник истязателя подсунул специальное механическое приспособление, вроде станка для отрифтовки цинковых и стальных деталей. Большой палец сжало, послышался треск. Палец, брызнув опаленной кровью сломался, живодер удовлетворенно произнес:
   - А теперь левую ножку!
   Процесс пытки весьма приятен. Косточки ой как трещат, да еще пылает сожженная кожа. Девушка терпит, и даже дразня злого изверга, высунула язык.
   Садист-мучитель говорит:
   - Если ты во всем признаешься, что строила козни и хотела завоевать планету. - Дебильная рожа ухмыльнулась. Так же выдашь сообщников, что хотели свергнуть божественный "совет четырех" мы прекратим пытку и будем тебя хорошо лечить.
   Виола Тараканова, сдерживая рвущийся из легких крик гордо, ответила:
   - Что мне ничтожества ваша боль! Это испытание сильных, которое не каждому дано в жизни!
   Покончив с ломкой пальцев на ногах, изувер хотел взяться за руки, но врач остановил его:
   - Нужно будет, чтобы эта стерва еще кое-что для нас подписала, так что руки оставьте в покое.
   Палач-садист, ухмыляясь, согласился:
   - Да оставим это на сладкое! А сейчас будем лупить ее плетью!
   Помощник истязателя, достал из пламени плеть, из тонких цепочек. Фай Родис скосила глаза, юмор не изменил дочери Счастливой Земли:
   - Что же это отличная баня!
   Подлый изверг в такт юмора, ответил:
   - Прекрасный веник! Тебе глупышка будет очень приятно, и ты будешь балдеть! Он размахнулся и врезал. По мощному телу космической дивы прошлась судорога.
   - Ну как нравиться?
   Виола Тараканова ответила, своим становящимся, когда она хотела как дьякона низким голосом:
   - А что? Отлично! Только вот удар слабоват!
   Помощник врезал снова. Тупой кровопийца произнес:
   - Два!
   Снова удар, отсчет:
   - Три! Четыре!
   Девушка-рейнджер напрягает мышцы живот, ее хочется врезать палачу, но она никак не может его достать.
   - Ну, подойди ко мне по ближе!
   - Да ты и так хороша! - Отмахивается горилла.
   Постепенно спина, плечи и ягодицы капитана звездолета превращаются в сплошное кровавое, покрытое ожогами месиво. Виола Тараканова все смотрит упрямо, и на очередной вопрос:
   - Назови, где прячется подполье, которое посещало ваши запрещенные сеансы? - Воительница-героиня рычит:
   - В твоей плевой бороде!
   Палач взялся снова за раскаленные щипцы и схватил командира экспедиции, за алый сосок, грубо повернул его!
   Виола Тараканова на это выдавила из себя:
   - Изысканная ласка!
   Палач продолжил пытку с другой грудью. Щипцы не простые, а накаленные, боль от них, что и не передать словами. Что испытывает женщина Эры Встретившихся рук? Словно раскаленная лава залило все тело, от покрытой каштановыми волосами головы, босых, покрывшимися крупными волдырями пят. Внутри тебя словно торнадо, а сердце строчит пулеметной очередью.
   Но главное все равно не показать боль, не выдать, ни криком, не стоном!
   Тут неожиданно голова Виола Тараканова мотнулась, и она потеряла сознание.
   Врач вскрикнул:
   - Откинулась!
   Изощренный живодер, приложил ладонь к мощной, жилистой, но при этом изящной шее космической воительницы:
   - Да нет! Сердце достаточно надежно бьется! Может продолжить?
   Виола проснулась от собственного дикого крика, к её босым ногам поднесли факел. Девушка подскочила, и без того болящие от едва заживших волдырей подошвы запылали пульсирующей болью.
  Надсмотрщик пробурчал через респиратор:
  - Иди жрать стерва и за работу!
  Виола ожидала, что их поведут в какую-то отдельную комнату и станут давать бурду, но вместо этого сунули в руки тюбик с какой-то пастой. И рыкнули:
  - Жри быстрее!
  Виола хотя не ожидала подобного, но было голодна, и стала глотать маслянистую смесь. Чувство голода ослабела. И так получалось более гигиенично, если учесть, что мыться негде. Выдавив в себе тюбик Виола закашляла, и получив бича отправилась на работу.
  Снова тоже самое долби кирками, нагружать шуфлем в вагонетки, а потом вдвоем или втроем толкай их. И выматывает такая работа, словно из тебя выжимают лимон. А тело становиться липким и вонючим. И сама ты голая, словно дикарка. И еще удивительно, как тело не царапается.
  Виола, тем не менее, не теряет присутствия духа и вкалывает словно лошадка в каменоломне. И постепенно её работа даже чуть-чуть увлекает. Хотя постоянно свистят плети надсмотрщиков и опять натирают руки и ноги оковы. Виола впрочем, не тушевалась и, даже сочиняя на ходу, запела;
  Я родилась принцессой во дворце,
  Познала роскошь - золота палаты...
  Прекрасна жизнь алмазная в венце -
  Но наступает скоро час расплаты!
 
  Противника вторгся и земля горит,
  Дворец разрушен - рухнут с треском стены,
  Империя казалась - монолит,
  Но вот пришли из ада перемены!
 
  Что получилось, страшно и сказать,
  В оковы девку босой заковали...
  Теперь над августейшей править тать,
  В мечтах остались коммунизма дали!
 
  Каменоломни стали мой удел,
  Труд рабский, и тяжелый и суровый...
  Царит в сей шахте жуткий беспредел,
  Лишь к телу голому обновы!
 
  Плеть пляшет по моей нагой спине,
  И камни ноги босые терзают...
  Мой мир теперь в растерзанном дерьме,
  В нем торжествует беспощадный Каин!
 
  Что делать - я сама и не пойму,
  Жестоко все и беспросветно тоже...
  Зачем Всевышний допустил орду,
  Позволил прикоснутся плетью к коже!
 
  Грешили мы конечно - спору нет,
  Но без греха ведь жизнь знай не малина...
  Когда тебе конфеты на обед,
  Не знаешь даже где тут середина!
 
  Но верю, рабство кончится, пройдет,
  Грядут, я это знаю перемены...
  И солнце снова жаркое взойдет,
  Осветит преисподней жуткой стены!
 
  Тогда рабыня спину разогнет,
  И скинет вмиг тяжеленные оковы!
  С морозом будет теплый Новый год,
  Хотя старик он тоже сед, суровый!
 
  Я буду бегать в радости и знай,
  Найду себе прекраснейшего принца...
  А в государстве станет светлый рай,
  Об этом уверяют в блеске лица!
  От песни стало легче дышать, прибодрились и упавшие, было духом дети. Так прошел и следующий день каторги. Конечно же, тяжело, но Виола держалась. Затем она снова уснула, но уже ей почти ничего и не привиделось. Кроме только огромной кучи мусора, в которой девушка тонула, и никак не могла выбраться. Во сне некоторые рабы особенно дети кашляли кровью, но Виола не просыпалась. Весьма ужасное получилось место для отбывания рабства.
  На следующий день повторилось тоже само. Сильно болели мышцы, ныла буквально каждая косточка. Но хоть во время труда звенела каждая жилка, девушка не поддавалась. Вот в изнеможении свалилась младшая кузина Олимпиада. Её попробовали поднять жесткими ударами плетьми. Виола бросилась на выручку девочке. Досталось и ей тем более неудобно бежать в цепях. Правда, детям милосердно не сковывали, сбитые ноги. Виолу задержали и хорошенько врезали. Затем появился врач в респираторе и вколол что-то девочке. Последовали распоряжения... Детей забрали и погнали наверх.
  Виола отчаянно спросила:
  - Куда их?
  Громила надзиратель чрез противогаз снисходительно пробурчал:
  - Переводят работать на поверхность! Тут слишком вредные испарения!
  Виола с трудом выдохнула из себя:
  - Спасибо!
  И получала снова плеткой... Единственным утешение было, то, что дети будут хоть в относительной безопасности. Виола же ишачила в каменоломнях, девушка была нагая и беспомощная, чумазая и грязная, как чертиха. И не нее не жалели ни работы ни плетки. Вкалывать заставляли пятнадцать-шестнадцать часов, не хватало времени на сон и восстановление сил. И каждый день в муках умирали рабы. Их прижигали раскаленным железом, и убедившись, что они мертвы поддевали под тощие ребра крюком, и волокли в выгребные ямы.
  Вот так без всяких похорон - топили в фекалиях! Скверно, очень даже скверно!
  Виола опустилась почти на самое дно рабства, и теперь могла познать его во всей красе.
  Девушка вкалывала на рудниках, трясла цепями, и ломиком. Толкала тачки, буквально надрываясь. Ей был не мил свет, боль переутомленном теле адская.
  Несколько раз на день надзиратель задавал вопрос:
  - Любишь Александра?
  Грязная, измученная, избиваема плеткой и дубинками с электрошоком девушка упрямо твердила:
  - Нет! Ненавижу!
  Тут уже буквально нашла коса на камень. Упрямство девчонки, и её несокрушимая воля против жестокого и как кажется даже всесильного Супербогача. Виола измучилась, но её тело воистину оказалось железным. Она сумела выжить в самые первые дни и недели. И постепенно здоровая плоть привыкла к нагрузкам. Проработав достаточно длительное время Виола уже не чувствовала себе такой обессиленной, и не падала на камни моментально отключаясь. Нет, она уже могла немного прежде чем уснуть повертеться и поговорить.
  Но никто из рабов не знал ни русского, ни украинского, ни английского языка. И это стало барьером. Кроме того невольники от побоев, непосильной работы, и ядовитых испарений смешанных с трупным запахом, мочой и фекалиями умирали слишком уж часто. И сил на что-то решительной у них не было. А Виолы оказался воистину стальной или даже титановый организм.
  Она, конечно, продолжала страдать физически, но муки моральные и жуткая скука усиливались по мере адаптации юного тела к нагрузкам. Так хотелось хоть с кем-то поговорить и пообщаться. Хоть кому-то излить душу, или тривиально посмотреть телевизор. Но этого не было, что стало весьма мучительным.
  Однако и ей неожиданно улыбнулась счастье. Рядом с ней бросили, мощного мускулистого невольника. Он был очень похож на африканца, хотя тут все чумазые и черные. Мускулистого раба приковали на ночь цепью, и помести рядом с ней. Виола невольно отшатнулась, но мощный, широкоплечий невольник проскулил:
  - Не бойся меня! Я МГУ закончил!
  Голос у африканца был мягкий, с небольшим акцентом, но язык русский.
  Виола протянула ему руку, произнеся:
  - Я так рад встретить, хоть такого русского человека!
  Чернокожий пожал девушке руку, причем сделал это аккуратно и предложил:
  - Давай дружить!
  Виола ответила с приятной ухмылкой:
  - Давай!
  Африканец ударил себя в широкую грудь и произнес:
  - Меня зовут Бомбоко!
  Девушка, сверкнув яркими на черном фоне зубами, ответила:
  - А меня Виола...
  Негр весело ухмыльнулся:
  - Виола Тараканова?
  Девушка намного смутилась и проворковала:
  - Почему Тараканова?
  Чернокожий с наивной улыбкой ответил:
  - Потому что вы отличные детективы пишите!
  Девушка звонко расхохоталась. Давно она так не смеялась. Нет, этот африканец определенно поднимает ей настроение.
  После чего они стали работать вместе. Негр всячески старался помочь девчонке, но получал плетью наравне с ней, а может и больше. Но его появление зародило у Виолы надежду. Что, мол, не все люди сволочи, и что можно с кем-то поговорить.
  Когда рабочая, а точнее рабская смена закончилась чернокожий предложил Виоле:
  - Давай убежим отсюда!
  Девушка тяжело вздохнула и заметила:
  - Это очень трудно...
  Бомбоко рассудительно заметил:
  - И, тем не менее, реально. Тут давно добывают изумруды, и рубины. Нарыли множество ходов, целые лабиринты. Если сбить со следа собак, а в такой вони как тут они полуслепые, то можно пройдя шахты выбраться за пределы колючей проволоки и вышек.
  Виола растеряно произнесла:
  - Но...Ползти по темным шахтам, и этому лабиринту - самоубийственно!
  Чернокожий утешил девчонку:
  - Не бойся! Я с раннего детства лазил по катакомбам и по пещерам, ущельям, проходил сквозь узкие пути. Я умею ориентироваться в подземельях и вполне способен вывести тебя и себя!
  Виола неожиданно для себя пропела:
  - Поверь Земля, люди найдут пути... Спасти тебя, себя спасти!
  Бомбоко подмигнул девчонке, и прошептал:
  - А для начала нужно перепилить тут цепь, которой меня приковывают к камням!
  Виола тут же с охотой подсказала:
  - Используй мои цепи, их не снимают даже на ночь...
  Чернокожий отрицательно покачал кучерявой головой:
  - Моя цепь из специальной стали. Мы не успеем её перетереть за ночь. А утром надзиратели увидят, что оковы надпилены. Следует поступить по другому!
  Девушка с тревожным придыханием ответила:
  - И как?
  Африканец логично предложил:
  - Давай используем твой волос. Он напилит цепь незаметно. А в решающую ночь у нас будет достаточно времени, чтобы уйти далеко, и собаки не смогут взять след.
  Виола обрадовалась и выдохнула:
  - Вот он свет в конце тоннеля!
  Африканец, облизнув языком толстые губы, добавил:
  - Наберись терпения.
  Девушка шлепнула, босой черной от пыли ногой, произнеся:
  - Терпение и труд, все перетрут!
  После чего принялась за работу. Пилить толстую, каждое звено в запястье взрослого мужчины цепь, занятие непростое. Работа рутинная и нудная. Девушка и атлетически сложенный африканец по очереди пилили жутко толстую цепь, держащую исполина как собаку за горло. Это требовало не один день, но работа пусть и черепашьими темпами - продвигалась.
  А в остальное время, босоногая девушка и негр ишачили в каменоломнях. Бомбоко помогал Виоле выламывать глыбы покрупнее и раздроблял их. Затем толкал тачку. Однако бдительные надсмотрщики старались, что чернокожий не слишком помогал девушке и чтобы рабыня постоянно испытывала физическую нагрузку. Тяжелая работа впрочем, стала немного легче и все чаще Виола белозубо улыбалась.
  Девушка считала сначала дни, затем и часы до своего освобождения. Хотя, разумеется, у нее оставались сомнения. С ними и поделилась во время ночлега Виола.
  - Даже если мы и выберемся из шахт, то, как нам добраться до Европы?
  Африканец шепотом ответил:
  - Ливия большая страна, и не всех в ней контролирует синдикат. Притворимся мусульманами-суннитами, сбежавшими с рабства и нам помогут.
  Виола сильно смутилась и заметила:
  - Но я ведь арабского не знаю...
  Африканец уверенно ответил:
  - Зато я знаю! И смогу провести незаметно, залив их уши фиалками!
  Девушке после этих слов даже стало смешно и, она заметила:
  - Интересно, же у вас говорят в Африке!
  Чернокожий посмеиваясь, ответил:
  - А в Африке, а в Африке на черном Лимпопо, сидит и плачет в садике печальный покемон!
  Девушка снова рассмеялась, да так что Бомбоко её толкнул в плечо и предупредил:
  - Веди себя потише... Иначе наших товарищей побудишь!
  Виола приложила пальчик к губам и произнесла:
  - Ладно... Пока нет повода, чтобы радоваться!
  Но время побега неумолимо приближалось. И все больше нетерпения испытывала Виола, она даже стала, дерзить надсмотрщикам и получать за это плетью по спине и бедрам. А один из надзирателей даже саданул ей по грудям. В ответ Виола врезала ему цепью.
  Девушка повалили и нанесли несколько сильных ударов электрошоковой дубинкой по босым, сизым от рудниковой пыли пяткам. Виола в ответ простонала, и выгнулась словно баранок. Но калечить девчонку не стали, подняли и заставили снова работать.
  Виола уже мысленно представляла себя: они с Бомбоко сбегают, собирают из моджахедов армию, и ведут ее на штурм каменоломен. Освобождают рабов, и строят новое, демократическое, народное государство. И тогда будет справедливость и лучшая форма правления. А Виола станет королевой: и будет сидеть голоногая на троне, и ей будут целовать красивые, соблазнительные ноги.
  Хотя нет, у них будет настоящая республика, с подлинной демократией, и социальным равенством!
  Виола хотя и была всего лишь нагой рабыней, согнувшейся под ударом бича, но сейчас она чувствовала себя очень даже гордой. Девушка до сих пор была обнажена, даже без набедренной повязки, а тело стало от тяжелой работы еще более мускулистым и жилистым. Той еды, что давали Виоле в тюбиках, хватало, чтобы поддерживать мышечный тонус и быть сильным. Девушка сохранила красоту, пусть и грязная и очень нищая на вид.
  Девушке добавилось проблем, так как сильно болели обожженные током пятки и ныли подошвы. Виола впрочем, двигалась на носочках и ей сложновато перемещаться. Но рабыня смогла протолкнуть тачку, и в конечном итоге смогла дотянуть до конца трудового дня.
  Побег пришлось отложить, но уже цепь допилили, осталось только сломать звено. Бомбоко сообщил, что убегут они завтра. Девушка теперь стала куда спокойнее. И с удовольствием уснула, положив голову на могучую грудь африканца. И засопела носиком.
  Девушке снова снился её парень, который воевал в роли летчика Люфтваффе. Этот эльф теперь потопил еще пару кораблей. Теперь весь черный континент лежит целиком и полностью под Третьим Рейхом.
  Но теперь немцы готовы наступать на Индию, и будут наступать в мае, чтобы соединиться с Японией, и разбить Запад окончательно. Но вот и Сталин зашевелился. Начал наступление на Ржев и Вязьму. Уже который раз упрямо бьет по одной и той же точке. Но фрицы к этому готовы. Сидят себе в окопах отбивают натиск. Хотя теперь в наступлении приняли участи танки, ИС-2 и Т-34-85 с которыми связаны определенные надежды.
  В противовес им выставлены новейшие "Пантера"-2 и "Тигр"-2 с мощными пушками и сильным лобовым бронированием. Такой вот происходит обмен ударами, словно у двух супертяжей. Хорошо еще, что феноменальный эльф и Виола наносят удары по англичанам в Индии, где 1 мая 1944 года началось большое немецкое наступление, на соединение с японцами.
  Самураев немного пощипали американцы в Тихом океане, но активность все возрастающего подводного флота Германии, наносит такой колоссальный урон США, что их сила тает. Так что кое-где ужа сами японцы перешли в наступление, и берут вверх. В Америке усилились антивоенные настроения: мол, ради чего мы влезли? Хотя первым удар нанесла как раз уж Япония.
  Виола сбивает англичан в небе над Индией и очень радуется, даже подпевает:
  - Дили, дили, дили - аппетиты крокодьльи!
  И вот она встретилась с одним из лучших английских асов. Тот впрочем, сразу же понял, что не потянет против МЕ-262. И его самолет запылал на первых же секундах.
  Виола сделала носик и прочирикала:
  - С голубого вечерка, начитается река, но а дружба начинается с бутылки!
  Слов нет, остроумно девчонка высказалась! И как дернет своими голыми, дьявольски соблазнительными ножками. Причем пальчики нижних конечностей такие ловки, что с одной очереди из авиапушки сбивают пять-шесть машин.
  Потом они с юношей уединились, и занялись любовью. Эльфы в постели творят чудеса - она ласковые и вместе с тем очень темпераментные. Пережив целый каскад взаимных оргазмов, Виола вытянулась и просипела, поглаживая длинные светлые волосы летчика-эльфа.
  - Ты такой красивый... Земные мужчины не бывают такими!
  Юноша из царского рода гордо ответил:
  - Так это замечательно, что тебя смущает?
  Девушка со вздохом ответила:
  - Вы цветочные эльфы живете долгие тысячелетия. А это нам людям, увы, недоступно. Представить себе не могу, что когда-нибудь стану уродливой и старой!
  Юноша-летчик утешил её:
  - У тебя есть шанс никогда не состариться... И каждый оргазм полученный с эльфом продлевает жизнь человека на пять лет!
  - Тогда продолжим заниматься любовью! - Воскликнула Виола и погрузилась с головою в сладострастный шторм.

Рисовал с натуры.

Очень давно написал сценарий вестерна с элементами мистики. Поскольку опубликовать его так и не получилось, пусть будет пока здесь, всё таки босоногих моментов в нём немало.

Колодец Кровавой Мери.

Ведущий телевизионной передачи о мистике, ужасах и привидениях Грег Хоррор в поисках сюжетов для своих будущих программ ездит со своим оператором Марком по небольшим полузаброшенным городкам Калифорнии. В одном из придорожных кафе он узнаёт от завсегдатаев этого заведения местную «страшилку» о старинном каменном колодце, находящимся на площади в развалинах испанской католической миссии, разрушенной ещё в начале XIX века. Согласно местной легенде, которую уже мало кто помнит, в этом колодце обитает ужасный призрак Кровавой Мери Джейн. Он поселился там после того, как дочь местного врача похитили бандиты. Их было всего двое. Они заковали её в цепи, чтобы она не смогла сопротивляться и убежать, возили с собой на лошади, привязав к седлу, и насиловали её по очереди, когда хотели. В один из дней они остановились возле этого колодца, чтобы пополнить свои запасы воды. Как только бандиты спешились, один из них отвязал Мери от седла, положил прямо на землю и стал насиловать. Но Мери хоть и была закована в цепи, всё равно пыталась сопротивляться. Ей удалось вытащить у бандита нож и ударить им его несколько раз в живот. Пока раненый бандит катался по земле, истекая кровью, Мери с ножом в руках бросилась в колодец. Второй бандит знал, что этот колодец был очень глубоким, поэтому он только посмотрел вниз, и не увидев ничего, кроме темноты, решил, что Мери погибла. Он не стал даже опускать в колодец ведро, чтобы набрать воду. Да и кому захочется теперь набирать воду из колодца, в котором лежит труп? Он повёз в город своего раненого товарища, чтобы показать его врачу, тому самому, у которого они похитили дочь. Но раненый бандит умер, так и не добравшись до города. Его товарищ закопал его труп под деревом недалеко от дороги и уехал, решив более не показываться в этих местах. Но спустя несколько лет его труп нашли прикованным возле этого самого колодца. На его руках были те же самые оковы, которыми были когда то скованны руки той девушки, а его член был отрезан ножом и засунут ему в глотку. Никто не знает, каким ветром занесло этого парня обратно в это жуткое место, или призрак Мери Джейн сам сумел его отыскать и привести сюда на свою погибель, но с тех самых пор любой мужчина, который осмелится заночевать в этих развалинах, проснётся с перерезанным горлом. Призрак Кровавой Мери Джейн вылезет ночью из колодца с огромным острым ножом в руках! Её руки освободились от оков, и теперь она может убивать любого, кого только встретит! Но её ноги всё ещё скованны короткой ржавой цепью. Поэтому, если ты проснёшься от лязга цепи, то ещё сможешь убежать, и она тебя не сможет догнать! Это единственный шанс уйти живым с этого проклятого места!
- Отличная история!  Ни разу не слышал ничего подобного!
С явным чувством удовлетворения произнёс Грег Хоррор, выключая свой диктофон и расплачиваясь за очередную, четвёртую или уже пятую порцию виски, выпитую его собеседником за то время, что он потратил на повествование этой истории. Оставив деньги на стойке, Грег попытался подняться и слезть с высокого барного стула, но огромная волосатая рука его собеседника накрыла сверху холёное запястье его левой руки с часами «Rollicks» в позолоченном корпусе.
- Вы уже собираетесь уходить, сэр?
Спросил он его.
- Да, мне пора двигаться дальше в поисках новых историй!
Ответил ему Грег, уже явно начиная терять интерес к своему прежнему собеседнику.
- И Вы уже знаете, куда отправитесь дальше?
- Я пока ещё не решил. Или Вы хотите рассказать мне ещё одну «очень страшную» историю?
- Нет, сэр! Других страшных историй в этих краях вы едва ли найдёте. Но если Вы купите для меня вон ту большую бутылку «Белой лошади», то я помогу найти то место, где находится этот самый проклятый колодец. Разве не такие мета Вы ищете?
Грег Хоррор был человеком далеко не легковерным. Поэтому он был не склонен принимать всерьёз слова этого странноватого человека.
- Вы хотите сказать, что это место действительно существует, и что вся эта история произошла в реальности?
Недоверчиво переспросил он.
- Вы сами сможете убедиться в этом, если конечно захотите. Эти развалины находятся примерно милях в 30 отсюда. Но самостоятельно отыскать их едва ли получится. Поэтому лучше обратитесь к шерифу ближайшего городка, он хорошо знает это место, и эту историю тоже. Поговорите с ним, он гораздо более интересный собеседник, чем я!
Грег Хоррор снова достал свой бумажник, вытащил из него несколько купюр и положил на барную стойку.
- Большую бутылку «Белой лошади» для этого джентльмена! Но только проследите, чтобы он сильно не переусердствовал и не остался ночевать здесь!
Обратился он к бармену. Тот лишь утвердительно кивнул головой в ответ.
- Большое Вам спасибо, сэр! И да хранит Господь наш вашу душу, если вы действительно решитесь посетить это проклятое место!
Проводил эти словами его странноватый собеседник, когда Грег направился к выходу. Его оператор, и по совместительству, шофёр, Марк, уже дожидался его в машине. Поскольку он почти всё время проводил либо за рулём их студийного фургона, либо с камерой в руках, то задерживаться за барной стойкой было для него бессмысленно. Он не слышал конца разговора, поэтому обратился к Грегу с привычной фразой:
- Куда едем дальше, босс?
- Тут в милях тридцати от трассы есть один интересный городишко. Если доедем туда за двадцать минут, то ещё успеем поговорить с местным шерифом.
- Тридцать миль за двадцать минут для меня не проблема! А что, этот шериф знает ещё какую то интересную историю?
- Нет, я надеюсь услышать от него продолжение этой!
- Разве Ваш собутыльник уже не рассказал вам эту историю полностью, или я что то существенное пропустил, потому что вышел из бара раньше вас?
-Ты ничего существенного не пропустил, Марк. Но я чувствую, что этот забулдыга мне сознательно что то недоговаривал. А вот что именно, мы скоро узнаем вместе, если конечно успеем застать местного шерифа в его офисе.
Хотя дорога заняла значительно больше времени, чем изначально запланированные 20 минут, шериф всё ещё ждал их в своём офисе.
Офис шерифа выглядел так, как будто это была декорация из голливудского вестерна. Если бы не монитор и клавиатура компьютера на дубовом столе, телефон и рация на стоящей рядом со столом тумбой, то всю остальную обстановку этого небольшого помещения можно было бы смело датировать серединой XIX века. Сам же хозяин этого места выглядел вполне современно. Чистая наглаженная униформа сидела на нём, как влитая, сам он тоже не выглядел усталым человеком, хотя был уже самый конец дня. На вид ему было лет гораздо более пятидесяти, но крепкий, подтянутый, с короткой стрижкой уже почти полностью седых волос. Он производил впечатление армейского офицера, который вышел в отставку, но не смог жить без службы, поэтому решил продолжить её в новом качестве. Грег Хоррор был опытным журналистом и редко ошибался в подобных вещах. Но в ходе предстоящей беседы он решил всё же проверить правильность своих предположений.
Шериф встал со своего места за огромным дубовым столом и приветливо протянул ему руку:
- Джон Браун, шериф этого города. Чем я могу быть Вам полезен?
Подобная любезность, проявленная полицейским к представителям прессы, особенно телевизионщикам, была непривычна для видавшего виды Грега, и это ещё более подтверждало его предположение, что перед ни скорее армейский офицер, чем офицер полиции.
- Что же, с таким будет легче выстраивать диалог. Армейские офицеры более откровенны и прямолинейны. У них меньше опыта и изворотливости при ответах на «неудобные» вопросы.
Подумал он про себя. Пожав протянутую руку шерифа он тоже представился:
- Грег Хорор, телевизионный журналист, ведущий авторской программы «Загадочные явления и мистические места Калифорнии». Возможно, Вы могли видеть одну из моих программ по кабельному телевидению.
- К сожалению, в наших краях как то не очень с кабельным телевидением. Здесь осталось очень мало людей, расстояния между домами очень большие, поэтому ни одна кабельная компания так и не решилась взяться за дело, слишком не выгодно. Многие ставят себе спутниковые антенны, но я не из их числа. Но так что же привело доблестных представителей телевидения в наше дикое и глухое место?
- Одна очень интересная история, которая весьма соответствует тематике моей программы. Это местная легенда про колодец Кровавой Мери. Вы когда ни будь слышали об этом?
После этих слов Грега шериф молча сел на своё место, жестом руки показав посетителям на приготовленные для них мягкие стулья, и лишь спустя пару минут напряженного молчания начал отвечать на заданный Грегом вопрос:
- Никогда бы и не подумал, что об этой истории почти столетней давности вспомнят сейчас, и уж тем более, что она дойдёт до самого Лос-Анжелеса. Но смею Вас заверить, в этой старой истории нет ничего из того, что Вы хотите найти. В ней нет ни мистики, ни иных парранормальных явлений, только обычные вечные людские грехи – похоть и жадность.
Но всё же мы были бы очень Вам признательны, если эту историю рассказали именно Вы. Нашим телезрителям очень нравятся такие истории. Тем более, из уст самого шерифа она будет звучать особенно убедительно. Разумеется, если Вы разрешите вести съёмку.
Грег чувствовал, что шериф уже почти готов к тому, чтобы начать своё повествование, и это предчувствие его не подвело. Просидев несколько минут молча в своём кресле, он наконец выдал:
- Ладно, я согласен! Не зря же вы ехали в такую даль, чтобы просто так вернуться. Тащите сюда своё оборудование, а я пока заварю для нас кофе и принесу кое какие материалы по этому старому делу. Городок здесь маленький, помощника у меня нет, поэтому всё приходиться делать самому, и кофе заваривать, и в архиве копаться!
Грег и Марк встали одновременно, как по команде, и быстро, почти бегом направились к своему фургону. Это выглядело так, как будто они боялись, что если они будут возиться со своим оборудованием слишком долго, то шериф может передумать. Но получилось скорее наоборот. Марк уже успел не только установить свою камеру на штатив, но ещё и выставить освещение с помощью переносных софитов, а шерифа всё ещё не было видно. Наконец он появился в дверном проёме с большим и тяжелым ящиком в руках и с грохотом опустил его на свой дубовый стол. Хотя шериф и не производил впечатление слабого человека, но чувствовалось, что донести этот ящик ему стоило не малых усилий. Он был сделан из цельных дубовых досок, окованных железом по всем углам. Закрывался он на большой внутренний замок.
- Когда то в этом ящике хранили оружие. Все, кто приезжал в этот город были обязаны сдать своё оружие шерифу, и лишь перед тем, как его покинуть, получали его обратно. В городе носить оружие имели право только сам шериф и его помощники. После того, как носить при себе револьверы вышло из моды, этот ящик стали использовать для хранения документов. В нём собрано всё, что имеет отношение к этому делу.
Ответил шериф на их вопросительные взгляды.
- Сейчас я принесу кофе, а вы пока устраивайтесь поудобнее, разговор будет долгим.
Он открыл ящик и начал выкладывать на стол его содержимое: старые ржавые железные оковы, папки с пожелтевшими бумагами и фотографиями, полуистлевший кожаный саквояж с медицинскими инструментами, пожелтевший бумажный конверт, в котором лежал старинный хирургический нож со следами чёрной запекшейся крови.
- Вот эти самые оковы были на руках Эзры Голдсмита, когда его нашли прикованным к каменному столбу возле этого самого колодца.
Пояснил шериф, отодвигая в сторону ржавые кандалы, чтобы освободить место на столе, для того, чтобы разложить бумаги.
- Это правда, что ему отрезали член и засунули в его же глотку?
Задал свой первый вопрос Грег, убедившись, что камера уже включена на запись.
- Да, именно так и было. Вот заключение врача, который осматривал его тело. Ему не просто отрезали член, но потом ещё и зашили это место, чтобы он не умер раньше времени от потери крови. Ещё ему зашили рот, чтобы он не смог его выплюнуть. Тот, кто это сделал, очень хотел, чтобы смерть наступила как можно медленнее. Но в этом он явно перестарался. Парень просто подавился собственным членом, поэтому его мученья длились относительно недолго.
Такого откровенного и шокирующего начала беседы не ожидал даже сам Грег. Но он был профессионалом и мастером своего дела, поэтому умел быстро и правильно находить нужные вопросы, необходимые для раскрытия темы сюжета.
- Это сделал с ним мстительный призрак Мери Джейн, которую он изнасиловал?
По мнению Грега этот вопрос должен был шокировать его собеседника, но вопреки ожиданиям нужного эффекта на шерифа он не произвёл. Тот невозмутимо ответил:
- Я ведь ещё в самом начале нашей встречи сказал, что в этой истории нет никаких призраков и прочей мистической чепухи. Всё, что было совершено, было сделано руками вполне конкретных живых людей, и все их имена есть в материалах этого дела. Сейчас я разложу бумаги в нужном порядке, и Вы получите исчерпывающие ответы на все интересующие вас вопросы.
По поведению шерифа чувствовалось, что он был из тех людей, которые не просто любят порядок во всех делах, но ещё и умеют сами же его наводить. За считанные минуты лежащие на столе документы были разложены по стопкам в нужной последовательности, и он приступил к своему рассказу:
- Формально это дело было заведено 23 мая 1886 года, после того, как в наш город вернулась лошадь, в седле которой находился помощник шерифа Сэм Бартон. Парень был без сознания. Перед этим он сам привязал себя к седлу, чтобы не упасть на землю. В его правом боку было семь глубоких ножевых ран. В это время в городе не было ни одного врача, да даже если бы они и были, работы для них по сути, уже не было. Ему уже был нужен не врач, а священник. Тот к счастью, был на месте, поэтому прибыл незамедлительно. Сэма принесли сюда и положили вот на этом старом деревянном топчане.
Шериф показал рукой на дубовый топчан, стоящий в противоположном углу комнаты и продолжил:
- Священник и шериф терпеливо ждали, когда парень придёт в сознание, чтобы поговорить с ним. Священник всё время читал свои молитвы. Ему было по сути, всё равно, скажет ли что либо бедняга Сэм перед своей кончиной, или молча умрёт, так и не приходя в сознание. Но шерифу нужно было обязательно узнать, кто осмелился поднять руку на его помощника, поэтому он решил привести его в чувство. Поскольку давать воду человеку с развороченными внутренностями в животе было равносильно тому, чтобы добить его окончательно, он решил дать Сэму несколько глотков виски. Это быстро возымело действие. Шериф ждал ответа всего лишь на один вопрос – назови имя того, кто это с тобой сделал? Но вместо этого Сэм произнёс: «Я сам во всём виноват, и нет мне более прощения!». Тогда подошел священник и произнёс свою дежурную фразу: «Покайся во всех грехах, которые ты совершил!». Сэм ответил ему: «Я вместе с Эзрой Голдсмитом изнасиловал и убил Мери Дженкинс, которую знал и любил с самого детства. Она лежит в развалинах заброшенной католической миссии. Мне нет больше прощения, я буду гореть в аду». Это были его последние слова. Выпитое виски привело его в чувство, но ускорило его смерть.
Шериф сделал небольшую паузу, чтобы отпить немного кофе из своей чашки. Грег и Марк последовали его примеру. Но попивая кофе, Грег уже готовил следующий «неудобный» вопрос.
- Получается, что перед самой своей смертью помощник шерифа Сэм Бартон признался в том, что был заодно с бандитом Эзрой Голдсмитом при совершении этого преступления?
Шериф лишь невесело усмехнулся, прежде чем ответить ему:
- Эзра Голдсмит никогда не был бандитом. Он был сыном местного лавочника Абрахама Голдсмита. Они были соседями. Дома доктора Дженкинса, бакалейная лавка Голдсмита и дом Бартонов стояли невдалеке друг от друга. Они вместе росли, все трое, но друзьями никогда не были, просто хорошие соседи. Отец Бартона был плотником. Однажды он уехал на заработки и больше уже не вернулся в этот город. Что с ним стало после этого, не знает никто. Он не успел обучить сына основам своего ремесла, но Сэм был парень рослый и смышлёный, поэтому шериф взял его себе в помощники.
Шериф Джон Браун положил на стол перед Грегом старую пожелтевшую фотографию.
- Вот этот увалень слева и есть Эзра Голдсмит. Здесь ему 16 лет. А эта босоногая девочка в коротком платье – Мери Дженкинс, единственная дочь доктора Дженкенса. Ей тогда было всего 14 лет. Такая же красавица, как и её мать. А вот этот рослый парень справа – Сэм Бартон. Ему уже 17, но он всегда выглядел гораздо старше своих лет. В те годы редко фотографировались, так что удивительно, что сохранилось хотя бы это.
Грег взял со стола фотографию и стал внимательно её рассматривать. Изображенную на ней девушку едва ли можно было с первого взгляда назвать красивой в современном понимании этого слова. Длинные худые ноги подчёркивали то, что из одетого на ней платья она давно уже выросла, а слегка растопыренные пальцы босых ног явно указывали на то, что она редко носила обувь. Но очертание и форма пальцев и самих ступней было почти идеальным и чем то напомнило Грегу героинь античных мифов, как будто сошедших с картин Эвелин де Морган. Грег вдруг поймал себя на мысли, что в изображенной на этом старом снимке девушке его почему то заинтересовали лишь её босые ноги, а всё остальное – её лицо, волосы, руки, фигура, как будто бы оставались за кадром. Он передал фотографию Марку, чтобы тот переснял её своим цифровым фотоаппаратом, даже толком не рассмотрев лиц стоящих рядом с нею парней. На вид это были самые обычные парни, ничто в их внешности не указывало на то, что они повзрослев, станут насильниками и убийцами.
Шериф Браун положил на стол ещё две фотографии.
- Эти снимки были сделаны за несколько дней до тех ужасных событий. Это снимок на память.

Отец Мери доктор Дженкинс умер примерно за месяц до этого дня, когда была сделана фотография. После его похорон Мери осталась совсем одна. Её мать умерла, когда Мери не было ещё и 13 лет. Бедной девочке пришлось во всём её заменить, вести хозяйство, помогать отцу, и при этом ещё и ходить в школу. Доктор Дженкинс так и не женился во второй раз. Но это в то время было и не удивительно. Женщин тогда в наших краях было немного, а порядочных женщин, которых можно было брать в жены, и того меньше. После смерти жены он стал сильно пить, поэтому Мери пришлось выполнять даже часть его работы – приготавливать лекарства, менять повязки, даже самостоятельно делать кровопускания. В те времена это было едва ли не самое распространённое средство от многих болезней, поэтому эта процедура была одной из самых востребованных. Поскольку доктор Дженкинс был единственным врачом на всю округу, ему приходилось часто уезжать к пациентам, и его не всегда можно было застать на месте. Поэтому если кому либо нужно было сделать кровопускание, посылали сразу за ней, не дожидаясь самого доктора. Так что к своим 16 годам она уже получила в округе прозвище – Кровавая Мери. Так что это прозвище она получила задолго до того, как её стали считать призраком, вылезающим из колодца. Но обычно её называли просто Мери Джейн. Джейн – это укороченный вариант её фамилии. Длинных труднопроизносимых имён и фамилий в этих краях не любят. Она не умела сама ездить верхом на лошади, только управлять повозкой. А в повозке по здешним местам можно проехать далеко не везде. Если за ней приезжали верхом, то обычно сажали впереди седла. Она всегда садилась так, что обе её ночи оставались с левой стороны, своей правой рукой она держалась за холку лошади, а левой держала свой докторский саквояж. Ездить на лошади таким способом очень опасно, но она ни разу не упала на землю. Вот на этом снимке, сделанном для местной газеты, хорошо видно, как это выглядело:
Мери Джейн на одной лошади вместе с помощником шерифа Сэмом Бартоном прибыли разобраться и оказать помощь пострадавшим после драки с поножовщиной в местном трактире. Своего рода служба 911 конца XIX века. Но репортёр местной газеты как всегда оказался первым на месте событий. Пресса даже в те времена была более проворной, чем полиция и скорая помощь.
Грег Хоррор даже не стал задумываться над тем, была ли это намеренная колкость шерифа, направленная в его адрес, или он просто выразил своё мнение по этому поводу. Он в это время внимательно рассматривал старый газетный снимок. В ракурсе, захваченном в кадр фотографом, сидящая впереди седла Мери почти полностью закрывала собой Сэма Бартона. Она держалась правой рукой за гриву лошади, а левой рукой придерживала небольшой кожаный саквояж, лежавший у неё на коленях. Клетчатая юбка закрывала чуть ниже колен её стройные и очень привлекательные босые ноги. Грег снова поймал себя на мысли, что из всей внешности этой девушки он снова сосредоточил всё своё внимание именно на её босых ногах, тогда как все остальные черты её внешности как будто просто начали растворяться на их фоне. Раньше он не замечал за собой пристрастия именно к этой, далеко не самой интимной части женского тела. Но в этот раз всё происходило совсем по другому. Это больше походило на наваждение. Ему не было рационального объяснения. Грегу приходилось усилием воли переключать своё внимание на другие детали этого снимка, но взгляд всё равно через некоторое время останавливался на слегка раздвинутых пальцах ног этой девушки.
Если сопоставить даты, то на этом снимке Мери было всего 17 лет, но выглядела она значительно старше своего возраста. Красавицей её тоже трудно было назвать, хотя явных изъянов в чертах её лица тоже не было заметно. По достоинству оценить её красоту мешала какая то общая неухоженность всего облика. Её длинные прямые волосы никогда не знали ничего, кроме гребня. Ни ножницы, ни щипцы парикмахера к ним явно не прикасались уже очень давно. Одежда сидела на ней явно не по фигуре. И клетчатая юбка, и кружевная белая блузка скорее всего достались ей по наследству от матери, которая имела совсем иные пропорции своей фигуры. Лишь лёгкая соломенная шляпка на её голове немного оживляла общую не очень радостную картину. Возможно, лишь она одна была самой новой из всего её туалета, и единственной вещью, купленной специально для неё. Но именно шляпка на голове создавала дополнительный контраст с отсутствием обуви на её ногах. Внимание Грега снова сосредоточилось именно на них. Но на этот раз его больше заинтересовали железные браслеты и цепи кандалов, свисавших с седла рядом с её левой ногой как раз на уровне щиколотки. Они как будто сами просили о том, чтобы их одели на ноги девушки.
Стараясь как можно быстрее избавиться от очередного наползающего наваждения Грег протянул снимок своему оператору.
- Очень интересная фотография. Постарайся переснять её по подробнее.
Обратился он к Марку.
- И что же Вас так заинтересовало в этом снимке? Вы так долго его рассматривали?
Поинтересовался шериф Браун. Не желая сразу раскрывать истинных причин своей заинтересованности, Грег уклончиво ответил:
- Очень многое.
Но понимая, что подобным способом он не сможет удовлетворить собственное любопытство, о решил подойти к основному вопросу издалека. Как только Марк закончил свою работу, он протянул снимок шерифу и стал указывать карандашом на отдельные его элементы:
- Скажите пожалуйста, это те самые кандалы, которые лежат сейчас на столе?
- Да, это они самые. Вы очень наблюдательны, сэр, из вас мог получиться неплохой полицейский!
- В профессии журналиста наблюдательность тоже не лишнее качество. Также, как и умение задавать нужные вопросы. В этих вещах наши профессии схожи.
- В Вашем умении задавать «нужные» я уже лично удостоверился. Так что не стесняйтесь их задавать. Надеюсь, я смогу удовлетворить и вашу любознательность. Каков ваш следующий вопрос?
- Если я правильно понимаю, это тот же самый саквояж, который на снимке лежит на коленях у Мэри?
- Да. Вы совершенно правы, это тот самый саквояж.
Ответил шериф.
- А где его обнаружили?
- В развалинах той самой католической миссии, только несколько лет спустя.
- Разве это было не в тот день, когда умер Сэм Бартон?
- Нет. Сразу после его смерти шериф и священник отправились туда и всё осмотрели, но ничего не нашли. Единственное, что подтверждало слова Сэма, это был кровавый след босой женской ноги на каменной ступени возле колодца и кровавый отпечаток ладони на краю его каменного обрамления. Это выглядело так, как будто она наступила в лужу крови, а потом подошла к колодцу и возможно, упала в него. Но всё это были лишь предположения. Сказать правду мог лишь один человек – третий участник этих событий, Эзра Голдсмит. Но он бесследно исчез вместе со своим фургоном, на котором он должен был привезти доставленный для лавки его отца товар с железнодорожной станции и породистым жеребцом – тяжеловозом по кличке Хунт, которого обычно запрягали в этот фургон.
- А труп несчастной Мери подняли со дна этого колодца, или он до сих пор лежит там?
- Это очень глубокий и узкий колодец, поэтому искать желающих спуститься вниз и проверить это было бесполезно. Тем более, и шериф, и священник решили, что для этого нет достаточных оснований.
Разве признание самого Сэма Бартона, сделанное им перед смертью, не было достаточным основанием?
Дело в том, что после смерти отца Мери оба они сватались к ней, но оба получили от неё отказ. Она твёрдо решила уехать из города, чтобы учиться на врача. Но она обещала вернуться после этого в город и продолжить практику своего отца. Она просила Сэма присмотреть за её домом дать окончательный ответ на его предложение после завершения учёбы. Ему она оставила надежду, этот парень ей нравился. А вот, Эзра Голдсмит - нет. Ему она отказала сразу и окончательно. За три дня до этих событий они втроём отправились на железнодорожную станцию. Эзра Голдсмит ехал, чтобы забрать товар, заказанный для лавки своего отца, Мери Дженкинс должна была сесть на поезд и уехать во Фриско, а Сэм Бартон просто хотел её проводить. С тех пор ни Эзра, ни Мери больше не появились в нашем городе. Шериф предположил, что между Сэмом и Эзрой произошла ссора из-за того, кому из них после своего возвращения должна достаться Мери, и Эзра нанёс удары ножом Сэму, после чего похитил Мэри вместе с её деньгами и деньгами своего отца, либо убил её и спрятал тело. Но всё это были лишь предположения. Отец Эзры был уважаемым в городе человеком и не хотел терять свою репутацию, особенно когда для этого ещё не было достаточных оснований. Поэтому он предложил шерифу совсем иную версию событий. Так и родилась легенда о том, что на них напали бандиты, убили Сэма Бартона, изнасиловали Мери Джейн, после чего она сама бросилась в тот колодец. Судьба же самого Эзры по той версии оставалась неизвестной, что давало основания для того, чтобы его поиски официально не прекращались. Эта версия тогда устраивала всех. Сэма Бартона похоронили, как героя, и никому даже в голову не приходило связывать его имя, также, как и имя Эзры с гибелью, точнее, с исчезновением Мери Джейн. Но а на тот случай, если бы Эзра всё же объявился в этом городе, наверняка уже была заготовлена легенда, которая бы его оправдала. Отец Эзры был человеком не глупым, поэтому хорошо понимал, что его сын едва ли появиться в этих местах по своей воле. Поэтому он нанял частного детектива из Фриско, чтобы вернуть его любой ценой, ведь это был его единственный наследник. Хотя в те времена самого понятия «частный детектив» ещё не было. Это просто был ушлый парень с опытом решения «скользких» проблем за хорошие деньги. Брал он не мало, но и отрабатывал свой гонорар на все сто процентов. Через четыре года после этих событий он всё же разыскал Эзру в Бостоне, исколесив перед этим по его следу едва ли не всё Западное Побережье. Но как только он его нашел, то надел на него наручники и поговорил, что называется, по душам. После этого разговора Эзра Голдсмит собственноручно написал признание. Вот этот документ, за который отец Эзры заплатил тогда 2000 долларов. В те времена это были очень большие деньги, целое состояние.
Шериф положил на стол перед Грегом два пожелтевших листа, исписанных неразборчивым неровным подчерком. По кривым строчкам и коряво написанным, к тому же, ещё и разной высоты буквам, чувствовалось, что написавший это человек сильно нервничал. Грег, отдав один из листов Марку, начал читать вслух другой:
- Я, Эзраил Голдсмит, добровольно признаюсь в том, что 21 мая 1886 года, изнасиловал и убил Мери Дженкинс. После этого я присвоил принадлежащие ей деньги и драгоценности, а также деньги моего отца и скрылся с ними. Я сделал это потому, что хотел ей отомстить за нанесённое мне оскорбление.
Грег оторвался от чтения, чтобы задать вопрос шерифу:
- Откуда у Мери Дженкинс взялись деньги и драгоценности? Ведь судя по этим фотографиям, она ведь всю жизнь ходила босиком и носила чужую одежду? Или её отец был настолько скуп, что жалел деньги даже на обувь и одежду для единственной дочери?
- Вы весьма наблюдательны, сэр! Но ваши выводы сделаны с точки зрения современного человека. А в те далёкие времена почти все женщины и дети в этих местах ходили босиком, и это не считалось чем то зазорным, или признаком бедности. Здесь каменистая пустыня, только горячий песок и раскалённые на солнце камни. По ним гораздо удобнее было ходить босиком, чем в женских туфлях на каблуках. Большинство женщин одевали их лишь раз в неделю, когда нужно было идти в церковь, или когда отправлялись за покупками в другие места. Да и самой обувью тогда тоже были проблемы. Больших обувных фабрик в те времена ещё не было, также, как и фабрик готовой одежды и магазинов, в которых можно было всё это купить. Всё это изготавливалось на заказ в небольших ателье и мастерских. В нашем городке тогда не было ни швейного ателье, ни мастерской сапожника. Чтобы заказать себе туфли или платье, нужно было доехать до железнодорожной станции, которая находится в 30 милях отсюда, потом сесть на поезд, доехать до ближайшего крупного города. Потом нужно было ещё и забрать уже готовый заказ. Позволить себе такую роскошь мог далеко не каждый. Поэтому к таким вещам относились очень бережно, передавали от старших детей младшим, от матери к дочери, и всё это было в порядке вещей.
Что же касается доктора Дженкинса, то он не был жадным человеком и любил свою дочь. Он был единственным врачом во всей округе, и никогда и никому не отказывал в своей помощи независимо от того, мог этот человек заплатить за его работу, или нет. Большинство здешних людей были не богаты. Но заплатить врачу за его работу было для них делом чести. Кто то отдавал свои последние деньги, кто то единственные золотые и серебренные украшения. Отец Мери всегда брал столько, сколько ему могли дать, и никогда не говорил, что этого недостаточно. За это его все уважали. После его смерти всё это осталось ей. Надеюсь, я полностью ответил на ваш вопрос?
- Да! Спасибо за краткий исторический экскурс.
Грег продолжил читать признание Эзры:
- За две недели до этого дня я предложил Мери Дженкинс выйти за меня замуж, потому что она нравилась мне с детства. Мне стоило больших усилий уговорить моего отца, чтобы он позволил мне это сделать. Но она сказала, что лучше умрёт, чем выйдет замуж за толстого трусливого жидёнка. Она всегда считала меня трусливым, потому что я не переношу вид крови. Эти её слова очень меня обидели, и я решил обязательно ей отомстить. Поскольку я знал, что она должна скоро уехать их города, то я сразу начал обдумывать план, как это сделать. Через два дня я поехал на станцию, чтобы забрать товар, заказанный отцом для нашего магазина. Вместе с этим товаром мне передали медикаменты, которые заказал доктор Дженкинс, когда был ещё жив. Я всегда доставлял его заказы, когда он просил меня об этом. Среди заказанных лекарств был лауданум. Я знал, как и для чего используется это средство, поэтому оставил один флакон себе. Всё остальное я доставил Мери. Она ничего не заметила, потому что доверяла мне. Когда мы с Сэмом поехали провожать Мери на станцию, я дождался удобного момента и дал ей свою флягу с водой, в которую был добавлен лауданум. Она выпила и через некоторое время потеряла сознание. Хотя я всё время старался быть рядом, она упала с лошади прежде, чем я успел её подхватить. Но мне это было только на руку. Я сумел убедить Сэма, что она упала в обморок от жары и сильно пострадала при падении с лошади, поэтому её срочно надо отнести в тень. Ближайшим местом, где эту тень можно было найти, были развалины испанской католической миссии. Там сохранился один подвал, в котором даже в жару было прохладно. Мы с Сэмом отнесли Мери туда. Я делал вид, что пытаюсь привести её в чувство и дал ей выпить ещё воды из своей фляги, смешанной с лауданумом. После этого она окончательно отключилась. Я убедил Сэма, что дело совсем плохо, и мы не сможем везти её дальше на лошади. Для этого понадобиться фургон. Я предложил ему поехать на станцию и взять там мой фургон, который стоял там в ожидании товара. Для этого я предложил ему своего жеребца, потому что его лошадь не была достаточно сильной для того, чтобы запрячь её в фургон. Когда он спросил, почему я сам не хочу ехать за своим же фургоном, то я ответил, что не умею ездить достаточно быстро для того, чтобы добраться до станции и вернуться обратно до наступления темноты. Он поверил в это, потому, что это была правда. Он ускакал на моём жеребце, оставив мне свою лошадь. После того, как Сэм скрылся из виду, я мог делать с Мери всё, о чём я так давно мечтал. Я взял оковы, которые висели на седле лошади Сэма и спустился в подвал. Я снял с неё обувь и одел оковы на её ноги, чтобы она не смогла убежать, если очнётся раньше времени. Потом я решил сковать ей руки, чтобы она не смогла сопротивляться, когда придёт в себя. Но браслеты оков оказались слишком велики для её тонких запястий. Тогда я одел их немного выше локтей, сковав ей руки за спиной. После этого я наконец, расстегнул все пуговицы на блузке и впервые прикоснулся к её упругой груди. Я столько лет мечтал об этом, что даже кончил в этот момент, так ничего с ней больше не сделав. Но мне было некуда спешить, до возвращения Сэма оставалось ещё много времени.
На этом первый листок признания Эзры заканчивался. Грег протянул его Марку для фотографирования, забрав у него следующий, уже отснятый лист. Грег продолжил чтение:
- Мне уже доводилось иметь дело с платными женщинами, поэтому я знал, что и как должно происходить. Но каждый раз, когда у меня было ЭТО с ними, я представлял, что ЭТО происходит между мной и Мери. Но хотя я очень давно мечтал об ЭТОМ, но на деле всё пошло не так. Я пытался проникнуть в неё, но не смог. У неё пошла кровь из этого места, а мне всегда становилось дурно не только от вида, но даже от запаха крови. В подвале было темно, и я не видел крови, но я почувствовал её запах и ощутил её теплоту. Меня начало тошнить, и я выбежал наружу. Когда я увидел, что мой член весь испачкан кровью, у меня началась рвота. Она не прекращалась до тех пор, пока я не смыл с него всю кровь. Для этого я использовал воду из своей фляги. Потом я сделал несколько глотков воды из неё, совершенно забыв, что в неё был добавлен лауданум. Мне стало совсем плохо, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, уже начинало темнеть. Я должен был торопиться, чтобы успеть снять оковы с Мери и привести её в порядок прежде, чем она очнётся и до того, как вернётся Сэм. Но в вещах Сэма, которые остались привязанными к седлу его лошади, не было ключей от оков. Я только напрасно потерял время. Нужно было срочно что ни будь придумать, и я решил вернуться в подвал, чтобы дать Мери ещё воды с лауданумом прежде, чем она придёт в себя. Но она уже давно очнулась. Увидев меня с флягой в руках она закричала: «Так это ты, ублюдок, специально опоил меня, чтобы потом изнасиловать! Я всё расскажу Сэму, когда он вернётся, и он отрежет твой мерзкий член и засунет тебе в глотку!». Я схватил её за волосы и попытался насильно напоить из фляги, но она сумела укусить меня за руку до крови. Я отшвырнул её, она упала и ударилась головой о каменный пол подвала. Я увидел, что она больше не двигается, и вокруг её головы медленно растекается кровавая лужа. Я снова почувствовал запах крови и выбежал наружу. Меня тошнило и рвало до тех пор, пока не вернулся Сэм.
- А вас самого ещё не начало тошнить от таких признаний?
Не очень вежливо спроси шериф, воспользовавшись небольшой вынужденной паузой Грега, пока тот пытался разобрать очередное не очень разборчиво написанное место этого текста.

Отредактировано quaestor (2020-06-30 17:35:14)

Хочу предложить обсудить вот этот неоднозначный рассказ:
Модель
Полина Казакова
Автор глубоко признательная одному из читателей, чья просьба и чья идея легли в основу этого текста

Получив редакционное задание, я полезла в Интернет, почитать и посмотреть объект заданного очерка, потом списалась с ней, обменялись телефонами и договорились о встрече. На встречу она согласилась легко, от предложенного гонорара отказалась, поставив одно условие, о котором задумалась уже я. Но бесенок внутри меня подзудил-таки меня на авантюру, и я тоже согласилась, так что мы договорились к обоюдному удовольствию. Все же, признаться, я изрядно волновалась перед встречей с ней.
Договорились мы встретиться на автомобильной стоянке перед одним из самых больших парков в городе, и я ждала ее появления в машине. Был разгар жаркого летнего дня, самое городское пекло, а машинка у меня кондиционером не оборудована, и ожидание вовсе не доставляло удовольствия, сидя в раскаленном салоне, я изнывала от жары. Впрочем, опоздала она всего на несколько минут, и я с жадностью принялась ее разглядывать, когда я вылезла из салона, обменялись рукопожатиями и остановились возле машины.
Звали ее Света, на вид чуть постарше меня. Явная примесь восточной крови. Смуглая, матовая кожа, темные глаза, жесткие, вьющиеся темные волосы. Лицо скорее приятное, чем картинно-красивое, ладная, крепкая фигурка. Одета в легкий, обтягивающий бежевое платье с открытыми плечами, простое и практичное, на плече большая сумка, волосы по плечам, удерживаемые обручем. Но главное, конечно, не это. Она пришла босиком, то есть не держа босоножки или сандалии в руке, а просто босиком шла по городу, оставив обувь дома. Я опустила взгляд на ее ноги. Длинные, тонкие пальцы, темно-вишневый лак на ногтях, сильная голень и четко прорисованная лодыжка. Как положено, ноги достаточно грязные, запыленные – это точно. Каждую щиколотку обнимает браслет, от которого тянутся по две цепочке к колечкам на вторых пальцах ног. Не соврала, действительно ходит босиком, выглядит она вполне уверенной в себе, открытой и дружелюбной. Кивает мне:
- Пойдем?
Я хочу запереть машину, но она останавливает меня.
- Э, нет, журналист, мы так не договаривались. Разувайся. Гулять босиком, это значит вообще без обуви, - она улыбается, но глаза остаются твердыми и доброжелательными одновременно.
- Я разуюсь потом, - пытаюсь сопротивляться я.
- Сейчас. Сейчас, и сандалии твои ты оставишь в машине, - ее спокойная твердая доброжелательность подкупают, и я подчиняюсь.
Расстегиваю застежки сандалий, разуваюсь, забрасываю обувь в машину, достаю сумку и наконец щелкаю сигнализацией. Ощущения ошеломительные. И приятно, и неудобно, и немного стыдно, раскаленный асфальт немилосердно жжет подошвы, и я сразу думаю, сколько времени мне понадобится, чтобы привести ноги в порядок, когда наша прогулка закончится. Остро чувствую каждую выбоинку асфальта, его жар и каждый камешек под ногами и быстро учусь смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в пятна мазута, которыми изобилует парковка, и не наступить на что-нибудь острое. Света иронично-дружелюбно смотрит на меня.
- Надо же, не побоялась. Молодец. Быстро привыкнешь, это здорово на самом деле.
Фыркаю про себя, побоюсь, и сразу приободряюсь. Она смогла, смогу и я. Уже гораздо смелее иду за своей новой знакомой, придерживая сумку на плече и ловя на себе иногда заинтересованные, иногда осуждающие взгляды. Смотрю, как идет она. Смело, уверенно, легко, ни капельки не смущаясь серо-черных пяток, не смотря под ноги. Стараюсь идти также, игнорируя взгляды. Посетителей парка немного, всех разогнала дневная жара.
По ступенькам, миновав кованную ограду, спускаемся в сам парк. Света ведет меня еще ниже, на набережную, в тень раскинувших свои кроны деревьев. Там и раскаленная плитка не так жжет подошвы, и вообще возле воды легче. Достает из сумки какой-то крутой профессиональный фотоаппарат, снимает чехол.
- Поехали? – весело спрашивает она.
- И что мне делать? – немного глуповато отвечаю я.
А дальше посыпались команды профессионального фотографа. Ногу поставь сюда, крупный план, встань возле ограды набережной, улыбнись, согни колено, покажи пятку, смотри в камеру, улыбайся, так, теперь две наши ножки вместе, опять крупный план, молодец, хороший педикюр, просто пройдись, я найду нужный ракурс, и так до бесконечности… Позировать при такой жаре, на раскаленной плитке, под взглядами прохожих, удовольствие ниже среднего, но я терпела. Света фотографировала меня на траве, на асфальте, возле статуи, часто позировала вместе со мной, установив свой аппарат на маленькую раскладную треногу, пока я не взмолилась о пощаде.
- Блин, Светка, у меня кажется подошвы горят, и вообще, от жары голова разламывается.
- Да? Я привыкла уже босиком… А жара… Да, давит, - согласилась она. – Ладно, идем.
С облегчением вздыхаю. Мы идем в ближайший крытый киоск, в холодильнике приветливо маячат ледяная вода и мороженное, покупаем, причем она не дает мне расплатиться, «за счет заведения», улыбается моя фотограф. Продавец, девушка чуть младше нас, удивленно смотрит на наши босые, уже порядком грязные, ноги. Подходит стайка детей, и один малолетний мерзавец пребольно наступает мне на палец, но никаких следов раскаяния нет, радостно щебечет что-то о мороженном. Вздыхаю. Забрав воду и мороженное, Света тянет меня к большому фонтану, откуда веет блаженной прохладой, где ледяные брызги летят на окружающих, весело вопят дети, и вокруг него много людей. Здесь немного перевожу дух. Влюбленные парочки сидят, свесив ноги в воду, бегает малышня, девушки разного возраста фотографируются на фоне трехэтажного фонтана, сходящего уступом, держа в руках босоножки, здесь мы как бы в тему. Света, ничтоже сумнявшеся, садится на бортик фонтана, подальше от брызг и струй воды, прячет свой фотик, приглашающе хлопает рукой рядом и перекидывает ноги в воду. Сажусь рядом и следую ее примеру. Кайф! Разгоряченные ножки принимает холодная вода, и я с удовольствием полощу их в фонтане. Мы едим мороженное, пьем воду и болтаем. Собственно говоря, интервью не получилось. Она честно, без уловок, отвечала на заранее подготовленные вопросы, я что-то писала на телефон, что-то запоминала, но все сводилось к обычной болтовне. Она умна, образована, начина, получает второе высшее образование, но главное не это. Ее доброжелательность, теплота, внимание к моей жизни, перебивают строй интервью, и скорее, мы просто рассказываем друг другу о себе. Вот так, едя мороженное и запивая его ледяной водой. Мне с ней необычайно легко. Наконец, когда я чувствую, что ноги остыли, Света спрашивает:
- Поехали дальше?
И у меня сразу сохнет рот от волнения. Киваю. Светка славится на всю сеть не только тем, что ходит босиком.
Вылазим из фонтана, по длинной лестнице поднимаемся к выходу. Идти босиком уже не больно, а приятно, к нам два раза подходят парни с вопросами:
- Где можно встретить в нашем городе двух Куприновских Олесь?
- Девчонки, обувь потеряли?
Но мы только смеемся в ответ. Хотя мне внутри приятно, что меня сравнили с Олесей Куприна, и парень, который спросил, явно не идиот, но сегодня меня еще ждут приключения.
Машина раскалена, несмотря на то, что поставила я ее в тень. Открываем окна до упора, и я завожусь с пол-оборота, надо как можно быстрее приходить в движение. Света диктует адрес, обычный спальный район, недалеко, кстати от моего, и я лечу. Вожу я неплохо, и без приключений мы быстро добираемся до ее дома. Оставляю машину на стоянке, и мы, по-прежнему босиком идем в ее подъезд.
- Вот здесь аккуратнее, - предупреждает Светлана, когда я просто наслаждаюсь приятным холодом плитки под ногами, - окурки, бутылки, плевки, бр…
Осторожно глядя себе под ноги, входим в подъезд, вызываем лифт. Лифт чистый, пятый этаж. Она отпирает дверь квартиры, прямо напротив лифта. Однокомнатная, но с очень хорошим ремонтом, переделанная в студию, только один маленький коридорчик с туалетом и ванной. Пол в квартире откровенно грязный, неудивительно, если хозяйка в принципе отказывается обуваться. Минимум мебели, хотя комната небольшая, но кажется, что просторно. Главное, что бросается в глаза – большой диван, напротив него – компьютерный стол, на экране монитора моргает веб-камера, офисное кресло, и установленный рядом софит, который должен освещать все это. Светлана ведет меня мимо своей техники на кухню, которой собственно и нет, она совмещена с остальной комнатой, из холодильника достает бутылку мартини, из настенного шкафа два ассиметричных бокала.
- Не побоишься?
- Не побоюсь, - твердо говорю я, мне и самой очень хочется попробовать.
Она плещет в бокалы, один протягивает мне. Смотря друг другу в глаза, мы чокаемся и пьем, и в голове сразу приятный туман. Света роется где-то в шкафу в комнате, шкаф встроен в стену, и сразу в глаза не бросается. Я тем временем допиваю бокал, и сердце заходится в бешеном галопе, когда она возвращается ко мне с мотком толстой бельевой веревки в руках.
- Встань, повернись ко мне спиной, руки за спину, ладони сложи «лодочкой», - очень жестко командует она.
Я не очень люблю, когда со мной говорят таким тоном, но я подчиняюсь сейчас. Встаю, руки за спину, ладони касаются друг друга. И чувствую, как плотная, жесткая веревка плотно, туго обнимает запястья. Один виток, второй, третий, четвертый, вот веревка скользит между рук и туго затягивается. Шевелю запястьями, нет, не вырваться, связана я надежно.
- Пойдем, - под руку Светлана ведет меня к дивану, садит, включает софит и компьютер, я морщусь от яркого света, и она отводит его от моего лица.
В голове сумбур, и против своей воли, я чувствую, как нарастает возбуждение внутри живота, завожусь прямо на глазах.
Светлана надевает на голову тонкую гарнитуру с наушниками и микрофоном, садится рядом со мной в офисное кресло перед монитором и камерой и поворачивается к экрану. Глядя в камеру, она улыбается и говорит:
- Итак, друзья, сегодня моей моделью согласилась быть моя новая подруга. Мы успели уже пробежаться босиком по парку, подробный фотоотчет ищите на моей странице, и теперь давайте я задам несколько вопросов моей новой модели. – она поворачивается ко мне. – Юля, как тебе наши сегодняшние приключения?
- Очень необычно, - улыбаюсь я, - мне понравилось.
- Первый опыт?
- Да, босиком по городу я гуляла впервые.
- И бондаж тоже впервые?
- Да, связывают меня в первый раз.
- И как ощущения?
- Ты знаешь, я взволнована, - честно признаюсь я.
- Но вырываться и сопротивляться нет желания?
- Нет. – твердо говорю я. – Сопротивляться мне не хочется. Я добровольно согласилась на то, что ты меня свяжешь.
- Прекрасно, - удовлетворенно произносит Света и отворачивается от меня к экрану, - так как моя модель новенькая, сегодня я попробую стандартный бондаж. Ты согласна, Юля?
- Кажется, я все равно не смогу протестовать, - еще раз улыбаюсь я, демонстративно шевеля связанными за спиной руками.
- Тогда начнем, - Света опять поворачивается ко мне, встает, идет куда-то и возвращается с несколькими мотками толстой бельевой веревки.
Вновь усаживается в кресло передо мной, разворачивает меня боком и хлопает несколько раз ладонью по дивану перед собой.
- Ваши ножки, девушка, - и я ставлю перед ней плотно сдвинутые в коленях полусогнутые ноги на диван, оперевшись на связанные сзади руки.
Она быстро и сноровисто разматывает один из мотков веревки, складывает ее вдвое, и вот я чувствую, как одна, вторая петли крепко и туго обнимают мои лодыжки. Смотрю, как новые витки веревки ровно, один к одному, ложатся вокруг моих ног, чувствую, как туго они натянуты, наконец, Света просовывает один конец веревки между моих щиколоток и сильно стягивает веревочные петли, связывает концы веревки между собой. Против воли, я возбуждаюсь все больше и больше, так что даже дыхание начинает сбиваться. Она опускает мои стопы на пол, и также ловко и быстро связывает ноги над коленями и под ними, так что теперь я могу пошевелить только пальцами ног. Помогает мне развернуться к ней спиной на диване, и я чувствую, как мои локти под ее крепкими руками сходятся друг с другом, и их обнимает веревка. Все, связана я так, что совершенно беспомощна, даже ворочаться в своих путах не получается. Как финальный аккорд, Света осторожно укладывает меня на живот, сгибает мои ноги в коленях, и я ощущаю натяжение веревки, которой она привязывает мои щиколотки к связанным рукам.
- Все в порядке? – спрашивает Света, закончив свою работу. Я киваю, говорить я могу с трудом, низ живота будто залит свинцом. – Тогда полежи, насладись своим пленом. – и опять поворачивается к монитору. – Моя модель связана, вы можете полюбоваться ей, у нас есть несколько минут для ответа на ваши вопросы.
То ли вопросы ей пишут, то ли звук идет только в ее наушники, но я слышать могу только ее ответы. Время от времени Света смотрит на меня, поправляет упавшие на глаза волосы, легонько поглаживает по плечам, связанным рукам, и от ее прикосновений я завожусь еще больше.
- Я уже отвечала на этот вопрос… Да, мне больше нравится, когда мои модели девушки. Они эмоциональнее, тоньше, быстрее открываются, их беззащитность острее чувствуется, я отдаю им свои эмоции, и получаю просто невозможную ответку… Нет, в последнее время я предпочитаю более жесткие методики связывания, шибари не только искусство связывания, но и один из способов пыток веревкой… Несколько моделей, нет, не пробовала, я люблю работать с одной моделью, так получается более тесный эмоциональный контакт… Конечно, я предпочитаю веревку, наручники бездушны, щелк-щелк-щелк, и все, ни я, ни модель не успеваем раскрыться…
Так продолжалось около получаса, пока, наконец, Света не поблагодарила всех и не выключила монитор. Я нетерпеливо ерзаю на диване, насколько позволяют мне мои путы. Заметив это, Света подсаживается ко мне.
- Туалет… Очень надо, - краснея, шепчу я.
- И почему сразу не сказала? – ворчит Светлана, развязывая мне ноги.
Чувствую, как по коже бегут тысячи иголочек, и она энергично массирует мои щиколотки и колени. Руки так и остаются связанными, и я вопросительно смотрю на нее, демонстративно показываю стянутые веревкой запястья.
- Еще не время, - она качает головой, - не бойся, я тебе помогу.
Помогает мне встать, под руку ведет в туалет, включает свет и открывает дверь. Санузел совмещенный, довольно просторный, она откидывает крышку унитаза. И ее руки ныряют под мое платье, бесцеремонно задирая его вверх, нашаривают трусики и стягивают их с меня. Переступаю ногами, выходя из белья, и Светка усаживает меня на унитаз, закрывает за собой дверь. Я с невероятным облегчением журчу, потом она аккуратно промокает меня и опять ведет в комнату, снова усаживает на диван. Возвращается с бокалами мартини, бережно поит меня.
- Это поможет расслабиться… - сама тоже прихлебывает из своего бокала, опускается передо мной на колени, ласково проводит пальцами по моей ноге, второй, и я начинаю дрожать.
- Опять свяжешь меня?
- Наверно… Когда ты связана, ты просто источник энергии, эмоции так и плещут…
В ее руках змеится веревка, и я ощущаю, как Света скрещивает мои ноги в щиколотках, и вот опять я связана по рукам и ногам, только на этот раз лодыжки скрещены, и колени волей-неволей приходится развести. Но Света не спешит вставать. Ее руки все так же ласково и настойчиво продолжают скользить по моим ногам, ласкают связанные щиколотки, стопы, пальцы, голени, поднимаются выше, к бедрам, и я уже не могу сдержать стон. Тогда она решительно задирает мое платье, и ее пальцы проникают в меня, и я уже мокрая, и просто извиваюсь от ее ласк. Ее губы оказываются близко-близко от моего лица, мы целуемся, ее язык упорно и нежно исследует мой рот, а руки не останавливаются, продолжают ласкать меня изнутри, пока я не взрываюсь огненным шаром оргазма. Перед глазами круги, Света ласково гладит меня по щеке.
- Я весь день представляла тебя связанной, в моей власти, - шепчет она, еще раз целуя меня, - тебе понравилось, Юлька?
Вместо ответа я тянусь к ее губам.
- Конечно… Ты просто открыла для меня новый мир…
- Придешь еще?
- Да… Спасибо тебе.
- Это тебе спасибо, дурочка. Ты очень чувствительная девчонка, я редко таких встречала… А теперь я все же развяжу тебя. Не спорь, мне лучше знать…
На прощанье, в дверях, мы еще раз целуемся. Спускаясь вниз, я рассматривала красные следы от веревок на запястьях. Но совершенно не жалела об этом.
- Ну ты даешь, Иванова, - иронично-восхищенно протянул главный редактор, читая мой материал с многочисленными фотографиями, которыми меня щедро снабдила Светлана, - не побоялась позировать. Она же не вполне нормальная.
- Да? А мне так даже понравилось, - хмыкнула я, - интересный жизненный опыт.
- Я бы советовал твой материал разбить на два – «Один мой день с известным блогером» и «Как я была бондаж-моделью». Видишь, даже названия уже придумал. Дарю.
- Хорошо, - покорно кивнула я, - рубрику об этом не хотите сделать?
- Посмотрим, - улыбнулся он, - а это тебе. Премия за смелость и преданность профессии. – передо мной легли несколько крупных купюр, моя зарплата за несколько месяцев.
- Спасибо… - я встала и направилась к выходу.
- Эге, - многозначительно протянул шеф, когда я остановилась возле двери.
- Ага, - кивнула я, посмотрев на свои босые ноги, потом на него и улыбнулась, - иногда подражаю героине моих материалов.

© Copyright: Полина Казакова, 2017

Отрывки из моего опубликованного в Интернете рассказа о современной амазонке:

"За три четверти часа резвой ходьбы она достигла ледника. Остановившись, стащила кеды, сняла носки и засунула их в рюкзак. Сражаться надлежало непременно босиком — так устанавливалась связь с Защитниками, элементалами земли. На альпийском глетчере без этой практики Песчаных Змей можно было бы прекрасно обойтись."

"Второй тоже спрыгнул, и Ксения вскочила и, изо всех сил выбросив ногу, лягнула пяткой Краго в бок. Вампир отшатнулся, больше от неожиданности, чем от боли, а Ксения скользнула на босых стопах, как фигуристка на коньках, по льду, кувырнулась и подобрала кинжал."

Тема "Босоногие и вера" и особенно фотка одной знакомой вдохновили меня написать этот рассказ. Планирую дописать концовку и делаю потихоньку 3D иллюстрацию как должна выглядеть главная героиня, после прохождения всех этапов её инициации в воображаемой секте Сестёр Солнца. Можете смело предлагать свои идеи здесь или в личку как по поводу продолжения, так и самой иллюстрации.

Кристина М. имела в Норвегии счастливую и обеспеченную жизнь. Но она продлилась не долго. У неё не было постоянной работы и ей становилось все труднее оплачивать жильё и дорогую жизнь там. Подработка фотографом и инструктором йоги, не могли обеспечить ей стабильный доход, а за жильё приходилось выплачивать каждый месяц солидную сумму. И вот однажды она наткнулась в сети на весьма заманчивое предложение.

Ей предложили за хорошие деньги съездить в одну экзотическую страну и там провести фото съёмку местных достопримечательностей. Она с радостью согласилась, не подозревая чем это для неё обернётся. Поначалу всё было прекрасно, она жила в дорогом отеле, где проживание ей компенсировали и щедро платили за прекрасные фото. И когда она уже начала собираться в Норвегию, её попросили перед отъездом сделать снимки храма местной религиозной общины, где съёмка строжайше была запрещена, тем более иностранцам, без специального разрешения от местных властей, а незамужним женщинам из других стран разрешено посещать его исключительно босиком, с благословения лидеров этой общины. 

Кристина конечно не знала об этом и когда она уже заканчивала снимать, к ней вдруг подошли местные жители у которых возникло к ней много вопросов. Ей пришлось всё честно им рассказать и ей объяснили, что съёмка религиозных объектов и посещение их незамужними женщинами без благословения в обуви, здесь является тяжким грехом и оскорблением местных обычаев. Ей посоветовали во всём чистосердечно признаться и тогда суд общины проявит к ней снисхождение и после публичного покаяния и выплаты крупного штрафа, ей разрешат вернутся домой, однако карма её будет безнадёжно испорчена, что неизбежно повлечёт суровое наказание в будущем.

Однако ей будет дано освобождение от этого наказания, если она обязуется вступить в их закрытую женскую общину Сестёр Солнца, в качестве инструктора йоги и последовательницы их радикального учения, где будет вести строго аскетичный образ жизни. При условии, что её нахождение там будет пожизненным, при минимальных контактах с внешним миром. Перед этим будет дан срок для завершения всех мирских дел и подготовки её к жизни в аскезе и прохождению ритуала её посвящения.

Кристина пойдёт на это, осознанно и добровольно, пройдя все этапы инициации и очищения, путём суровой аскезы, что бы спасти остальных адепток секты от коллективного суицида и очищения своей кармы, которые будут включать в себя:

1. Вступление в секту Сестёр Солнца, которая будет представлена ей клубом любителей йоги и всяких восточных учений и эзотерических практик. Она будет вести там вполне свободную жизнь, без каких либо существенных ограничений, посещая лишь регулярно занятия йогой, медитацией и пения мантр, на которых обязана быть босиком в их традиционной одежде и будет подвергнута психологической обработке.

2. После соответствующей обработки, а по факту сильнейшего зомбирования путём НЛП, сеансов массового гипноза и вполне возможно употребления наркотических или психотропных веществ, она перейдёт на постоянное проживание в их закрытой женской общине, где будет сама проводить как инструктор занятия йогой и ещё более активно подвергаться психологической обработке со стороны её лидеров, где передаст им полностью все свои личные вещи, документы, деньги и ценности. Сама же будет носить исключительно положенную там одежду и ходить уже исключительно босиком, не покидая правда пределов общины, живя в умеренной аскезе, без самоистязания и изменения внешности.

3. Пройдя второй этап, который будет длиться от нескольких месяцев, до нескольких лет, Кристина перейдёт уже к более суровой аскезе и практике ритуального истязания босых ног, которое будет включать в себя экстремальное хождение босиком за пределами этой общины, стояние во время йоги и медитации на острых камнях, досках с гвоздями, горячем песке и колючих растениях, с обязательным хождением по горячим углям, как экзаменом. Она будет обязана максимально закалить и сделать как можно более жесткими свои подошвы, что бы полностью обходиться без обуви до конца своей жизни и совершить босиком ритуальное паломничество по этой стране для достижения просветления и перехода в состояние сомати. Так помимо постоянного барефутинга и ношения исключительно сектантской одежды, обязательного удаления волос кроме головы на всём теле, она будет обязана пойти на необратимое изменение внешности путём нанесения особого рисунка несмываемой хной на лицо и открытые поверхности тела, а также немного остричь и покрасить ей волосы и обязательно целиком пальцы ног, подошвы и пятки, которые после этого ещё сильнее огрубеют и сморщатся, навсегда оставшись такими, что вызовет к ней особое уважение.

Отредактировано inkognito (2021-07-28 16:00:40)

Автор Paavali Harakkainen

Есть у меня один текстик, персонаж которого произносит такие слова... "Лично мне, чтобы по-настоящему отдохнуть, нужно погулять босиком, — только когда я босиком, я свободна и счастлива, когда подошвами ног я скольжу по отполированным веками тёплым камням, когда меня обдувает чуть заметный свежий ветерок и слегка пригревает ласковое солнце, когда всё вокруг меня складывается так, как в сегодняшний чудесный вечер, тогда я чувствую, как моё тело наливается новой силой… Вот ты говоришь, что ты любишь твой город, а ты можешь сказать, какой он? Гладкий и нежный как шелк или, наоборот, грубый как наждак? Горячий, как сковородка или теплый, как руки мамы? Приятный он или отталкивающий? Высушенный, как бетонная плита, или влажный, как морской берег? Липкий и пачкающий, моментально пристающий к ногам черной грязью, как покрытый вареньем пирог, или стерильно чистый, как политая белой глазурью тарелка в доме аккуратной хозяйки… Пока между твоим миром и тобой полоска из кожи мертвой свиньи, ты не ответишь на такой вопрос… Не найдёшь, что ответить…"

От сапожек взвился дым.
Стану вечно молодым.
С окаянной головой
Я уйду под волчий вой
Неодетый и босой
За красавицей с косой.

Святой Резун, приди ко мне,
Приди ко мне хотя б во сне!
И помоги мне, помоги,
Опять свирепствуют враги!
Профессор барефут-наук,
Как Лев Толстой, запрягшись в плуг,
Ты послужи родной стране
И деве босоногой - мне!

Прикольный рассказик.

Пасторалька