Фрагменты из действительно научно обоснованного исследования по данной теме:
В России первые упоминания о заковывании в железо подследственных арестантов встречаются в Двинской уставной грамоте 1397 г. Заключенных могли содержать в тяжелых колодах, когда ноги привязывались цепью к стулу, а на руки надевались наручники. Важных преступников приковывали к стене, например, Емельян Пугачев был прикован к толстому железному пруту – «лисичке» – к концам которого крепились ножные и ручные кандалы. Русское общество традиционно относилось к заключенным сочувственно. Но некоторые исследователи пишут о пересмотре данного отношения в Москве к середине XVIII века. Ранее основная масса заключенных находилась в центре города и была распылена по тюрьмам различных учреждений. «Острожные трубки» - отверстия для подаяний в стенах острогов - выходили на самые оживленные улицы, а самих колодников выпускали в город на «связках» - в кандалах и нашейных цепях – для прошения милостыни.
Эта древняя практика была связана с тем, что целые категории заключенных не имели иного пропитания, кроме подаяния. Иными словами, колодники составляли неотъемлемую часть повседневного пейзажа Москвы и выполняли тем самым определенные воспитательные и религиозные функции. Однако, документы первой половины XVIII в. указывают на возрастающее беспокойство властей в связи с этим явлением. Все чаще фиксируются «попрекания» со стороны московских обывателей тем, что колодники ведут себя непристойно, вызывающе и портят внешний вид центра города: демонстрируют пыточные раны, почти раздеты, просят милостыню «неучтивым образом», необычными криками и песнями, сидят по кабакам, напиваются и затем дебоширят на улицах. Потребовалось более 10 лет, чтобы изжить эту древнюю практику и исключить колодников из публичной жизни Москвы. В 1752 г. все они были изолированы в первом большом тюремном комплексе на Калужском житном дворе на окраине города.
К началу XIX века настоятельно потребовал решения вопрос о сибирской ссылке и каторге. История ее начинается едва ли не с начала присоединения земель к России. Еще в 1586 г. в Тобольске был учрежден Разбойный приказ, занимавшийся сосланными в новый край беглыми крестьянами, участниками народных волнений и уголовными преступниками. Окончательно ссылка в Сибирь была узаконена Соборным уложением 1649 г. Государство использовало эту меру не только для обеспечения внутренней безопасности, но и как средство заселения территорий. При этом не имелось четкого правового определения ссылки и каторги, статистика не велась, сроки не оговаривались, партии ссыльных препровождались безо всякого порядка. Одновременно действовали десятки указов и манифестов о ссылке, нередко противоречащих друг другу. Между тем, количество отсылаемых в Сибирь постоянно возрастало. Тяжелое положение каторжан и отсутствие порядка в их конвоировании и устройстве приводили к массовым побегам.
Было принято решение о систематизации законодательства и подготовке новых нормативных актов, регулирующих положение о самой ссылке и ссыльных, результатом которого стал «Уставъ о ссыльныхъ» 1822 г. Касательно кандалов в нем говорилось, что цепи или кандалы ножные употреблять только для лиц мужского пола, на девушек и женщин на время пути накладывать ручные оковы, всех малолетних освободить от ношения цепей. Вес мужских оков устанавливался в 5-5 1/2 фунтов, обручи ножных кандалов следовало обшивать кожей.
Причины, по которым женщинам, согласно требований этого регламента, полагались только ручные кандалы:
Во первых, идти в ножных кандалах с «приемлемой» скоростью было делом нелёгким даже для сильных мужчин. Поэтому этапы шли очень медленно. Чтобы ещё сильнее не снижать и без того низкую скорость передвижения, женщин и остальных «немощных» старались разместить в повозках, которые в обязательном порядке сопровождали каждый этап.
Во вторых, большинство ручных кандалов было оборудовано замками, которые позволяли их снимать и одевать без помощи кузнеца. Их снимали по прибытию на пересыльный пункт, для того, чтобы была возможность помыться в бане, постирать бельё и переодеться. Правила гигиены при прохождении этапа тоже были регламентированы и соблюдались достаточно скрупулёзно.
В третьих, такой вариант кандалов был в дореволюционной России единственным аналогом «полицейских», наручников, используемых для задержания и конвоирования тех, кто ещё не был осуждён. Ничего другого в распоряжении правоохранительных органов в этот период просто не было.
Но уже первые годы использования указов 1822 г. показали, что надежды на решение всех сложных вопросов ссылки и каторги чисто административными средствами оказались напрасными.
В 1824 г. по распоряжению начальника Главного штаба генерала Дибича в виде опыта были введены особые ручные прутья для ссыльных, отправляемых в Сибирь, а через год прут был признан общим способом для препровождения арестантов всех категорий, кроме каторжных, по этапу На толстый железный прут с ушком надевалось от восьми до десяти «запястьев», затем в каждое запястье заключалась рука арестанта, а в ушко вдевался замок. Ключ от всех прутов собирались в висевшую на груди конвойного унтер-офицера сумку, которая опечатывалась начальником этапного пункта. Открывать ее в дороге не дозволялось. Людей нанизывали на прут без разбора – ссыльных, крепостных крестьян, которых помещик отправил в отдаленное поместье без затрат на перевозку, потерявших паспорт и т. д., совершенно различных по полу, возрасту, росту, походке, здоровью и силам. Такой связкой они должны были идти по этапу, спать и есть, прикованные к пруту, и при отправлении естественной нужды каждого присутствовали все остальные. Рядом с ними в одиночку шли каторжные: у тяжелых преступников была привилегия – право на «персональные» ручные и ножные кандалы.
Против «прута генерала Дибича» неоднократно протестовал Федор Петрович Гааз, главный врач всех тюремных больниц Москвы, говоря, что «это орудие пытки, которое учит людей ненавидеть друг друга, учит не уважать чужие страдания, забывать любой стыд, учит словом и делом предаваться подлости».
Федора Петровича Гааза, известного филантропа, называли «святым доктором. В 1828 г., получив назначение в Комитет попечительства о тюрьмах, он заботился обо всех заключенных, ссыльных, каторжниках, которых через Москву гнали в Сибирь. Доктор Гааз основал в Москве Полицейскую больницу, провожал каждую колонну, выходящую на этап, осматривал больных, детей и женщин, приносил им еду, одежду. Он сам сконструировал облегченные кандалы, так называемые «цепи Гааза», длиной в три четверти метра и весом три фунта. Доктор проверил изобретение на себе, пройдя в цепях расстояние этапа.
Через московскую пересыльную тюрьму шли арестанты, ссылаемые из 24 губерний, и число их в 1830-1840-х гг. составляло более 6 тыс. человек ежегодно. Гааз добился, чтобы всех каторжан, проходящих через московские пересыльные тюрьмы, перековывали в «его» кандалы. Доктор просил также полного освобождения от кандалов для слабых и калек. «Это не может быть действительным желанием царской семьи, чтобы люди, не имеющие ног, все же получали ножные кандалы, и, так как они не имеют возможности эти кандалы надеть, они должны их таскать в мешке», - писал Федор Петрович. Все его состояние ушло на помощь униженным и обездоленным, и в 1853 г. известного московского врача, слывшего странным чудаком, «утрированным филантропом», похоронили за счет полиции.
По этапу люди препровождались в неформенных кандалах – «мелкозвоне», как называли их арестанты – которые носились поверх одежды. По прибытии на место ссыльных перековывали: цепь, соединяющая два металлических манжета была обязательно крупнозвенной (во избежание суицида, чтобы заключенный не мог повеситься). В оковах продолжали содержать лишь осужденных в каторжные работы: бессрочных каторжных 1-го разряда – в ручных и ножных оковах, прочих каторжных – в одних лишь ножных. Обычно цепь кандалов крепили к поясному ремню и к коленям. Ремешки для подвязывания не выдавались тем, кто имел наклонности к самоубийству: в таком случае заключенному приходилось носить цепь в руках, потому что звук волочащегося железа, по свидетельствам очевидцев, выводил из себя даже самых уравновешенных людей.
Пребывание в кандалах на каторге составляло не менее двух третей срока наказания и было тяжелым испытанием для физического и психического здоровья человека. Наличие оков невероятно усложняло самые простейшие бытовые отправления. Кандалы не снимались даже в бане – одежда продергивалась в зазоры между телом и железом. Чтобы металл не терся по телу и не рвал одежду, под стальные манжеты вставлялись специальные кожаные прокладки («О введении штиблетов, или подкандальников, взамен обшивки кожею ножных кандалов»/Высочайше утвержденное мнение Государственного совета, 1866 г.).
Вместе с тем, стальные кандалы в руках физически крепкого мужчины превращались в смертельное оружие. Каторга знает немало случаев, когда драки кандальных заключенных приводили к человеческим жертвам.
За особо тяжкие преступления на каторге применялось особое наказание – прикование к тачке на срок от 1 года до 3 лет. Вес тачки достигал 5 пудов (ок. 80 кг), в ней ничего не возили; такие заключенные обычно не работали ввиду своей крайней опасности для конвоя и других ссыльных. Наказание это распространялось только на бессрочных каторжных первого разряда. По закону 1893 г. от этой суровой кары были освобождены лица женского пола.
С особого разрешения заключенного могли расковать, когда это требовалось родом работ, а также в случае особо тяжкой, изнурительной болезни.
Длительное ношение кандалов приводило к истончению костей на запястьях и лодыжках, к атрофии мышц, вследствие чего вырабатывалась специфическая походка, которая делала узнаваемым бывшего каторжника даже через много лет после снятия оков.
Автор-составитель Карпеченко С.В., хранитель фондов Культурного центра МВД по Республике Карелия
Полный вариант статьи доступен на ресурсе www:https://10.мвд.рф/news/item/2145106/
Отредактировано quaestor (2017-11-16 18:27:09)
